Баллада: Осенние пляски фей - Стивотер Мэгги - Страница 2

Музыка в голове играла громко, так, точно через наушники проникала прямо в мозг. Однако странным образом я понимал, что эта музыка – не моя. Она предназначена для кого-то – или чего-то – другого, а мне просто не повезло ее услышать.

Меня это убивало.

Он обернулся и долго смотрел на меня. Я застыл, пораженный не его музыкой, которая продолжала вести мелодию, повторяя: «взрасти, восстань, иди», а его нездешностью, простертыми пальцами рук, которые что-то удерживали под землей, расправленными плечами, подчеркивавшими его силу и непостижимость, а самое главное, огромными ветвистыми рогами на голове, которые застилали небо.

Я не заметил, как он пропал, – в то же мгновение, когда солнце исчезло за краем холма, погружая мир в сумерки. Я глядел ему вслед, немного запыхавшись, ощущая биение сердца в шраме над левым ухом, и не понимал: то ли я хотел бы никогда его не встречать, то ли жалел, что не успел добежать и спросить, почему снова могу видеть его и ему подобных.

Я повернул к школе, но не успел сделать и шага, как почувствовал толчок в живот. Я потерял равновесие и чуть не упал.

Неизвестный резко выдохнул:

– О боже, простите!

До боли знакомый голос. Дейдре. Моя лучшая подруга. Вроде бы.

– Ничего, вторая почка мне все равно ни к чему, – прохрипел я в ответ.

Дейдре, вспыхнув, моментально изменилась в лице, я так и не смог понять, что оно выражало изначально. Я впился в нее глазами. После того как я столько раз представлял себе ее огромные серые глаза на бледном тонком лице, было странно видеть ее наяву.

– Джеймс! Джеймс! Ты Их видел? Они должны были пройти мимо тебя!

Я попытался собраться. Я привык, что мое шестое чувство всегда настороже; удивительно, что меня застиг врасплох такой важный для меня человек.

– Кого Их?

Она сделала шаг в сторону и всмотрелась вдаль, за холмы, напряженно щурясь в наступающую темноту.

– Фей. Их было четверо. Или пятеро?

Я изрядно нервничал. Она так быстро двигалась, что ее волосы, собранные в короткий темный хвост, беспорядочно болтались.

– Подожди, остановись. У меня сейчас голова закружится. Ты сказала «феи»? Опять?

Дейдре на минуту зажмурилась. Открыв глаза, она выглядела уже спокойнее, больше похожей на себя.

– Глупо, да? Я, наверное, просто двинулась. Мне кажется, что они повсюду.

Я не знал, что сказать. Даже просто смотреть на нее было больно – почти забытое ощущение. Вроде как заноза саднит – не когда ее только загонишь, а постоянная тупая боль в месте, откуда ее вытащили.

Дейдре покачала головой:

– Глупее не придумаешь. Я тебя сто лет не видела, мы всего пять минут как разговариваем, а я уже ною, хотя прыгать должна от радости. Ты… прости меня, я никак не могла прийти повидаться.

В какой-то момент я подумал, что она еще что-нибудь добавит к «прости меня». Какие-то слова, означающие, что она понимает, какую боль мне причинила. Не услышав ничего, я хотел было обидеться и наговорить гадостей, однако не решился. Вместо этого, я как последний рыцарствующий идиот-мазохист, пришел ей на помощь.

– В буклете писали, что здесь больше пятнадцати акров территории, мы бы могли еще несколько лет не встретиться.

Дейдре закусила губу:

– Я не ожидала, что уроков будет так много. Но… здорово. Я очень рада тебя видеть.

Последовала длинная неловкая пауза. Раньше мы бы дружески обнялись… Впрочем, это было до Люка и до сообщения, которое я ей отправил и которое ни она, ни я не могли забыть.

– Ты загорела, – сказал я.

Вранье, Ди никогда не загорает.

Она почти улыбнулась в ответ:

– А ты постригся.

Я провел рукой по голове, задержавшись пальцами на свежем шраме над ухом.

– Мне выбрили место, куда накладывали швы, а я просто довел дело до конца. Подумывал выбрить на затылке первые буквы имени, но представь, только сейчас осознал, что они складываются в слово «ДЖЕМ». По-моему, это личное оскорбление.

Ди рассмеялась, и я невольно обрадовался.

– А мне кажется, тебе подходит, – сказала она, разглядывая мои руки, так густо покрытые каракулями до запястий, что под чернилами почти не видно кожи.

Я хотел спросить, как у нее дела, про фей, про сообщение, но важные слова не шли с языка.

– Больше, чем тебе.

Она снова рассмеялась, хотя я и не думал ее смешить, мне просто нужно было что-то сказать.

– Вы что здесь делаете?

Мы с Ди развернулись и оказались лицом к лицу с Евой Линнет, преподавателем драматической литературы. В тусклом свете она напоминала маленького бледного призрака. Симпатичное лицо портила хмурая гримаса.

– Вы вышли за территорию школы.

Что-то было не так, но я не сразу сообразил что именно. Она пришла со стороны холмов, а не от школы.

Линнет склонила голову, делая вид, что только сейчас заметила Дейдре. Ди покраснела, как будто нас застукали.

– Не знаю, в каких школах вы учились раньше, но здесь мы такого не одобряем, – бросила Линнет.

До этого лета я бы отшутился, сказал бы, что она не о том думает, что я с рождения у Ди в рабстве или что между нами ничего не может быть, поскольку Ди отталкивает какая-то химическая составляющая моей кожи. Вместо этого я просто сказал:

– Вы ошиблись.

Прозвучало так, как будто я оправдываюсь, и она это почувствовала, потому что продолжила:

– Неужели? Зачем же вы тогда сюда пришли?

Я понял. Я посмотрел мимо нее, в сторону холмов:

– Мы ждали вас.

Линнет выглядела то ли рассерженной, то ли испуганной. Некоторое время она молчала.

– По-моему, нам всем здесь не место. Ступайте по своим общежитиям и забудьте, что здесь видели. Нехорошо начинать учебный год с неприятностей.

Линнет развернулась и пошла к школе, Ди восхищенно посмотрела на меня, а затем повела глазами в сторону Линнет, явно пытаясь сказать: «У нее крыша поехала!»

Я пожал плечами и криво усмехнулся. По-моему, с крышей у Линнет все в порядке. Сдается мне, что не я один бежал за музыкой.

от: ди 

кому: джеймсу

текст сообщения:

вчера все странно вышло, оч скучаю по нашим разговорам, только ты вряд ли захочешь м слушать, думаю о многом, о люке, мое сердце разбито, м тошнит от мыслей о нем.

отправить сообщение? да/нет

нет

сообщение не отправлено,

сохранить сообщение? да/нет

да

сообщение будет храниться 30 дней.

День одиннадцатый (11)(эльф), если верить пометкам на моей левой руке. Закончилась первая неделя – сплошные знакомства и вводные занятия. Вторая неделя начала показывать зубы: пошли ответы у доски, навалилось огромное количество домашней работы. Странно, я почему-то думал, что школа для музыкально одаренных будет непохожа на обычную, а единственное отличие в том, что здесь роли распределяются по группам инструментов в оркестре.

Медные духовые: придурки. Деревянные духовые: кучка снобов. Струнные: заучки, которые все время тянут руки. Ударные: клоуны.

Волынщики: я.

Только занятия по английскому у мистера Салливана остались без изменений. Первый урок по вторникам, четвергам и субботам. Кофеин свой. Он разрешает нам пить кофе на уроке и не притворяется, что в несусветную рань можно обойтись без допинга.

Так вот, Салливан – куратор курса, блюститель порядка в общаге, преподаватель английского – вел занятия, сидя на столе и не выключая музыку в проигрывателе. Остальные преподаватели на второй неделе прекратили реверансы и взялись за нас по-серьезному, а Салливан остался все тем же молодым угловатым посланником Шекспира и компании. Читать он задал убийственно много еще на первой неделе, и на второй ничего не изменилось. Мы бы, может, и возражали, но нам разрешили потреблять кофеин, ставить столы по своему усмотрению и даже ругаться по мере необходимости.

– Мы будем изучать «Гамлета», – объявил Салливан утром одиннадцатого дня, держа в руках огромную термокружку, от которой по всей аудитории расползался запах кофе. Поскольку Салливан – младший преподаватель, он живет при школе и выполняет обязанности куратора. Коридор рядом с его комнатой всегда пахнет как кофейное святилище. – Кто из вас его читал?