Зельда Марш - Норрис Чарльз - Страница 2
- Предыдущая
- 2/72
- Следующая
Но это восхитительное время кончилось слишком скоро. Цирк прекратил свое существование после пожара. Зельда помнила страшную ночь, столбы огня, дикую панику, вой животных. Что не сгорело, было разграблено. Цирка более не существовало, и Зельда с отцом поселилась в Бэкерсфильде.
Кухня в поезде, семья агента на маленькой степной станции, пансионы Фриско[1], месяцы странствования с цирком, — все это было только прелюдией к настоящей жизни. Эта «настоящая жизнь» началась для Зельды в Бэкерсфильде. И когда она мысленно возвращалась к прошлому, — исходным пунктом ее воспоминаний всегда оказывался «Гастрономический Отель» в Бэкерсфильде. Все же превратности ее раннего детства, казалось ей, переживала не она, а кто-то другой.
Полуразвалившаяся гостиница, которую содержал отец; Мэтиа Гонзалес, старый дядюшка Трент со второго этажа, живший здесь со дня основания гостиницы; Рэгс, кудрявый пес их соседа — столяра, шотландца; мисс Свит, учительница Зельды; одноклассники… — вот все, что вспоминала Зельда.
«Гастрономический Отель» представлял собой двухэтажное здание на одной из боковых улиц Бэкерсфильда. Стены в столовой были покрыты пестрыми объявлениями и рекламами разных сортов пива, а с керосиновых ламп центральной люстры свешивались фестоны из цветной бумаги, назначением которых было привлекать мух.
Джо Марш или руководил на кухне приготовлениями к очередной трапезе, или восседал за прилавком буфета — с торчавшей в углу рта зубочисткой, наблюдая за работой Зельды и Мэтии.
Красивая дочка Джо Марша не могла точно сказать, когда именно она стала догадываться об истинном характере отношений между ее отцом и ласковой, смуглой, немного тяжеловесной мексиканкой. Зельда была привязана к Мэтии Гонзалес, и Мэтиа, в свою очередь, любила ее. Задолго до того, как девочка поняла смысл насмешливого замечания, брошенного кем-то в ее присутствии, она знала, что мексиканка и ее отец спят вместе. Но она принимала это, как должное, не задумываясь, точно так же, как принимала отношения между отцом и матерью, когда та была еще жива. Мэтиа была добрая женщина, всегда ласковая и нежная к ней и, по словам Джо, «работала, как лошадь». Она вставала в пять часов утра, разводила огонь в печке, снимала ставни, подметала кухню и столовую, делала тысячу вещей, которые нужно было сделать, предоставляя спать, сколько угодно, человеку, который не был ни ее хозяином, ни мужем, но который в их отношениях играл роль и того и другого.
Жизнь в Бэкерсфильде текла лениво, беспечно. Главным занятием окрестного населения было скотоводство, главным интересом города — неразработанные прииски Голера и Рандсбурга. В гостинице Джо Марша в любое время можно было встретить какого-нибудь золотоискателя, остановившегося здесь, чтобы запастись всем необходимым для поездки в горы. Здесь останавливались переночевать и случайные проезжие, и бродяги, и гуртовщики. Единственным постоянным жильцом был «дядюшка Трент», молчаливый обтрепанный старичок, не плативший ровно ничего ни за комнату, ни за стол. Зельда так никогда и не узнала, чем объяснялось такое великодушие отца по отношению к Тренту.
Время от времени с приисков возвращался какой-либо счастливец с мешком, полным самородков, которые надо было отдать на исследование, и с тысячью рассказов — и тогда начиналось веселье: кутежи, в салунах игра по-крупному, а из танцулек неслись топот, прищелкивание, звуки банджо, резкие крики, грубый хохот. Главным местом этого веселья являлся так называемый «Испанский город», от которого было рукой подать до самого респектабельного района Бэкерсфильда. Зельда знала обо всем, что делалось в «Испанском городе», знала в лицо кое-кого из его обитателей, в том числе и «Большую Берту», ходившую в развалку толстуху, известную всему Бэкерсфильду распутницу и сводню.
Мэтиа, примечая, как расцветает красота Зельды, предостерегала девушку, говоря о грозящих ей опасностях. Но смелые и легкомысленные ответы Зельды заставляли мексиканку лишь сокрушенно качать головой. Тогда в воспитание вмешивался Джо, грозно увещевая дочь. Легко было предвидеть, на какой путь толкнут Зельду ее склонности. Жизнь в ней била ключом, и уже с юного возраста ее томила жажда сильных ощущений, сложных и заманчивых приключений. Мужчины засматривались на нее с восхищением и любопытством. А она в пятнадцать лет умела отвечать значительным и дразнящим взглядом из-под темных ресниц или усмешкой взрослой женщины. Зельда знала, чего хочет — «Испанский город» ее не привлекал. Мужчины же привлекали только потому, что ей нравилось пробовать на них силу своих чар.
Но вот в это спокойное, несколько монотонное существование внезапно ворвались события, последовавшие друг за другом с поразительной быстротой и изменившие коренным образом налаженную жизнь Зельды. Прежде всего, однажды утром «дядюшка Трент» был найден в постели мертвым. Среди его вещей обнаружили фотографию отца Зельды, на которой было написано неуверенным почерком Трента: «все оставляю ему». Под этим следовала подпись. У старика не было никакого имущества, — и фотография с этим «завещанием» была небрежно брошена в угол комода. Но прошло полгода — и оказалось, что бывшего жильца Джо разыскивают через Центральную Контору штата. Обнаружилось, что Тренту принадлежал доставшийся ему от родственников участок земли в сто шестьдесят акров близ Уиски-Флэт. Этот участок тогда ничего не стоил и много лет был заброшен. Теперь же какой-то золотоискатель неожиданно открыл там золотоносную жилу.
Старая выцветшая фотография Джо Марша с надписью Трента была в спешном порядке извлечена из комода, пущена в ход, и отец Зельды, после длительных переговоров, согласился продать свое право на землю Трента за десять тысяч долларов наличными.
Но за неожиданным богатством по пятам шло горе. Стряпая всю жизнь у жаркого огня, Джо испортил себе зрение. И теперь врачи объявили, что хозяину «Гастрономического Отеля» грозит полная слепота.
Однако, если он совершенно оставит работу, будет беречь глаза и по двадцать часов в сутки проводить в темноте, то можно надеяться на частичное сохранение зрения.
До тех пор Зельде никогда не говорили, что у нее есть тетка, сестра ее умершей матери. Она и не подозревала о существовании родственников. И вдруг в один прекрасный день экипаж привез со станции тетю Мэри Бэрджесс. Джо в порыве отчаяния написал ей. Он хотел позаботиться о Зельде раньше, чем слепота сделает его беспомощным. Гостиницу надо было продать. На деньги, вырученные от продажи земли Трента, и на то, что ему удалось скопить, Джо мог прожить остаток жизни. Пять же тысяч долларов он назначил на образование и содержание дочери до ее совершеннолетия.
— Уверяю вас, Мэри, — говорил Джо сестре покойной жены, — девочка она славная, но у нее глупости в голове, и при этакой красоте они могут ее, бог знает, куда завести. Я не могу ее удержать. Она — как лошадка с норовом, но вы, вы-то сумеете забрать ее в руки! Вы будете ею руководить, а она уж постарается угодить вам: будет учиться и работать. У вас тихий семейный дом, и слуги, и прекрасная обстановка. Зельде это придется по вкусу. А здесь, в Бэкерсфильде, что она увидит, какие примеры? Компанию потаскушек в «Испанском городе»?.. Если вы не заберете отсюда Зельду, она рано или поздно станет такой же, как они. Сделайте это в память о Кэрри. Она была славная женщина, и вы ее когда-то крепко любили, Мэри.
Зельда помогала на кухне Мэтии, когда ее позвали к отцу. Рядом с ним за одним из столиков сидела «важная дама», как определила Зельда, и они о чем-то серьезно беседовали. Тетя Мэри, низенькая толстушка, скрестила на пышной груди руки в черных перчатках и, сложив губы сердечком, молча рассматривала племянницу. Зельда стояла перед ней, остро чувствуя, что здесь сейчас совершается нечто необычное, и смущенно поглядывала то на незнакомку, то на отца. Ей было стыдно стоять такой оборванной и грязной перед этой тщательно одетой дамой. Передник у нее был весь в жирных пятнах и дырах, рукава платья засучены до локтя, руки черны, так как она только что чистила картошку. Зельда и не подозревала, как она была очаровательна даже в этом виде. Растрепавшиеся каштановые волосы светлым ореолом обрамляли разгоревшееся от смущения личико. Глаза, широко раскрытые, удивленные, словно спрашивали о чем-то. Черный бархат бровей подчеркивал белизну лба.
1
Сан-Франциско. (Примеч. пер.)
- Предыдущая
- 2/72
- Следующая