Обреченный на бой - Злотников Роман Валерьевич - Страница 42
- Предыдущая
- 42/92
- Следующая
Он не торопясь шел по улице, не упуская из виду ничего из того, что происходило вокруг. Люди и повозки сновали вокруг во всех направлениях, и приходилось держать ухо востро, чтобы не оказаться покалеченным или не попасть под кнут какого-нибудь из возниц, перевозивших богатых господ. По первому впечатлению Роул был меньше Тамариса, но заселен гораздо более плотно. Тамарис был преимущественно одноэтажным, к тому же там Грон практически не видел города – так, несколько портовых забегаловок да пара кварталов, в которых жили корабельные плотники и парусные мастера. Иногда груды ходили туда подраться от скуки. В Саоре он провел всего четыре дня, и все это время проторчал за запертыми воротами постоялого двора. Так что, по существу, в городе он был впервые. Чем ближе к центру, тем улицы становились все лучше, пока наконец после очередного перекрестка под ногами не оказались каменные плиты мостовой. Через несколько кварталов четырехэтажных зданий, украшенных лепниной и часто перемежающихся то общественными банями, то еще какими-то строениями, похожими то ли на храмы, то ли на судейские палаты, он вышел на центральную площадь, на которой стояли два здания, одно из которых абсолютно точно являлось храмом, а второе, скорее всего, дворцом систрарха. Площадь оканчивалась высокой стеной, которую они заметили со склона. Прямо в центре выходящей на площадь части стены находились широко распахнутые ворота, арка которых была покрыта великолепной резьбой.
– Что, черноногий, дивишься на Врата гимнасиумов? – со смехом спросил молодой голос.
Грон обернулся. За спиной стояли двое молодых ребят приблизительно его возраста, одетых в одинаковые хитоны.
– А почему «черноногий»? – поинтересовался он.
– Ну так мы зовем всех крестьян, – ответил один, в то время как второй снова засмеялся.
Грон несколько мгновений раздумывал, как ему поступить, потом улыбнулся:
– Что ж, может быть, ты прав. – Он сунул руку в кошель и достал золотой и, подкинув его на ладони, подмигнул: – Сегодня я богат, почему бы нам не пойти и не пропустить по стаканчику.
Оба парня восторженно взвыли, потом тот, кто отвечал, обхватил Грона за плечи, что, впрочем, ему не совсем удалось, и торжественно произнес:
– Да пошлют боги удачу этому доброму человеку, а также всем остальным студентам, как послали сегодня нам. – Он хлопнул Грона по спине. – Идем, я знаю отличное заведение, куда не заходит никто из обучителей, даже инспектора.
И вся троица двинулась вниз по улице.
Студенты всегда остаются студентами, хоть в том мире, хоть в этом.
Местечко оказалось весьма загаженной забегаловкой, где подавали ужасно кислое, но зато очень дешевое молодое вино. Сначала Грон пил мало, вслушиваясь в болтовню студентов, которых звали Комар и Улмир, и умело направляя беседу нарочито наивными вопросами, но студенты бдительно следили, чтобы его стакан наполнялся не реже, чем их, и опустошался туда, куда положено. Поэтому в конце концов Грон осоловел, расслабился и даже начал подтягивать какую-то бесшабашную песню, мыча там, где не мог уловить слов. Наконец к их столу приблизился местный вышибала и, мрачно окинув мощную фигуру Грона, произнес несколько вежливее, чем обычно:
– Хозяин велел передать, что вы уже вылакали на весь свой золотой.
– Как?! – взревел Комар. – Даты, верно, шутишь, милейший? Мы не выпили и на десяток медяков! – Он повернулся к собутыльникам, призывая их в свидетели. – Сколько можно выпить за пару часов, а мы еще совсем не пьяны?
Вышибала хмыкнул:
– Не знаю насчет последнего, но уже полчаса, как вышла полуночная стража.
– Что-о-о?!
На этот раз голоса обоих студентов слились. Они обменялись унылыми взглядами. Потом Улмир вздохнул:
– О боги, завтра опять придется предстать перед очи приора.
Оба уныло поднялись и двинулись к выходу, но, когда за ними закрылась дверь, Комар повеселел и, хлопнув приятеля по плечу, произнес:
– Все-таки сегодня был отличный вечер, за такой не жалко и получить взбучку от приора.
Улмир тоже повеселел, и вскоре переулок огласила очередная разухабистая песня. Они прошли несколько кварталов, оглушая уснувшие дома немелодичным, но добросовестным ревом трех молодых глоток, как вдруг Улмир полетел вперед и грубый голос произнес:
– Прочь с дороги, рвань. Этого Грон стерпеть не мог. Почувствовав, как над головой засвистела дубинка, он присел и, обернувшись, врезал нападавшему кулаком в пах, в последнюю секунду слегка придержав кулак, дабы удар не был смертельным. Рында отлетел к стене и сполз на мостовую. Грон хищно развернулся, едва не перекрутившись дальше, чем надо, и, поймав руку второго, хрястнул его кулаком по лбу. Тот тоже осел. Грон отпрыгнул в сторону, ища глазами новых противников, но никто больше не пытался напасть. Рабы опустили паланкин на землю, готовясь бежать при малейшем признаке опасности. Рынды валялись по сторонам, а студенты смотрели на него разинув рот. Грон расслабился, потом чертыхнулся про себя: проклятое вино! Его благие намерения не выделяться разлетелись в пух и прах. Избить двух рынд… Да еще в присутствии студентов… Н-да, это было все равно что выйти голым на центральную площадь и весь день орать свое имя. Завтра он будет известен всем студентам Роула, а это значит, и остальному городу тоже.
– Ну ты крутой, – растерянно оглядываясь, произнес Комар, а Улмир подошел к одному из лежащих рынд и осторожно потряс его за плечо, потом приложил ухо к груди.
– Жив. Уф, они отлетели, как тряпичные куклы, я думал, что ты их прикончил.
Грон неуклюже попытался выпутаться:
– Сам не знаю, как так получилось. Махнул рукой – и все.
Студенты расхохотались, потом Комар развязной походкой подошел к паланкину и потянулся к занавескам:
– Ну что, это должно вас научить, как науськивать своих слуг на достойных людей.
Грон едва успел поймать его за руку:
– Прекрати.
– Ты чего? – удивился тот.
– А того, что мы сами шли, перекрыв улицу и горланя песни так, что не слышали, что у нас за спиной. – Он повернулся к паланкину. – Прошу простить нас, господин, за причиненные неудобства. Искренне сожалею, что так произошло.
Он подтолкнул ребят в сторону площади, как вдруг из паланкина раздался голос:
– Стойте.
Ребята обескураженно замерли. Занавески раздвинулись, и в проеме показалась узкое, холеное лицо с тщательно ухоженной бородкой. Ребята побледнели. Из паланкина высунулись ноги, и на мостовую опустились ступни, обутые в узкие, шелковые сандалии, которые явно не предназначались для улицы. Улмир потерянно прошептал:
– Приор.
А тот окинул их насмешливым взглядом и повернулся к Грону:
– Кто ты, юноша?
Грон немного стушевался. Выпитое еще туманило мозги, и он никак не мог сообразить, к добру или к худу все, что сейчас происходит.
– Мое имя Грон, господин, и я только сегодня утром приехал в этот город.
– Где ты научился так драться?
Грон почувствовал, что лучше не врать о случайности.
– Ну, я вырос в портовой груде на Тамарисе, там часто приходится объясняться не только с помощью слов.
Приор кивнул:
– У тебя довольно правильная речь. Ты где-нибудь учился?
– Если вы имеете в виду гимнасиум, то нет, но мне встречались хорошие люди. Приор улыбнулся.
– Что ж, вполне возможно, что это лучшая школа. – Он задумчиво посмотрел на Грона. – Ты ищешь работу в Роуле?
Грон кивнул:
– Да, господин.
Приор задумчиво посмотрел на лежащих без чувств рынд.
– А что ты еще умеешь делать?
– О, у меня много талантов, господин: я могу колоть дрова, ухаживать за лошадьми, работать на винограднике, неплохо готовлю, правда самые простые блюда, кроме того, я силен и крепок.
– Нам в гимнасиуме нужен расторопный слуга. К тому же если у тебя есть тяга к знаниям, то хотя ты вряд ли сможешь посещать занятия вместе со всеми, но никто не станет запрещать тебе говорить, – тут приор снова улыбнулся, – с добрыми людьми. А таких, уверяю тебя, много среди обучителей.
- Предыдущая
- 42/92
- Следующая