Найди меня, любимый - Макбейн Лори - Страница 41
- Предыдущая
- 41/90
- Следующая
Привлекала внимание и девушка с попугаем на плече, сидящая на белом коне. Серебряные колокольчики, вплетенные в гриву лошади, мелодично позванивали. Позади девушки восседала мартышка в колпачке с бубенчиками и в зеленом камзоле. Девочка, темноволосая и тоненькая, танцевала перед конем, аккомпанируя себе на бубне. Ее легкие ножки едва касались земли, когда она кружилась в танце вокруг большой собаки с огромным нелепым бантом на шее. Паренек, идущий следом, не переставая жонглировать, собирал монетки, которые летели к ним из толпы.
Красивый молодой человек в зеленой куртке и в белоснежной льняной рубахе стоял перед палаткой, украшенной цветами.
— Всего через четверть часа, — кричал он, — не опоздайте! Не пропустите! Занимайте места поближе! Совсем скоро начнется очередное представление «Белых коней»! Подходите пораньше, не то мест может не хватить! Самое лучшее представление на ярмарке! Всего через четверть часа! Не забудьте!
Кивнув тем, кто уже успел занять места, он отошел от палатки.
— Ром! Ром! Подожди! — окликнула его молодая женщина. Тот бросил взгляд через плечо, но шага не замедлил.
— Ром!
Досадливо вздохнув, Ромни остановился. Дорогу ему преградили ребятишки.
— Ты что, не слышал? — спросила женщина, задыхаясь от бега, и взяла его под руку.
Он улыбнулся:
— Да разве здесь услышишь что-нибудь, в таком шуме? Разве я из тех, кто будет отворачиваться от красивой женщины? А ты редко когда бываешь так хороша, как сегодня.
Черноглазая цыганка была одной из самых красивых женщин, которых он знал.
— Давно я не слышала от тебя ничего подобного, — прошептала Навара.
— Я повторяю лишь то, что говорят все, — насмешливо ответил Ромни.
— Но только твой голос я хочу слышать. Ром. — Навара пыталась удержать его, но тщетно. Ромни отвернулся. Он искал кого-то в толпе.
Навара скривила губы.
— Ты ведь ее ищешь, Ром? Послушай лучше меня, Ром. Забудь о ней. Она не для тебя. Я прочитала это по ее руке. Едва она появилась у нас, над нами нависла угроза несчастья. Говорю тебе, нам надо от нее избавиться, Ром. Пока не поздно.
Он засмеялся и вырвал руку.
— Ты думаешь, что я стану слушать всю эту ерунду? Не смеши меня! Дури головы толстосумам, а меня понапрасну не дергай. Ты просто завидуешь, Навара. Когда Лили Франциска едет на коне, все смотрят на нее. Поэтому и монет она собирает больше. Ты да и другие должны быть благодарны ей за то, что она привлекает публику к нашим шатрам. Но ты не должна быть такой жадной, любовь моя, потому что своими танцами ты уже заработала куда больше, чем за предыдущие несколько лет. Увы, времена меняются. Скоро малышка с бубном станет получать больше, чем ты, — ядовито усмехнулся Ромни. — Дульси тебя переплюнет. Я заметил, что ты в последнее время больше ходишь, чем танцуешь. Может, ты стала уставать, а, Навара? Надо бы нам сменить тебя на кого-то посмелее. Слышал, что Вебе ищет девушку, чтобы разносила пиво в его палатке.
— Свинья! — Навара хотела хлестнуть Ромни по щеке, но тот успел перехватить ее руку.
— Не смей поднимать на меня руку, Навара. Ни на меня, ни на тех, кто со мной.
Девушка плюнула ему под ноги.
— Ты решил, что эта Лили Франциска будет твоей? Смотри, я смеюсь тебе в лицо, Ром! Я буду смеяться и тогда, когда она разобьет твое сердце. А в том, что она это сделает, я не сомневаюсь. Ты думаешь, что ты пара такой, как она? Ха, ты просто замечтался, парень! Подожди, Ром. Ты для нее ничто. Попробуй возьми ее… Если только тебе удастся миновать этих ее сторожевых псов, что держат всех на расстоянии. Я не знаю, кто из них хуже: тот, что на четырех ногах, или двое двуногих, — сказала Навара. — Но если тебе даже удастся завладеть ею, Ром, и ты узнаешь ее так, как знаешь меня, тогда мы посмеемся оба, Ром. Только веселого в том будет мало для тебя, парень. — Она прищурилась. В глазах ее была ненависть. — Ты не веришь мне, да, Ром? Ты думаешь, она улыбается только для тебя? Да она так же точно улыбается и последнему нищему!
— Замолчи, Навара.
— Это больно, Ром? Больно сознавать, что она относится к тебе не лучше, чем к тем полудуркам, что сторожат ее? О да, она тебя любит! Но только как друга! Вернее, как слугу или как одного из ее животных. Не как любовника! И никогда не полюбит, Ром! Лили Франциска! Какое красивое имя! Словно она не женщина, а цветок. Но цветы быстро вянут, Ром! Вспомни об этом, когда надумаешь лезть к ней в постель. Она все еще невинная, Ром. Женщина в ней еще не проснулась, да и никогда не станет она той женщиной, которая могла бы удовлетворить такого грубияна и повесу, как ты. Честная девушка останется девушкой, пока не встретит своего мужчину. Но ты не ее герой, Ром. Я замечала, как она смотрит, когда думает, что никто не видит ее. Она мечтает о поцелуях и объятиях. Но не о тебе, Ром. Не твое лицо представляет она. Она не создана для нашей грубой жизни. Что можешь ты предложить ей? Ты не в силах обещать ей даже верности! Тебе слишком нравятся женщины. Ты даже мне не мог хранить верность, так ведь, Ром? Хотя я тебе нравилась больше других. И ты веришь, что можешь быть верным ей? Нет, Ром. Если бы был жив ее отец, как ты думаешь, позволил бы он тебе подойти к его дочери? Он ведь был джентльменом, не так ли? Да и мать тоже была леди. Я же вижу, с какой осанкой ездит она на этом своем белом коне. Такая холодная. Такая недосягаемая. Такая недоступная для тебя. Ты дурак, Ром! Разве ты не видишь, что она околдовала тебя? Ты мечтаешь о том, чему никогда не суждено сбыться!
Ромни оттолкнул от себя Навару.
— Ну что же, ступай к ней! Но ты еще приползешь ко мне, Ром. И я буду ждать тебя, как всегда. Я люблю тебя и всегда буду любить. Ты думаешь, что я все это говорю лишь из ревности? Да она просто не сможет удержать тебя. Я не боюсь этой гаджоnote 40 с бледной кожей. Не я одна считаю, что она и те, что с ней, принесут несчастье. В таборе много говорят об этом, и найдутся те, кто…
Ромни схватил ее за плечо:
— Что за сплетни ты распускаешь, Навара? Если я узнаю, что ты задумала дурное для Лили Франциски, я…
— Что, что ты можешь со мной сделать, Ром? Я не сказала ничего нового, ничего, что бы уже не говорили другие. Ты слеп, Ром. Ты не видишь, что они отбивают наш хлеб. Может, потому, что ты берешь себе половину их заработка? Конечно, ты чувствуешь себя прекрасно. Но есть и такие, кто не один год путешествует с нашим табором и кто сейчас бедствует из-за них. Она не принадлежит нашему роду, и она никогда не станет одной из нас. Она отнимает хлеб у тех из нас, кто по-другому не может заработать себе на пропитание. Ты считаешь, это справедливо, Ром? Мне некуда больше идти. Но она… Она другое дело. Неужели ты думаешь, что она станет голодать? Что она позволит терпеть лишения своей черноглазой сестренке? Что она спокойно отнесется к тому, что ее брат станет воровать? Нет, она побежит обратно — к своей семье. Она наследница состояния. Очень скоро ей надоест, и тогда она уедет отсюда. Уйдет, чтобы угодить прямо в объятия какого-нибудь богатого джентльмена, который оденет ее в шелка и обрюхатит. Если ты думаешь, что будет по-другому, ты и вправду ослеп, Ром. Пойди спроси у кого-нибудь помудрее, у старой Марии, например. Что она скажет тебе о твоем прекрасном цветке? Тебе придется ей поверить, Ром. Мы с тобой оба знаем, что Мария видит будущее. Старая никого не дурачит. Спроси ее. Ром, если у тебя достанет храбрости.
Сказав это, Навара пошла прочь.
Ром тут же забыл о ней. Он шел к артистам, сидящим в тени около шатра.
Они обедали черствым черным хлебом, сыром и фруктами. Огрызки яблок валялись возле растянувшегося на траве здоровенного парня. Детина мелодично храпел под звуки рожка, на котором пытался играть мальчик.
— Он съел мой реквизит. Ром, — с широкой улыбкой пожаловался Тристрам, кивая на огрызки у ног Фэрфакса.
— Ты отлично работал сегодня, — похвалил цыган мальчишку. — Скоро начнем тренироваться с огнем.
Note40
Пренебрежительное название женщины-нецыганки у цыган.
- Предыдущая
- 41/90
- Следующая