Выбери любимый жанр

Грешники. Корпорация "Кольцо" - Чубарьян Александр Александрович "Sanych" - Страница 22

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

А сам левой рукой провёл по монитору планшетника, запуская управление супер-оружием.

— Нет, — покачал головой хранитель. — Не в равных. Вирус трансформирует твоё сознание, убеждая в правильности твоих действий, но ты совершаешь ошибку.

— Какой ещё вирус? Паша — это вирус?

— А ты что? — презрительно сощурился Егор Егорович. — Думал, что Павел Дуров — это твой друг? Это мобильный нейро-вирус, поразивший кроме тебя ещё несколько десятков миллионов человек, и случайно попавший сюда, в наш проект. К сожалению, непонятно, что было причиной, а что следствием, но мы всеми силами стараемся не допустить распространения вируса, и если…

— Вы применили ядерное оружие в городе Егор-1, — произнёс механический голос, и хранитель осёкся. Посмотрел на меня с недоумением, даже с разочарованием.

— И какой в этом смысл?

— Если с тобой сейчас что-то случится, — медленно произнёс я, водя пальцами по интерфейсу, видимому только мне. — То ты застрянешь в своём госпитале, пока не прекратится ядерная атака, а она может не прекратиться никогда. Если я так захочу.

— Правда? — с тем же презрением спросил хранитель. — Сможешь сбросить в течение шести часов ещё одну бомбу?

Я промолчал. Через несколько секунд вместо меня ответил механический голос.

— Вы применили ядерное оружие в городе Егор-1.

Егор Егорович сначала опешил. Сидел некоторое время молча. Едва открыл рот — я специально подгадал момент — как его снова перебил механический голос, в третий раз сказав:

— Вы применили ядерное оружие в городе Егор-1.

— Могу сделать и четвёртый, — похвастался я, пока хранитель, вытащив походный планшет, смотрел на отчёты из своего города. — Могу сбрасывать на твой город ядерные бомбы тысячами в день. И как только ты вернёшься, ты попадёшь… проще говоря, ты не сможешь помешать мне. А теперь, прежде чем я приму решение, расскажи мне всё об этом проекте. Всё, что знаешь. Иначе… — я положил на стол дробовик, когда-то давно подаренный Бабой Дусей. — Иначе я отправлю тебя домой, и каждую секунду перед твоими глазами будет распускаться аленький грибок.

— По-мо-ги-те, — произнёс Егор Егорович, тон его был задумчивым, словно он повторял чью-то фразу. И он совсем не походил на человека, нуждающегося в помощи.

— Что? — переспросил я, подумав, что ослышался.

— Ты будешь кричать «помогите», — сказал хранитель. — Когда безумцы будут жрать тебя. Но в госпитале для тебя не окажется места, а Гумилёва я заменю Чарлзом Роулинсоном, и помочь тебе будет некому. Тогда всё вернётся на круги своя. Следующий Павел Дуров станет настоящим владельцем. А ты… Если ты сейчас не назовёшь координаты, ты переживёшь эту боль, но она останется с тобой навсегда.

— Что ты несёшь? — поморщился я. — Просто расскажи мне об этом проекте, пока я не отправил тебя в ядерный ад.

Руку при этом я держал на дробовике.

— Ладно, — сказал Егор Егорович. — Не хочешь по-хорошему…

Я не заметил никакого движения с его стороны. Но стены затряслись. Сначала несильно, потом грохот увеличился. Стеклянный купол командного центра треснул, осколки стекла полетели вниз вместе с перекрытиями.

Рушился не только штаб. Весь город, все здания, казавшиеся неприступными, покрывались огромными трещинами, и разваливаясь, превращаясь в груду строительного мусора.

Я успел вдавить курок, стреляя в Егора Егоровича и отправляя его в госпиталь. Только поднял голову, и увидел, как на меня летит огромная металлическая перекладина. Кажется, я даже глаза не успел закрыть.

Тьма с густым зелёным оттенком. Удушливая, липкая, бесконечно глубокая. Она душила меня, и только боль вышвырнула меня оттуда.

Боль в каждом клетке тела.

Я должен был очнуться в госпитале. Открыть глаза и увидеть белый потолок, услышать равномерное гудение медицинских приборов, почувствовать датчики на теле…

Но вместо этого я чувствовал боль. Пучок оголённых нервов в кислоте. в кипятке. Я сам стал болью.

Безумие. Смотреть, как тебя жрут люди, похожие на зомби. Сохранять сознание, не умирать. Падать в тьму, и снова выныривать. К компании из нескольких голодных безумцев и тела, живого тела.

До города, до спасительного госпиталя, рукой подать. Несмотря на то, что ночь, виднеется стена, и остовы разрушенных зданий.

Но как кричать, когда один из безумцев вцепился в горло, а ещё один отрывает мясо со щеки.

— По-мо-ги-те...

Это был он, Павел Дуров. В тот день, когда я сюда попал. Атака безумцев, голос… это был Паша. Или это был я. Тьма. Боль. Прожектор, шарящий во тьме.

— По-мо-ги-те...

Линза чёрного цвета. Лежит на земле, рядом с разбитым мотоциклом. Можно взять, но руки уже обглоданы до кости. Почему она здесь? Разве линза — не ключ ко всему? Разве не это было нужно Егору Егоровичу?

— Нет, не это.

Выстрелы из дробовика разнесли головы моим пожирателям. Боль не ушла, она не давала мне провалиться в темноту. Наверное, я кричал, но вряд ли у меня оставались лёгкие. И уши — как я мог слышать выстрелы, если ушей не было? Как я могу слышать, что говорит хранитель?

Не знаю. Но я его слышу.

Линза. Он искал линзу, оставленную Пашей.

— Я искал точку невозврата, — говорит хранитель, направляя в мою сторону руку с перстнем. — И я её нашёл. Круг замкнулся. Здесь и сейчас. Пора возвращаться домой, Анатолий Орлов.

Я смотрю на череп, украшавший кольцо, на круги, его обрамлявшие, на пустые глазницы. Тьма изумрудно-зелёного оттенка сгущается, притягивая меня к эпицентру. Боль не усиливается, потому что предел достигнут уже давно.

Давно. Недавно. Никогда.

Я корчился и кричал, сначала съёжившись на сиденье рейнджровера, а потом вывалившись из машины на асфальт тротуара. Посреди Большой Дмитровки, рядом со светофором. Съёжившись в эмбрион, я продолжал кричать от невыносимой боли — которой не было.

Вокруг собирались люди, кто-то схватил меня, удерживая, кто-то стал успокаивать, кто-то дал бутылку с водой, а я вырывался, уже не крича, а завывая. Мне всё ещё казалось, что меня жрут безумцы, что на мне не осталось вообще ни одного кусочка мяса.

Увидел человека в форме полицейского, он что-то спрашивал, но я не слышал и не понимал его. Другие люди тоже что-то говорили, но я не мог ничего разобрать.

Зато я явственно услышал голос Егора Егоровича, обращавшегося, кажется, к полицейскому.

— Офицер, — сказал он. — Этот человек только что пытался угнать мою машину. У меня есть свидетели.

И это было последнее, что я услышал, прежде чем боль окончательно разорвала в клочья моё сознание.

Глава четырнадцатая. Где начало того конца?

Глава четырнадцатая

Чёрный рейнджровер остановился в нескольких метрах от трапа, ведущего в салон реактивного бизнес-джета. Оставив ключи в замке зажигания, Эдуард Макарович Кичиджиев, оперативник корпорации «Кольцо», отвечающий за безопасность проекта «Армагеддон», вышел из машины. Кивнул стоящему рядом водителю со стоянки аэродрома, посмотрел на корпоративный МС-21, светящийся огнями иллюминаторов, бросил взгляд на ночное небо, и стал подниматься по дребезжащим ступенькам.

Почти шесть часов лёту. Хватит, чтобы насмотреться снов на высоте десять тысяч метров. Надо выспаться, последние дни выдались тяжёлые, спать приходилось урывками. Ничего. Главное, что он решил проблему. А какой ценой — не важно. Кому сейчас легко?

— Здравствуйте, Эдуард Макарович, — приветствовал его при входе стюард с бейджиком «Егор». Замялся. — Там… кхм…

Причину заминки Эдуард Макарович увидел, когда вошел в пассажирскую кабину и обнаружил там Мур. В кресле, под пледом, с чашкой чая в руке, она была похожа на сытую кошку, дремлющую у камина.

Или на гадюку, спрятавшуюся под черепом, замершую в ожидании вещего Олега.

Мур была советником шефа — руководителя проекта «Армагеддон». Отвечала за связь разработчиков с топ-менеджерами корпорации «Кольцо» — другими словами, курировала финансирование проекта. Личное знакомство с владельцем корпорации Андреем Гумилёвым добавляло ей полномочий.