Дело принципа - Макбейн Эд - Страница 18

• Предыдущая
• 18/55
• Следующая

— Мистер Белл?

— Здравствуйте, — ответил Хэнк и пожал руку. — Эфраим Холмс, шеф отдела. Эфраим, это мистер Бартон.

— Мы знакомы, — сухо отозвался Холмс.

— Тайный совет со звездой обвинения, а, Холмс?

— Просто обед, Майк, — ответил Холмс, доставая из пакета бутерброды и напитки. Он заплатил посыльному и устроился в одном из кресел, разложив еду на столе.

— Что у вас на уме, мистер Бартон? — спросил Хэнк.

— Хороший вопрос, — улыбнулся Бартон. Когда он улыбался, его зубы сверкали поразительной белизной на фоне черных усов, а глаза казались маленькими коричневыми точками на широком круглом лице. У него непропорционально большая голова, неожиданно для себя подумал Хэнк. Ему бы играть в театре. — А что на уме у всех в последние дни?

Хэнк развернул бутерброд:

— Я не могу говорить за всех. Только за себя.

— И что же на уме у вас?

— Дело Морреса.

— И я думаю о том же, мистер Белл.

— Вы поэтому сюда и пришли?

— Именно поэтому. Вы в последнее время читали нашу газету?

— Увы, — покачал головой Хэнк. — Я не читаю бульварные газеты.

— Снобизм у государственного служащего?

— Вовсе нет. Просто не имею такой привычки.

— Наша бульварная газета очень хорошая, — заявил Бартон.

— И о чем вы пишете на этой неделе? — сухо поинтересовался Хэнк. — Разоблачаете публичные дома на Парк-авеню? Бартон усмехнулся, однако без тени юмора.

— Мы отвечаем нуждам общества. Мы также находимся на службе общества.

— Конечно. Вы рассказываете рядовым гражданам, где им найти проститутку. Вы добавляете головной боли отделу нравов.

— Мы пишем серию статей об отделе нравов, — заметил Бартон.

— От вашей газеты воняет, — резко вмешался Холмс. — Это дешевая, желтая газетенка, которая выступает под флагом либерализма, чтобы увеличить тираж и сделать себе рекламу. Что вам здесь нужно?

— Пришел поговорить с мистером Беллом, — свел брови на переносице Бартон.

— Я шеф отдела, — ответил Холмс, принимая скрытый вызов. — И имею право присутствовать при вашем разговоре с мистером Беллом.

— Хорошо, — кивнул Бартон. — Итак, что вы думаете об этом?

— О чем? — не понял Хэнк.

— О деле. Их казнят?

— Я представляю обвинение по делу об убийстве первой степени, — сказал Хэнк. — В соответствии с обвинительным заключением.

— А как насчет той истории, которую они выдумали? Якобы у Морреса был нож и он бросился на них?

— Я этим еще не занимался.

— И когда вы собираетесь начать?

— Полагаю, это мое личное дело, мистер Бартон.

— Вот как? А я думал, что вы служите обществу.

— Так и есть.

— Значит, это общественное дело.

— Если бы общественность могла расследовать это дело, я бы с вами согласился, мистер Бартон. К сожалению, общественность не получила юридического образования, а я получил. Поэтому буду расследовать я и готовить дело так, как считаю нужным.

— Независимо от того, что хочет общественность?

— Что вы имеете в виду?

— Общественность хочет, чтобы этих троих парней казнили на электрическом стуле. Я это знаю, и вы тоже.

— И что?

— Что вы собираетесь предпринять?

— А что бы вы хотели, мистер Бартон? Чтобы я лично отвез их в Синг-Синг и завтра же включил рубильник? Они имеют право на справедливый суд.

— Никто не отнимает их права на правосудие. Но в этом деле может быть только одна справедливость, и она очевидна каждому. Они хладнокровно убили беспомощного мальчика. Общественность требует возмездия!

— Вы говорите от имени общественности или от себя лично?

— И от себя лично, и от имени общественности.

— Вы были бы отличным председателем в суде Линча, — заметил Хэнк. — Я так и не понял, зачем вы пришли.

— Узнать ваше мнение по этому делу.

— Я и раньше расследовал дела об убийствах. И к этому делу отношусь так же, как и к остальным: собираюсь делать свою работу.

— А вы собираетесь отправить этих парней на электрический стул? Это дело вашей компетенции?

— Я занимаюсь расследованием убийства первой степени. И не выношу приговоров. Если присяжные признают ребят виновными, судья Сэмелсон вынесет соответствующий приговор.

— По такому обвинению обязательно выносится смертный приговор, и вы это знаете.

— Верно.

— Значит, если вы успешно расследуете дело по обвинению в убийстве первой степени, вы отправите парней на электрический стул.

— Жюри присяжных может подать просьбу о снисходительности, и если ее удовлетворят, ребята получат пожизненное заключение. Такие случаи уже бывали.

— Вы так будете вести дело? В расчете на пожизненное?

— Протестую! — рявкнул Холмс. — Не отвечай ему, Хэнк!

— Скажу вам прямо, мистер Бартон, — начал Хэнк. — В этом деле я склоняюсь к обвинительному приговору. Я представлю все факты суду и присяжным. Присяжные будут решать, подтверждает ли совокупность фактов убийство первой степени. Если они признают парней виновными, судья Сэмелсон вынесет приговор. Месть или возмездие не входят в мои обязанности. Моя работа — доказать, что преступление было совершено и что подозреваемые виновны в этом преступлении.

— Другими словами, вам все равно — казнят их или нет?

— Я буду вести дело по обвинению…

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Я бы не хотел об этом говорить.

— В чем дело, Белл? Боитесь смертной казни?

— С тех пор, как я стал государственным обвинителем, я отправил на электрический стул семь человек, — ответил Хэнк.

— Вы когда-нибудь отправляли на электрический стул подростков?

— Я никогда не вел дела об убийстве, по которому проходили бы мальчики такого возраста.

— Понятно. — Бартон сделал паузу. — Вы когда-нибудь слышали о девушке по имени Мэри О'Брайен?

Хэнк на мгновение смешался, бросив быстрый взгляд на Холмса.

— Да, — признался он.

— Вчера я говорил с ней. Насколько я понимаю, в юности вы с ней крутили роман.

— Думаю, вам лучше уйти, мистер Бартон.

— Ни в Мэри ли О'Брайен — теперь Мэри Дипаче — кроется причина вашей неуверенности…

— Убирайтесь вон, Бартон!

— ..И нежелание вести дело так, как того хочет общественность?

— Хотите, чтобы я сам вас вышвырнул, Бартон?

— Для этого потребуется более крупный мужчина, мистер окружной прокурор, — ухмыльнулся Бартон. — Я все равно собирался уходить. Не пропустите завтрашнюю газету. У вас волосы дыбом встанут. — Он повернулся к Холмсу:

— До встречи, Шерлок, — и вышел из кабинета.

— Сукин сын! — пробормотал Холмс.

В этот же день Хэнк отправился к Мэри.

Он позвонил ей из офиса и предупредил, что придет. Она сказала, что ее не будет до трех часов, а после она готова его принять.

Он шел по улице, как по раскаленным углям. Нигде не бывает так жарко, как в Гарлеме, думал он. Хоть с чем сравнивай, Гарлем все равно окажется горячее, потому что Гарлем — это огромный бетонный склеп, в котором нечем дышать. В июле и августе…

В июле..

Он вспомнил Четвертое июля в Гарлеме. Ему было восемь лет, и в те времена фейерверки еще не были запрещены. Они с матерью стояли у окна своей квартиры на шестом этаже, слушали гром шутих и ракет, смотрели на разноцветные вспышки над крышами. На улице царили шум и суета — мальчишки поджигали консервные банки с порохом и убегали, банки взлетали в воздух, как настоящие снаряды, девчонки визжали. Стоял жаркий летний день, и даже на шестом этаже не чувствовалось ни дуновения. Хэнк высунулся из окна и наблюдал за весельем на улице. Его отец сидел в гостиной и слушал по радио бейсбол. Играла его любимая команда «Янки».

В шесть часов мать обнаружила, что кончился хлеб. Отец, увлеченный игрой, не мог оторваться от радио.

— Ты сходишь, Генри, — сказала мать. — Я посмотрю за тобой из окна.

Он взял деньги и сбежал вниз. Бакалейная лавка — в это время работала только она — находилась в соседнем доме. На улице царил настоящий хаос. С широко открытыми глазами он дошел до лавки, купил хлеб и уже повернул было к дому, когда его окружили ребята постарше.

• Предыдущая
• 18/55
• Следующая