И пришёл многоликий... - Злотников Роман Валерьевич - Страница 45

• Предыдущая
• 45/75
• Следующая

– Итак, сын мой, у нас есть для тебя поручение. Макгуин склонил голову в вежливом поклоне, но от внутреннего напряжения в горле у него застрял комок. Папа никогда не начинал вот так сразу…

– Я весь внимание, ваше святейшество!

– Не так давно мы узнали, что нечестивый Враг человечества измыслил нечто более страшное и непотребное, чем все, что он творил до сих пор. – Папа сделал паузу, вновь сфокусировав на маршал-кардинале свой подавляюще-кроткий взгляд, а затем продолжил: – На одной из планет, ранее принадлежавшей людям, прислужники Врага собрали женщин и заставили их рожать нечестивых воинов…

Глаза Макгуина расширились, и он удивленно пробормотал:

– Но это невозможно! У нас совершенно разная генетическая основа, метаболизм…

Папа прервал его излияния, вновь воздев свою сухонькую ручку, затем покачал головой, выражая неодобрение подобной несдержанностью, вздохнул и продолжил:

– Это так, сын мой, но рождаемые ими создания вовсе не потомки воинов Врага. Генетически – они чистые потомки людей, внешне похожие на прислужников Врага. А насилие над женщинами – всего лишь гнусная подлость Врага, который таким образом зарождает в сердце женщин ненависть к собственному чаду, выглядящему в ее глазах уродливым порождением нечестивой связи. – Папа тяжко вздохнул, скорбно покачал головой и закончил: – Сын мой, мы должны спасти этих женщин и их детей.

Макгуин склонил голову:

– Я готов, ваше святейшество. Сколько у меня времени для подготовки кампании? Папа скорбно улыбнулся:

– Один день.

– Один?! Но это невозможно!! Я должен… собрать корабли, выслать разведку, штаб должен разработать план… – Маршал-кардинал продолжал сумбурно перечислять вещи, которые были известны любому послушнику, прекрасно понимая, что все это напрасно. Папа уже принял решение, и повлиять на него нельзя. А это могло означать только одно – вся эта операция обречена на провал, вину за который должны возложить на него. И это должно стать концом кардинала Макгуина. Но сколько людей и кораблей будут брошены на верную смерть ради удовлетворения чьих-то амбиций… Он не мог этого допустить! – Ваше святейшество, я не могу выполнить вашу волю столь быстро. Если для того, чтобы время подготовки этой кампании было увеличено до раз… м-м-м… более отвечающих скромным способностям ваших слуг пределов, необходимо, чтобы я ушел в отставку, я готов немедленно отослать вам свое прошение.

На лице Папы мелькнула тень удовлетворения, отчего душа Макгуина ушла в пятки. Похоже, он оказался абсолютно прав. Маршал-кардинал упрямо стиснул челюсти, ну что ж, значит, так тому и быть, и протянул руку к клавише отключения связи. Но тут Папа заговорил вновь:

– В этом нет необходимости, сын мой. Я понимаю ваши опасения. Но в них нет нужды. Я знаю, что сейчас на парковочной орбите над Ватиканом висит «Дар Иисуса» – один из ваших любимых кораблей, а большинство находятся в пределах сорока дней хода. Срок в один день был назначен лично вам. Что касается остальных кораблей – назначьте точку рандеву. К моменту прибытия туда флота вас уже будут ожидать транспорты и танкеры с необходимыми запасами. Планом ваш штаб займется во время выдвижения к точке рандеву. Все необходимые разведывательные данные вам вручит мой личный представитель, которому я доверяю право окончательно одобрить план именем Святого престола.

Макгуин перевел дух. Это уже было похоже на что-то разумное. Вот только что за новый прихвостень появился у Папы? Впрочем, наплевать, он сумеет поставить на место любого. Маршал-кардинал облегченно откинулся на спинку кресла и поинтересовался:

– Когда лицо, облеченное вашим доверием, будет у меня?

Папа кротко улыбнулся:

– Об этом вы договоритесь сами. Я сейчас вас познакомлю.

Макгуин небрежно кивнул, едва сдержав брезгливо-раздраженную усмешку. Изображение Папы начало отдаляться, открывая более широкую панораму его кабинета… И тут маршал-кардинал содрогнулся от мысли, внезапно пришедшей ему в голову. Наконец на экране появился человек, сидящий в легком гостевом креслице. Выражение на его лице было образцом кротости и смирения, но глаза смотрели спокойно и в то же время уверенно, с каким-то странно ощущаемым намеком на усмешку. Макгуин до боли закусил губу. Это был ОН. Аббат Ноэль.

Этиль шмыгнула носом и, чуть придержав шаг, воровато оглянулась. Вокруг вроде никого, как она и рассчитывала. Этиль глубоко вздохнула и, еще раз оглянувшись, нырнула в примеченную еще два дня назад лакуну в сплошном коридоре ветвей, вдоль которого вилась узкая тропинка. Ветром пролетев полсотни шагов, она остановилась и, тяжело дыша, привалилась к узловому дереву, которое тут же зашевелило концами веток, разворачивая ловчие плети. Температура и консистенция тела, привалившегося к стволу-желудку, вполне подходила под многие привычные параметры добычи, и тупой желудок с щупальцами приступил к действиям. Однако тварь не успела. Девушка внезапно вздрогнула, будто уловила какой-то шорох, что было практически невозможно в том гомоне, которым был наполнен лес, и прянула вперед, даже не заметив, что опередила ближайшую ловчую плеть буквально на волосок. Узловое дерево еще некоторое время шевелило своими ветками, а затем замерло. Добыча вышла за пределы досягаемости, так что не было никакой необходимости тратить энергию…

Нтембе считал себя великим воином, хотя и не был чистокровным масаем, потомком славных поколений воинов. Поражение и бегство клана выбило из рядов гвардии Свамбе слишком много воинов, поэтому новый Великий Свамбе, чтобы хотя бы немного восстановить численность своих солдат, принял вопиющее и ранее совершенно невозможное решение, разрешив прием в касту масаев крепких и голодных волчат из других ветвей клана. Ветераны едва не подняли бунт, но Великий Свамбе сумел заставить скрипящих зубами воинов смириться со своим решением. Однако «старые» масаи старались всячески демонстрировать «второсортность» молодого пополнения, этим только распаляя в новичках желание утвердиться, пусть не доблестью, поскольку с того момента, как Великий Свамбе заключил союз с Алыми, масаям ни разу не встретился достойный противник, так хитростью и жестокостью, ошибочно отождествляемой ими со свирепостью «старых» масаев.

Нтембе был как раз из этих «новых» масаев. Конечно, он был еще слишком молод и на его лице сиротливо тянулись, к ушам всего два шрама, обозначавшие, что пока он своей рукой лишил жизни только двоих врагов клана, но… он был силен, свиреп и умел. Правда, убитые им враги были всего лишь обнаглевшими надсмотрщиками, по собственной наивности и извечному самомнению белых свиней решившие, будто такой молодой воин, как Нтембе, будет безропотно терпеть их замаскированные насмешки. А может быть, дело было в том, что великий и могучий Тугомо, его десятник, просто давно не пробовал «сладкого» мяса, а подставляться под нож надсмотрщика не захотел. Первого Нтембе уложил точным ударом ассегая, а второй белый, дюжий угрюмый мужик, прежде чем воин-масай перекусил его артерию, успел располосовать ему весь живот. Так что на животе у Нтембе к сегодняшнему дню было больше шрамов, чем на лице. Да и мясо у тех двоих оказалось не особенно вкусным – жесткое и сильно отдавало привкусом мужчины. То ли дело нежное женское. Вот только последнее время хорошего мяса масаи считай и не видели.

Несмотря на то что в родовых загонах и рабочих лагерях, сосредоточенных в тропическом поясе, содержалось почти сорок миллионов женщин, на стол к масаям попадали, как правило, самки, выбракованные «хозяевами» и неспособные к воспроизведению здорового потомства. А генетические изменения плода были так велики и ложились таким тяжким грузом на организм женщины, что шанс успешно разродиться имела едва ли не четверть собранных женщин. Да и среди успешно разродившихся выживала только треть. Так что «хозяева» строго следили за сохранностью каждого резервуара для вынашивания плода. И те из масаев, кто не сразу осознал положение дел, кончили очень плохо. Нтембе до сих пор прошибал холодный пот при воспоминании о том, как погиб его старший брат. Как он визжал и извивался, когда когти Алого «хозяина» живьем разрывали его на части. Больше всего молодой масай запомнил даже не судорожно дергающееся сердце, упавшее в грязь, замешанную на вылившейся из обрубка брата крови (подумаешь, сколько раз он сам вырывал сердце из приготовленного к разделке «мяса»!), а то, как легко и небрежно «хозяин» запустил когти в украшенное сотней шрамов лицо брата и, буквально вывернув его голову наизнанку, как будто прочные черепные кости были тонкой кожурой, с хлюпающим звуком слизнул мозг. До их лагеря дошли слухи, что подобное примерное наказание состоялось практически в каждом лагере масаев. Поэтому ни один из масаев не мог даже помыслить о том, чтобы выдернуть себе на завтрак свеженького «сладкого» мясца, за исключением одного-единственного случая. Когда речь шла о беглянках…

• Предыдущая
• 45/75
• Следующая