Преступная связь - Макбейн Эд - Страница 44

• Предыдущая
• 44/78
• Следующая

Когда они взобрались по трапу, их приветствовал самый уродливый человек, какого Эндрю когда-либо приходилось видеть. Его лицо покрывало множество шрамов, словно у горевшего в танке танкиста.

Он обменялся рукопожатиями с гостями и представился:

— Меня зовут Луис Идальго. Рад познакомиться. — Говорил он по-английски с сильным акцентом. Очевидно, пока они поднимались по трапу, он обыскал их глазами, потому что сразу же заметил: — Здесь вам оружие не понадобится, хотя если вам так удобнее...

— Нам так удобнее, — сказал Руди.

— Как вам угодно, — холодно улыбнулся Идальго. — Хотите чего-нибудь выпить?

— Я нет, — ответил Руди.

— Спасибо, нет, — покачал головой Эндрю.

— Тогда поднимемся наверх и поговорим.

Яхта представляла собой огромную рыболовецкую шхуну. Они вскарабкались на мостик и расселись на солнце. Идальго был одет в свободные брюки, черные низкие кроссовки и черную же футболку. На груди поверх футболки висел массивный крест на золотой цепочке. И Руди, и Эндрю явились на встречу в легких серых слаксах, голубых пиджаках и белых рубашках с расстегнутым воротом.

— В графине лимонад, — объявил Идальго, — на случай, если вам захочется пить.

— Спасибо, — ответил Руди и налил себе бокал.

— Итак, — начал Идальго, — интересная история приключилась с Морено, не правда ли?

— Ужасно, — покачал головой Руди и сделал глоток лимонада.

— Да покоится душа его с миром, — произнес Идальго и улыбнулся. Когда он улыбался, он выглядел еще ужаснее. — Но после его ухода остался вакуум, да? Потому что он не готовил себе замены, понимаете? Учитывая все обстоятельства, с его организацией покончено. Se acabo. Жаль.

— Вот потому-то мы и здесь, — сказал Эндрю.

— Да, конечно, — кивнул Идальго. — Но вы уже говорили с кем-нибудь еще?

— С вами первым, — уверил его Руди.

— Хорошо. Потому что кто-нибудь другой попытается занять ведущие позиции или даже сделает вид, что занимает ведущие позиции, но на самом деле никто из них сейчас не в состоянии заполнить образовавшийся вакуум. Вести дела вам следует только со мной. То есть если вам нужен колумбийский кокаин.

Эндрю промолчал.

Руди спокойно прихлебывал свой лимонад.

— Вы пришли к тому, к кому надо, сеньоры, — снова улыбнулся Идальго.

Руди думал, что с такой мордой хорошо сниматься в фильмах ужасов.

— Вы понимаете суть нашего плана? — спросил он.

— Да, мне его объясняли.

Вилли Изетти летал с Карибов в Боготу, чтобы провести предварительные переговоры с одним из людей Идальго. Он сообщил в Нью-Йорк, что обстановка для заключения сделки, похоже, складывается благоприятная. И вот они здесь, чтобы расставить точки над "и". Идальго знал, что они убили Морено в его собственной постели. В его собственной постели, черт побери! Они надеялись, что это произвело на него впечатление. Их самих успех операции, бесспорно, окрылил.

Руди не стал тянуть кота за хвост.

— Мы предложили Морено сорок процентов прибыли. Вместо трети, как планировалось вначале. Тем самым наша доля и доля китайцев уменьшились примерно на три и три десятых процента, но мы были готовы пойти на такие уступки...

— И готовы до сих пор, — вставил Эндрю.

— ...потому что понимаем, какая ситуация сейчас сложилась на рынке, — продолжал Руди. — Справедливость есть справедливость.

Идальго согласно кивнул.

— Морено хотел шестьдесят, — сказал Эндрю. — Не исключено, что именно поэтому кто-то из его собственной организации и убрал.

— Ну да, из его собственной организации, — сухо повторил Идальго.

— Потому что они понимали, что он перегнул палку, — пояснил Руди.

— Перегнул палку, да, — согласился испанец. — Но тем не менее сорок, это, знаете ли, — он беспомощно развел руками, — маловато, учитывая положение на рынке. В отличие от рынка, который мы только хотим организовать.

«Сукин сын тоже хочет шестьдесят, — подумал Руди. — Придется и его пришить в его собственной постели».

— Мне надо переговорить с моими партнерами, — сказал Идальго, пытаясь выглядеть донельзя огорченным, мелкая сошка, которой предстоит отчитываться перед могущественными держателями акций. — Мне придется убедить остальных, понимаете?

«Ерунда», — подумал Эндрю.

— О'кей, на что они пойдут? — спросил он. — Эти другие? Только не забывайте, куда шестьдесят процентов привели Морено.

Их взгляды встретились.

Руди испугался, что его племянник зашел слишком далеко.

— Мои люди не такие жадные, как Кулебра, — наконец выговорил Идальго.

— Так как вы думаете, на что они согласятся? Ваши люди.

«Его люди, как бы не так», — подумал Руди.

— На пятьдесят наверняка, — ответил Идальго.

— Не пойдет, — отрезал Эндрю.

— Возможно, на сорок пять. Но только возможно. Мне придется очень настойчиво их убеждать.

«Врет», — подумал Эндрю.

— Тогда убедите их, — посоветовал он вслух. — Мы согласимся на сорок пять, но больше не уступим ни цента.

— Хорошо, я позвоню вам сегодня вечером, после того как...

— Неужели на вашей яхте нет телефона? — взорвался Руди. — Или радио? Да чего угодно!

— Да, но...

— Тогда звоните им сейчас! — воскликнул Эндрю. — Вашим людям, — скептически подчеркнул он. — И скажите им, что вам твердо обещают сорок пять процентов и вы склонны согласиться. То есть если вы действительно склонны согласиться.

Идальго несколько мгновений сидел в нерешительности.

Затем ухмылка исказила его уродливое лицо.

— Не думаю, что мне так уж необходимо им звонить, — прокаркал он. — Думаю, я могу вам обещать, что они согласятся на сорок пять.

Он протянул руку для рукопожатия. Эндрю протянул свою, и сделка состоялась.

— Вот теперь я бы выпил, — сказал Руди.

— Похоже, его нет в городе, — доложил Реган.

Они сидели втроем в забегаловке на Кэнел-стрит. Майкл не сомневался, что все полицейские Нью-Йорка рано или поздно умрут от сердечного приступа, вызванного беспрерывным курением и обедами всухомятку. Несмотря на обилие хороших н совсем недорогих ресторанчиков в Чайнатауне и Маленькой Италии неподалеку от прокуратуры, Реган и Лаундес, как типичные полисмены, выбрали засаленную бутербродную.

Майкл ел гамбургер и жареную картошку из пакетика. Он с удовольствием выпил бы пивка, но довольствовался диетической пепси. Реган и Лаундес жевали сандвичи. Лаундес постоянно макал ломтики картошки в горчицу, растекавшуюся по бумажной тарелке, на которой покоился его сандвич. Реган неодобрительно взирал на такое вопиющее нарушение правил хорошего тона. Оба пили кофе.

Забегаловка ломилась от судейских клерков, чиновников и секретарш, от помощников окружного прокурора, от полицейских в форме, от сыщиков из первого округа и вообще из любого округа, чьи сотрудники получили сегодня, во вторник, в половине первого дня, повестки в суд в качестве свидетелей. Уровень шума достигал предельно допустимой отметки. Даже хорошо, поскольку они обсуждали операцию, о которой пока что знала только горстка людей.

— Он постоянно встречается с полудюжиной девиц, — рассказывал Лаундес. — Он им звонит, или они ему. Если его нет дома, они оставляют ему послание на автоответчике, и он потом им перезванивает.

— С двумя из них он видится чаще, нежели с остальными, — вступил Реган. — Одну зовут Уна. Имя другой мы пока не знаем. Она просто говорит: «Привет, это я». Он ее сразу узнает и отвечает: «Приезжай, отсоси».

— Ну, так он все-таки не говорит, — смутился Лаундес и обмакнул ломтик картошки в горчицу.

— Не так, но очень похоже. Немного необычно, когда человек звонит и не называет себя. В комнате, в которой установлены прослушивающие устройства, люди, конечно, не называют друг друга по именам постоянно. Такое происходит только в книгах. Ну, когда один говорит: «Послушай-ка, Джек...», а другой отвечает: «Да, Фрэнк, слушаю...», читателю легче различить персонажи. В настоящей же жизни люди пользуются именами только для того, чтобы усилить значение своих слов. Например: «Я скажу всего один раз, Джимми, так что слушай внимательно». Для усиления, ясно? Потому что они отлично знают, с кем они говорят, они видят своего собеседника. Иногда из-за этого прослушивать бывает тяжело. Все они знают, с кем разговаривают, а мы — нет. Но телефон — совсем другое дело. Обычно человек представляется, едва только его собеседник снимает трубку. Или она считает, что она в его жизни одна-единственная, тогда понятно.

• Предыдущая
• 44/78
• Следующая