Могол - Савадж Алан - Страница 34
- Предыдущая
- 34/133
- Следующая
Хумаюн не разрешил своему английскому кондотьеру действовать самостоятельно, опасаясь, как бы Ричард не дезертировал вместе со своими людьми, не перешел на сторону противника, а то и просто не исчез в джунглях. Молодой правитель захватывал любой город, какой только мог, а затем, следуя своему увлечению, принимался осматривать древние храмы и изучать старинные книги, зачастую забирая их с собой. Он оставался изысканно-вежливым и интересным собеседником, но если Бабур предавался своим увлечениям только в свободное от полководческих забот время, то Хумаюн слишком часто заставлял армию ждать, пока сам разбирался в древних текстах.
Камран поддерживал брата во всех его беззаботных развлечениях.
Пали города Мунду и Чампанир. Но Бахадур-шах снова смог избежать сражения, причем все это время султан Гуджарата энергично реорганизовывал свою армию. Несмотря на это, на протяжении нескольких лет подряд Хумаюн беспечно утверждал, что Гуджарат уже присоединен к империи. Могол отправился в Дели, желая исполнить замысел отца и построить новый город Дин Панах поблизости от старого.
Камрана оставили командовать в Гуджарате, сделав Ричарда его помощником, однако самоуверенный могол не принимал советов, да к тому же, как и предвидел Бабур, показал себя бездарнейшим генералом. Когда шесть лет спустя собравшийся с силами Бахадур-шах сам предпринял наступление, армия моголов, поредевшая от лихорадки и недовольная своим никчемным вождем, была изгнана из страны.
Моголы впервые со времен победы при Панипате потерпели поражение. Только ветераны могли помнить взлеты и падения молодого Бабура — большинство воинов знали до сей поры только победы. И прежде всего — индусы, которые никогда не терпели поражений под командованием моголов.
— Для нас наступили дьявольские времена, Блант-сахиб, — проворчал Прабханкар. Несмотря на день ото дня тающую надежду, он все же очень хотел вернуться в Гоа, непрестанно мечтал об этом так же, как и Ричард, который прекрасно знал, что их стремлению пока не суждено осуществиться.
Дома Бланта ждало вознаграждение. Он оставил Гилу в третий раз беременной, когда уезжал в 1530 году, и теперь на него впервые посмотрел беспокойными глазами его пятилетний сын Махмуд.
Саид, бойкий девятилетний крепыш, значительно обогнал своих сверстников ростом, а восьмилетняя Исканда уже выглядела красавицей.
— Скоро настанет время искать ей мужа, — заметила Гила.
— Да, скоро, — согласился Ричард.
Однако вскоре он и думать об этом забыл. С домашним уютом пришлось распрощаться прежде, чем он успел им насладиться. В восточных провинциях империи вспыхнуло восстание.
Однако когда армия двигалась вниз по долине Джамны, Тахмасп, его верный тавачи, был рядом с ним.
Бабур оставил управление восточными провинциями в руках эмиров, но те ничуть не сомневались, что находятся под неусыпным наблюдением властителя, в любое время он сам мог приехать с инспекцией.
Его смерть повергла провинциальных правителей в растерянность, а вскоре стало совершенно ясно, что преемник не проявляет никакого интереса к руководству страной. Ричард тоже мало знал о происходящем в провинциях, но даже скупые строки докладов свидетельствовали, что в Бихаре неблагополучно: тирания и невежество шли рука об руку по этой благодатной земле. Именно поэтому он не сожалел, что кампания в Гуджарате закончилась, пусть даже и поражением. Он пришел к выводу, что безопасность и процветание империи, созданной Бабуром на севере Индии, важнее его собственных амбиций. Поражение означало конец личной мечте Ричарда, но он избрал служение Моголам, вознесся вместе с династией и падал с нею.
Ему едва удалось убедить Хумаюна отправиться в поход на восток, когда пришло известие о восстании Шер-хана.
Фарид! Ему, должно быть, около шестидесяти. До сих пор никто не сомневался в его смелости и незаурядных способностях. И вот он в очередной раз подтвердил эти оценки, когда стремительно опустошил Бихар и Бенгалию, одолев могольские гарнизоны хитростью и воинским искусством.
Потому-то Хумаюну и пришлось идти в поход на восток, чтобы наказать этого дерзкого старика.
Сначала казалось, что кампания обещает быть простым повторением похода Бабура в 1529 году. Восставшие уклонялись от сражения, и Хумаюн вновь захватывал город за городом, следуя за противником.
Ричард первым заметил разницу между двумя кампаниями, и какую катастрофическую разницу! Наступая в 1528 году, Бабур посылал впереди армии агитаторов, которые проникали в расположение противника и рассказывали о величии Могола, о несокрушимой мощи его войска. И в то же время великий завоеватель протягивал руку дружбы индусам.
Хумаюн не слишком жаловал индусов. Он понимал, что они часть его нации, что приносят пользу в сражении, но как народ они его не интересовали, разве лишь как историческая диковинка.
Зато теперь в лагере моголов стали появляться шпионы, рассказывающие о слабости правления Хумаюна и величии Шер-хана. Их ловили, подвергали жесточайшим пыткам, прежде чем посадить на кол, но они до конца кричали о превосходстве Шер-хана.
Началось дезертирство, и не только среди простых воинов. Тук-баши исчезали вместе со своими отрядами. Еще более тревожными были известия о том, что местные могольские эмиры, некомпетентные в управлении, хотя и преданные Бабуру, сейчас так же переметнулись к Шер-хану.
Ричард советовал вернуться и укрепить свои позиции, но Хумаюн даже слушать не желал об этом.
— Отойти — значит уступить эту страну афганскому негодяю. Ты боишься численного перевеса его войска? Сколько их? Разве не разбил мой отец Лоди, когда соотношение сил у них было один к двум? Разве не разбил он в четыре раза превосходящих численностью раджпутов? Ты же был там, Блант-эмир. Разве это не правда?
Ричарду не оставалось ничего иного, как согласиться, что так оно и было.
— А чем я хуже моего отца?
На этот вопрос нельзя было ответить правдиво, и Ричард отважился лишь напомнить Моголу, что в данном случае большая по численности армия состоит в основном из моголов. Бабуру никогда не приходилось сталкиваться с такой ситуацией.
Несмотря на эти доводы, Хумаюн решился на осаду крепости Чимар: это позволяло ему разместить свою штаб-квартиру в Бенаресе. Он провел здесь несколько месяцев, изучая археологические сокровища древнего города, в то время как его армия катастрофически таяла. Так продолжалось до тех пор, пока Шер-хан не пришел к выводу, что пробил его час.
Сражение произошло 26 июня 1539 года близ Чаузара. Место и время выбрал Шер-хан, когда счел, что накопил достаточно сил. Хумаюн использовал для обороны классическую могольскую тактику, и все бы хорошо, но... на этот раз против него выступал человек, досконально знающий эту тактику. Когда Хумаюн двинул вперед свою пехоту, чтобы остановить атакующую кавалерию восставших, в нее с флангов полетели тучи стрел, выпущенных скрытно пробравшимися лесом конными лучниками.
Хумаюн считал лес неподходящим для конной тактики, поэтому атака оказалась для него как гром среди ясного неба. Ричард, раненный стрелой в руку, попытался развернуть часть своих людей, чтобы отбить это неожиданное нападение, но сама форма фаланги, такая неуязвимая против фронтальной атаки, не предусматривала возможность оперативно перестроиться во время сражения. Индусские солдаты дрогнули, и фаланга утратила свою монолитность. Люди побежали с поля боя.
Ричарда вынесли с поля его воины. Однако ему удалось собрать большинство своих пехотинцев, и он вновь повел их в сражение, но к этому времени битва была уже проиграна и Могол отступил.
Шер-хан отпраздновал победу, присвоив себе королевский титул Фарид-уд-Дин Шер-шах и тем самым провозгласив себя преемником Лоди. Тринадцать лет правления Бабура и его сына в Северной Индии он повелел считать междуцарствием.
— Клянусь Аллахом, я заставлю его ползать у меня в ногах, перед тем как вставлю кол ему в зад, — зло выругался Хумаюн, узнав об этом.
- Предыдущая
- 34/133
- Следующая