Озорство - Макбейн Эд - Страница 11

• Предыдущая
• 11/75
• Следующая

— Это ничего не значит, — убеждал его Моноган. — Пойми, эти парни совершают миссионерские убийства и не считают нужным придерживаться определенного М. О.[4]

— Миссионерские убийства? — переспросил Монро.

— Да, парни выполняют какую-то миссию.

— А я было подумал, что паршивый покойник был священником или кем-то в этом роде.

— Обет, — пояснил Моноган. — Убивать всех проклятых пачкунов в нашем городе — вот что я хочу сказать. Это похоже на рыцарский обет. На проклятую невозможную мечту.

Ты понимаешь меня?

— Безусловно.

— Человек выполняет миссию, совершает миссионерские убийства и не считает нужным придерживаться определенного М.О. Он убивает и раскрашивает свои жертвы или раскрашивает и убивает их. Он действует бессистемно.

— И все-таки, — пожал плечами Паркер, — убийца замочил мальчишку Херреру в тот момент, когда тот пачкал стену своим шедевром.

— Это ничего не значит, — повторил Моноган.

— Причина смерти — огнестрельные раны головы, — изрек медэксперт и закурил новую сигарету.

Субъекта, сидевшего рядом с Глухим, звали Флорри Парадайз. Под этим именем его знали еще в те времена, когда он был ведущим гитаристом и выступал в составе рок-группы, носившей громкое название «Метеоры». Но роккеры не оправдали своего громкого имени, слава не улыбнулась им, они не взлетели в заоблачные выси. Они могли похвалиться только одним-единственным концертом, состоявшимся в гимнастическом зале местной средней школы. В свободное время группа репетировала в гаражах своих родителей. В те годы по всей Америке гаражи использовались как репетиционные помещения. Флорри было тогда восемнадцать лет.

Юность не прошла бесследно для Флорри, она подарила ему три вещи.

Ненависть к имени, значившемуся в его метрике: Фьорелло Парадизо. Он считал себя оскорбленным тем, что ему навязали это имя при рождении, нисколько не поинтересовавшись его мнением. Все в современной Америке разделяется на то, что можно выбирать, и на то, что нельзя выбирать.

Фьорелло был уверен, что человек должен иметь право хотя бы на выбор своего имени. Будь оно проклято. Этим присвоенным себе правом он воспользовался, когда ему исполнилось восемнадцать лет. Сейчас ему минуло 42 года, но он продолжал зваться Флорри Парадайзом. Это было первое, что осталось у него от незабвенных веселых времен так и не взлетевшего «Метеора».

Недостаток мастерства группа восполняла оглушающей громкостью исполнения. Кроме того, Флорри обожал слушать по радио концерты других рок-групп, повернув до отказа ручку регулирования громкости. И был наказан за это частичной потерей слуха. В этом Флорри не был одинок.

Тугоухостью страдали все, кто в те времена терзал трехструнные гитары и клянчил у родителей усилители стоимостью 2000 долларов и динамики, которые, как любил говорить его отец, было достаточно включить в электрическую сеть, чтобы не взвидеть белого света.

Но вся эта возня с дорогостоящими и таящими угрозу для человеческого организма причиндалами неожиданно обернулась тем, что бывший Фьорелло Парадизо приобрел обширные познания в электронике, и это позволило ему со временем открыть магазин, где он торговал акустическими системами и аппаратурой. Так Флорри стал президентом и единственным акционером предприятия, называвшегося «Метеор саунд системе инкорпорейтед» в память безвременно почившей рок-группы. Группа подарила ему и жену, в которую он влюбился несмотря на то, что она щеголяла в старомодных платьях и бусах, не носила бюстгальтер и украшала голову цветами. Мегги Парадайз была солисткой группы и звалась тогда Маргарет Райли. Она была ирландкой до мозга костей и хороша, как летнее утро. Флорри, однако, не считал ее подарком «Метеора», с него было вполне достаточно имени, тугоухости и «Метеор инкорпорейтед». Ей было уже сорок лет, она растолстела, и Флорри крутил любовь с бухгалтершей своей фирмы, которую звали Кларисой, как героиню фильма «Безмолвие простаков». Бюст у нее был великолепнее, чем у киноактрисы. Любовью Флорри и Клариса занимались после того, как закрывался магазин, под грохот динамиков, выдававших стоунзовскую «Леди Джейн».

Флорри был помешан на всем, что передавало, усиливало, преобразовывало или улучшало звуки, в том числе и на слуховом аппарате Глухого. Ему даже приходила в голову мысль, что такой аппарат не помешал бы ему самому. Временами он с трудом разбирал слова собеседника, но ни за что на свете никому не признался бы в этом. Даже жене, а уж Кларисе и подавно.

Сейчас он слышал все, что говорил ему Глухой: акустика в квартире, по его мнению, была великолепной. Квартира эта находилась в доме по Гровер-Авеню и выходила окнами в Гровер-Парк, где должен был состояться концерт. Флорри держал в руках план парка, который ему дал Глухой, и сверялся с ним, внимательно слушая инструктаж. Он следил и за губами Глухого, потому что акустика акустикой, а пропустишь в его инструктаже хоть одно слово — что тогда?

— Видите на плане большое синее пятно? — спросил Глухой.

— Да, вижу, — откликнулся Флорри.

— Это искусственное озеро. Называется Лебедь.

— Вижу, — повторил Флорри, глядя на план.

— А как раз под ним участок, окрашенный зеленым. Это самая большая в парке лужайка. Называется Коровье Пастбище.

— Гм-м.

— Вот там и состоится концерт.

— Театр на открытом воздухе, да?

— Да. Прекрасное место. На востоке, на заднем плане, озеро, на севере здания Гровер-Авеню. Вы можете все увидеть отсюда, — проговорил Глухой и подошел к широкому, во всю южную стену квартиры, окну. Флорри стал рядом с ним. Сообщники смотрели с высоты 12-го этажа на парк, находившийся на противоположной стороне улицы.

Деревья только-только начали покрываться нежной зеленью, но ничто еще не цвело. Ни форсития, ни заросли кизила не скрашивали желтым или розовым расстилавшуюся перед ними внизу панораму. Было три часа дня, лил дождь.

Но даже в дождь вид обнаженных деревьев на фоне серого мрачного неба был по-своему красив. Сверху лужайка выглядела неравномерно окрашенным коричневым пятном, но, если дожди, хоть и с перерывами, будут продолжать идти, она к тому дню, когда назначен концерт, покроется роскошным зеленым ковром. А за лужайкой простиралось озеро. Оно представляло великолепное зрелище, темно-синее пятно, похожее на амебу и окаймленное с запада Коровьим Пастбищем, а с востока — теннисными кортами. Сообщники внимательно, оценивающе рассматривали парк. Многим еще можно было полюбоваться в этом городе, хотя бы только издали.

— Ожидается, что там соберется почти 200-тысячная толпа, — сказал Глухой.

— Грандиозно, — проговорил Флорри. — Вы были когда-нибудь в Вудстоке?

— Нет, — ответил Глухой.

— В августе 1969-го? Не были там в это время? О-о, вы очень много потеряли. Там собралась 400-тысячная толпа.

Красота! За два дня я трахнулся восемь раз! С восемью разными девками! Блеск!

— Ничего подобного сейчас не будет, — отозвался Глухой.

— Это я знаю. Ничто не может сравниться с Вудстоком.

Ни в жизнь! Ничто!

Глухому вдруг пришло в голову, а не ошибся ли он, связавшись с этим человеком. Справится ли этот допотопный хиппи с ответственной задачей, которую он собирался ему поручить? Но у него были отличные рекомендации. Он не только обладал умениями и навыками, необходимыми для выполнения задуманного Глухим дела, но и с должным презрением относился к законам и правопорядку. Глухой разузнал, что Флорри 13 раз за вознаграждение, значительно превышавшее доходы «Метеор саунд системе инкорпорейтед», из кожи вон вылез, если можно так выразиться, но обезвредил хитроумные системы сигнализации, в результате чего его наниматели легко проникли туда, куда им было нужно. Все эти ночные грабежи со взломом — ровно чертова дюжина — были успешно выполнены, и это сделало Флорри соучастником 13 совершенных преступлений. Так что если бы его поймали и судили, он надолго бы застрял в государственной каторжной тюрьме.

• Предыдущая
• 11/75
• Следующая