Преступная связь - Макбейн Эд - Страница 20

• Предыдущая
• 20/78
• Следующая

«Тополино» — подумал Майкл.

Микки Маус.

Позже переиначенный на американский манер и превратившийся в Микалино.

Лино.

Все возвращается на круги своя.

Бедный, но честный итальянский иммигрант приезжает в Америку в начале века, открывает булочную, которую после его смерти наследует рожденный на новой родине сын Эндрю. У Эндрю, в свою очередь, рождается сын Энтони. Он становится «многообещающим строительным подрядчиком» и, когда приходит его черед, производит на свет двух дочерей и сына, названного в честь деда Эндрю и получившего от прабабки прозвище Тополино.

Эндрю Фавиола.

Тот самый Лино, которого его отец назначил себе в преемники.

Эндрю Фавиола.

Студент, еженедельно покидавший Лос-Анджелесский университет ради Лас-Вегаса, где он осуществлял руководство принадлежащим отцу игорным бизнесом, а также завоевал славу «любимца девиц из кордебалета и азартного игрока».

Эндрю Фавиола.

Без разрешения которого теперь нельзя дать послабление незадачливому любителю скачек.

Эндрю Фавиола.

Который, возможно, держит в своих руках все нити теперь, когда его отец упрятан в канзасскую тюрягу.

Было девять утра тридцатого декабря. До Нового года оставалось почти двое суток. Майкл взял трубку и набрал номер шефа.

Он поджидал ее при выходе из школы.

День выдался на редкость холодным, над городом висело небо металлического серого цвета, пронзительный западный ветер задувал со стороны Гудзона. Несмотря на раннее время — всего четыре часа, — казалось, что уже наступили сумерки.

Сара рывком открыла дверь, на ходу надевая перчатки. Красную шерстяную шапочку она натянула по самые брови, вокруг горла обмотала того же цвета шарф. Прошла уже неделя, как она вновь приступила к работе, и от южного загара остались практически одни воспоминания. Обычно она шла пешком в западном направлении, где в квартале от школы садилась на метро, ехала до Семьдесят седьмой улицы, а оттуда опять пешком добиралась до дома на Восемьдесят первой улице. Вся дорога занимала около пятнадцати минут. Вот и сейчас она только собралась отправиться по привычному маршруту, когда он быстрым шагом перешел через дорогу и неожиданно возник перед нею, точно как тогда на пляже в Сент-Барте.

— Привет, — сказал он.

В первую долю секунды она решила, что на нее напал один из многочисленных нью-йоркских сумасшедших. Но через мгновение она его узнала и сразу поняла, что его появление не случайно, что он искал ее.

— Чего вы хотите? — спросила она.

— Мне надо с вами поговорить.

— Пожалуйста, уходите.

— Я хочу извиниться за...

— Нет никакой необходимости извиняться, просто уходите, прошу вас. Оставьте меня в покое, и все.

Их путь лежал через Парк-авеню. Когда они достигли центрального островка, где ветер, казалось, дул особенно безжалостно, светофор переключился на красный, и им пришлось несколько минут подождать. Затем он снова пошел рядом с ней, подстраиваясь под ее походку. Никто не произнес ни слова, пока они не приблизились к Лексингтон-авеню.

— Вы помните, в каком кино она так сказала? — неожиданно нарушил молчание Эндрю.

— Нет. Кто? В каком кино? О чем вы говорите?

— Грета Гарбо.

— Нет, не помню. Послушайте, я иду домой. Я замужняя женщина. У меня дочь...

— В «Гранд-отеле», — перебил он. — «Я хочу остаться одна».

— Я тоже хочу остаться одна. Не понимаю, зачем вы пришли сюда.

— Чтобы извиниться. Хотите чашечку кофе?

— Нет. Прощайте, мистер Фарелл.

— Эндрю, — поправил он.

— Хорошо. Прощайте, Эндрю.

Сара направилась к ступенькам, ведущим вниз в метро. Он задержался на мгновение, затем бросился вдогонку. У турникета Сара принялась рыться в сумочке в поисках жетона. Как назло, жетоны у нее кончились, и она собиралась наменять их в кассе, когда он снова возник у нее на пути.

— Пожалуйста, перестаньте! — вскипела она.

— Одна чашечка кофе. Тогда я смогу объяснить.

— Нет.

— Ну прошу вас.

На его лице она увидела то же умоляющее выражение, какое было у Молли в день покупки рождественской елки. Сара уже открыла рот, чтобы окончательно отказаться, но он смотрел на нее так жалобно, так...

— Послушайте, — произнесла она. — Я в самом деле...

— Пожалуйста, — повторил он. — Мне так стыдно за свой поступок тем утром. Я хочу объясниться.

— Нечего тут объяснять. Я принимаю ваши извинения. Очень рада была еще раз повидаться.

— Вы говорите не от чистого сердца.

— Вы правы, — отрезала она, обошла его и направилась к кассе. Темнокожая женщина за стеклянной перегородкой вскинула глаза ей навстречу.

— Десять жетонов, пожалуйста, — попросила Сара, доставая кошелек.

Тут вновь раздался его голос: «У меня есть».

— Что? — не поняла Сара.

Он просунул под стекло двадцатку.

— Плачу я, мисс, — воскликнула Сара и подала в окошечко пятерку и десятку.

— Берите двадцатку, — приказал он.

— Так кто из вас платит? — невозмутимо поинтересовалась кассирша.

— Я, — одновременно выпалили оба.

— Двое платить не могут, — объявила кассирша. — И прошу не занимать мое время.

— Она никогда не позволяет мне ни за что платить, — вздохнул Эндрю и с улыбкой взял свои деньги обратно.

Сара сгребла жетоны и сдачу.

— Теперь я должен вам чашечку кофе, — заметил он.

— Каким, интересно, образом? — удивилась она.

Сара уже знала, что позволит ему угостить себя кофе.

— Так ведь это вы заплатили за жетоны, разве не так?

— Не вижу логики.

— Где здесь поблизости есть приличное местечко? — спросил он.

Вдоль Лексингтон-авеню рядом со станцией метро работало великое множество ресторанов, кафе и забегаловок, но она побоялась пойти с ним туда, где существовала вероятность встретить кого-нибудь из своих учеников. Позже она задумается над природой своих опасений, над тем, почему уже тогда не захотела, чтобы кто-то видел ее в его обществе. Поэтому Сара отвела его на Вторую авеню в небольшой французский ресторанчик, где подавали великолепные рогалики и отличный кофе.

В заведении царила атмосфера уюта, какая бывает в теплом доме, когда за окнами лютует мороз. На вешалках прямо у входа вперемешку висели пальто посетителей, официанты расхаживали по-простому, в свитерах, в воздухе плавал аромат крепкого кофе и вкусной выпечки, а сквозь витрину толстого стекла можно было наблюдать за прохожими, спешащими мимо, согнувшись навстречу безжалостному ветру.

Они нашли свободный столик рядом с огромной медной кофеварочной машиной и заказали по кофе и по рогалику с шоколадной начинкой. Под курткой на нем оказалась голубая фланелевая рубашка, серый спортивный пиджак из твида и серые же, только более темного оттенка, слаксы. Сара в тот день надела свои, как она выражалась, «учительские обноски»: темно-зеленый свитер, темно-коричневую шерстяную юбку и зеленые рейтузы. Обычно она ходила на работу в туфлях на каблуке. Сегодня, из-за непогоды, Сара остановила свой выбор на сапогах коричневой кожи с высокими, до колен, голенищами. Она сняла красную шапку и засунула ее в карман пальто. Красный шарф все еще укутывал ее шею. Он же даже на улице шел без головного убора. Они уселись по разные стороны маленького обшарпанного деревянного стола: голубоглазая блондинка и голубоглазый шатен.

Потом она скажет ему, что они неплохо смотрелись вместе. И задумается, приходила ли ей в голову такая мысль в день их первой встречи в Нью-Йорке.

— Итак, позвольте мне объясниться, — начал он, сделал паузу, дожидаясь ее кивка, затем продолжил: — Начну с того, что я не так уж часто бросаюсь с поцелуями на замужних женщин.

— Очень мило.

— Правда. Я обычно... веду себя очень сдержанно.

— Угу.

— Но в то утро... я не знаю... Просто... я не мог от вас глаз отвести весь предыдущий вечер, и когда...

— Эндрю, — остановила она его и, немного поколебавшись, добавила: — Мне не нужны ваши объяснения. Поверьте. Я не жду их, я не хочу их, я не прошу их.

• Предыдущая
• 20/78
• Следующая