Забытые боги (СИ) - "Путешественница" - Страница 29

• Предыдущая
• 29/49
• Следующая

  - М-да? И кого ты можешь предложить для этой роли?

  - Всех скопом. Чем больше шума и суматохи вокруг, тем лучше. - Странник хищно улыбнулся, размышляя о чём-то своём. Потом слегка встряхнул головой, отгоняя навязчивые образы, и спокойно встретился взглядом с сосредоточенными глазами отца. - Простите, Повелитель. Я проделал долгий путь и мечтаю об отдыхе.

  - Конечно, можешь идти, - отпустил его Харолан.

  Стоило Повелителю остаться одному, как он нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Всё идёт вкривь и вкось. Алекс скрытничает и начинает врать в глаза. Харолан был уверен, что его сын будет против брака Елены с одним из светлых, а тут непонятно даже.

  Мальчик вырос, начал контролировать свои эмоции. Раньше он бы уже метался по отцовскому кабинету, сметая все попадающиеся под руку предметы, сейчас у него даже голос не дрогнул.

  Но то, что Елена ему нравится - это однозначно. Правда, понял ли это сам Алекс или его, как обычно, нужно подталкивать к правильной мысли? Ничего, можно и подтолкнуть. Главное, чтобы больше не видеть потерянную фигуру сына посреди общего веселья. Алекс не виноват, что его искалечили, но только Елена это осознала. Ещё и поэтому Харолану нравилась эта девочка, которая смотрела не только на оболочку, но и вглубь, стараясь понять саму душу.

  ХХХ

  Я сидела на огромной кровати, поджав под себя ноги, и сосредоточенно перебирала побрякушки, пытаясь понять, какая из них помогла мне справиться с прессом неконтролируемой силы. Последний месяц практически выпал из моей жизни. Почему-то в моём случае плохие события имеют накопительный эффект.

  Мало того, что феникс посчитал меня слабачкой и попытался на свой манер решить мои проблемы, а потом прямым текстом начал меня терроризировать и унижать, утверждая, что я мягкотелое аморфное ничтожество, которое неспособно здраво мыслить и поднять руку на другого, а значит, недостойно быть главным и мешаться под ногами. Фактически, он вознамерился присвоить себе моё тело, превратив меня в пассивного наблюдателя, а то и вовсе уничтожив.

  Но нет, судьбе показалось этого мало, и она решила одновременно подложить мне два подарка в год свиньи. Во-первых, у меня начался резкий скачок развития дара виденья, и на это наложился дар повеления стихиями. Меня буквально спрессовало нахлынувшей силой, а несчастный неподготовленный разум разрывался от тысяч одновременных видений, не имея возможности справиться с таким потоком информации. Только теперь я понимаю, почему прорицатели называют свой дар проклятием. Видеть такое... Ты или научишься быть бессердечной или потеряешь разум. Мне повезло, ибо ни одна из этих участей меня не успела постичь.

  И не к кому было обратиться за помощью. Во всяком случае я так думала. Хотя думала ли я это время? Не знаю. Тонкой тропинкой из страны безумия оказалась вера. В Бога и в себя. Это помогло мне в краткий миг просветления позвать Алакоста. Но тот держался отчуждённо и холодно. Дракон заявил, что я стала больше фениксом, чем его творением. Он бросил меня, и это ощущалось хуже, чем предательство. Как будто горячо любимый отец отверг своё дитя, для которого был одной из основных точек опоры в хаосе жизни. Это было очень тяжело и оставило свой рубец на окровавленном сердце. Это память до последнего вздоха, до конечного мига моего существования. Ну что ж, я познала горечь отвергнутой любви. Любовь, которая смогла бы изменить лик мира, оказалась выброшенной на помойку, будто старая тряпка.

  Но дракон оставил последний совет, который помог мне вновь осознать себя, а также понять другие вещи. Алакосты слишком прагматичны. В них нет всеобъемлющей любви к своим творениям. У них есть лишь радость созерцания того, что они создали. И желание повелевать. Я была его радостью, пока не превратилась в мерзкого феникса. Я поступала вопреки его надеждам, и он отверг меня. Может, именно поэтому наши предки восстали против могущества Алакостов, своих создателей?

  А ведь все должны быть равными, у всех должно быть право на ошибку. Другое дело, что последствия этой ошибки остаются с нами. Быть может, поэтому мы вернулись к нашему истинному Создателю, который, конечно, не всепрощающ, но понимает и принимает право каждого на выбор и ответственность за него. Кто знает, быть может и он страдает от того, что лишил нас когда-то этого права. Но только сейчас я поняла величие и любовь, скрывающиеся в детском теле со старческими глазами. Да, ошибки наказуемы. Но это, по-моему, единственный путь к бессмертию души, к пониманию мира и себя. Я на правильном пути. В том смысле, что этот путь мой.

  Я нежно погладила жёсткую шерсть неизвестного мне животного, из которого сделали переплёт для книги, что сейчас держала в руках. Осторожно, будто самую хрупкую, самую драгоценную вещь в мире. Палец скользнул по древним письменам, не имеющим ничего общего ни с рунами, ни с иероглифами. Первозданный язык. Язык творения и разрушения. Письмо, состоящее из ломаных линий, в которых нету смысла. Смысл в самой книге. В книге, где от силы сотня страниц, заложены знания, собираемые миллиарды лет. Ну и что, что меня чуть не убили из-за этого? Теперь это сокровище у меня. И не только оно.

  Рука скользнула к кулону, висящему на шее, пальцы осторожно гладили фигурку, казавшуюся живой. Мирайя. Мифическое животное. Символ стремления к заветной цели. Он способен помочь достигнуть желаемого, если ты искренне стремишься к этому и отдаёшь все силы. Но Мирайя не любит лентяев. Это не волшебная щука, готовая исполнить любое желание, пока ты сидишь на печи. Нет, Мирайя сурово карает лежебок и тех, кто распыляет себя понапрасну. Но он помогает собрать свои силы, волю, направляя их на достижение главной цели.

  Мне будет довольно сложно, ведь мои желания и желания Дефансера не совпадают. Да и цель у меня не одна. Пока их две, но самые-самые важные для меня. Оценит ли их Мирайя? Сочтёт ли достойными, чтобы беспокоить его? Но другого выхода, кроме как просить его о помощи, я пока не вижу.

  Я ещё раз погладила переплёт древней книги и спрятала её в один из своих тайников. У меня был тяжёлый, изматывающий период, но он закончился. Не без потерь, конечно. Я нащупала под тонкой рубашкой рубец шрама на предплечье. Да, он останется, как память, как вечное напоминание. Этот шрам никогда не заживёт, ведь почти ничто не может залечить раны, нанесённые оружием настолько пропитанным магией. Браслет Алакоста мог бы, но я его выкинула, так как не могла больше видеть и раз за разом вспоминать.

  Сейчас я хочу покоя и расслабленности, а потом... Да, потом я начну действовать. И, надеюсь, Мирайя поможет мне в достижении моих целей.

  Инструмент, напоминающий клавесин шестнадцатого века прикорнул в одной из отдалённых комнат, давно пустой и заброшенной. Сюда заглядывали разве что слуги, чтобы протереть пыль. Клавесин стоял на возвышении посреди комнатки, завешенный со всех сторон бежевыми тканями, мягкими и тяжёлыми на ощупь. Следом за мной сквозь занавеси пробрался любопытствующий лучик солнца и выбил из лакированного дерева радугу оттенков. Ткани недовольно зашуршали, не желая отодвигаться. Темнота поспешила затеряться в складках материи, а передо мной стоял светлый, почти белый инструмент, омытый солнцем. Потревоженная пыль плясала в воздухе. Похоже, здесь убирают не так часто, как я ожидала.

  Я никогда не играла на пианино, но я ЗНАЮ, как это делается, и я знаю, ЧТО хочу сыграть. Крышка мягко скрипнула, откидываясь. Клавиши были прохладными и маленькими, меньше, чем я себе представляла. А звук оказался глубоким, но нежным и чистым. Музыка так похожа, но в то же время сильно отличается от той, что знакома с детства. Не знаю, в чём различие. Это очень сложно описать.

  Первые ноты вышли неуверенными и дрожащими. Инструменту будто передалась моя осторожность и неловкость в обращении с ним, затем он обиженно звякнул и замолк. И вправду. Чего я так волнуюсь? Право, как студентка перед первым экзаменом.

• Предыдущая
• 29/49
• Следующая