Редкая птица - Катериничев Петр Владимирович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/54
- Следующая
– Ты хотел сказать? – обращается к нему Ларсен.
– В желудке у Ральфа был портвейн, на бутылке в машине – его «пальчики». – Молодец кивает на меня.
– Я захватил бы бутылку. На пистолете «пальчики» были?
– На пистолете – нет. А откуда ты знаешь про пистолет?
– Длинная история.
– А мы никуда не спешим, – говорит Ларсен. – Рассказывай.
– Он расска-а-ажет…
– Бест… – роняет Володя-Ларсен, и молодец заткнулся.
А я, прихлебывая чифирек, излагаю свою версию событий. Начиная со встречи на пляже и поездки в «росинанте». Естественно, о милых попутчицах умалчиваю, полагая, что это мое личное, глубоко интимное дело. Похоже, особого доверия я пока не вызвал, несмотря на большое личное обаяние. Когда начинаю рассказывать о подслушанном милицейском радио, молодец снова хмыкает;.
– Так-таки сразу и словил?
– Не сразу. Сначала прослушал «Любэ», про поимку банды и главаря.
– Ты знаешь, на каких частотах работает ментовская рация, а на каких – приемник?
– Без понятия.
О том, что ручку настройки крутила Леночка, я молчу. Надеюсь, она все еще мирно спит в «уазике».
– Так машина тоже не моя. Может, Ральфова, может, чья еще, и что за усовершенствования могли всобачить в приемник – вопрос не ко мне.
– Ральф, он технику любил. Лелеял, – подает голос третья персона за столом, этакий худенький благообразный старичок – «Божий одуванчик», чистенький, в черном поношенном костюмчике. Если бы свет был поярче, его полированная лысина в венчике седых волос наверняка пускала бы зайчиков.
Так что – Три Карты в сборе. Как там у Александра Сергеевича? Дама, семерка. Туз. Ну «туз», судя по всему, Ларсен. Старичок – тот непонятная карта, может, и «джокер», а может, и король шахматный. Или тоже туз, но в рукаве.
Молодец-Бест? Боевичок из новых интеллектуалов. В городе я его встречал, он из «ральфовых птенцов». Если и «семерка», то козырная. А скорее – «валет».
Кого не хватает? Дамы. Ну, дамы мне всегда не хватает. Я не космополит, но французы опять правы: шерше ля фам. Эх, надо было все-таки посудачить нам с Леночкой о своем, о женском. Германн, и тот к ломберному столу не лез, пока с графиней не переболтал. Ну да у него – характер нордический, а у меня здешний, раздолбайскии.
Ладно, чего теперь. Проехали.
– Принято, – кивает Володя. – Дальше. Рассказываю о патруле спецназа, о том, как легкомысленно бросил «росинанта» и пошел в кустики «квасить», о скверном мужичонке и о Ральфе с дыркой во лбу. Вроде все.
– Складно врешь, – ехидно замечает «одуванчик», и вся симпатия к нему улетучивается. Зануда, старый пер-дун, старичок-разбойник… Сидел бы тихо, ноги парил и чай с пряниками прихлебывал. А то тоже, козырь, – по малинам сшиваться…
Хотя – пенсии по нашим временам на пряники не хватит. Ну и девчонку за попку подержать, поди, тоже хочется. Старичок-то, похоже, шустрый.
– Пистолетики откуда? И «ксива» майорская? – любопытствует дедок. – На улице нашел и нес в органы сдавать?
– Наган – мой. По случаю. «Пээмы», «узи», «ксивы» – отобрал. При задержании.
– Это ж кто кого задерживал? В гэбэ ребятушки-горлохваты, у них не забалуешься.
Это точно. Не до баловства было.
– Поспешили они чуток. Ошиблись.
– Ага, понятненько. И на старуху бывает проруха. – Старичок засмеялся мелко. – Этак и мы можем поспешить, ошибиться, тут ты нас, сирых, и заарканишь.
Только вот спешить нам некуда. А тебе – и подавно.
Очень хочется ему нагрубить. Но пионерское детство не позволяет.
– Так бывает, – роняет Володя-Ларсен. – Легавые, они легавые и есть. Их как собак: одних на ищеек готовят, других – на волкодавов, третьих – людей душить.
На кого попадешь.
Это он честно. Без балды.
– У нас ты не дури, пожалуй. У нас Хасан – большого таланта мужчина. В своем роде. Молодец-Бест хмыкает:
– Да этого «супера» любой из моих пришьет.
– Врешь. Не любой. А потому я и думаю, Олежек, что ты за зверь?
– Я не зверь. Я – птица.
– Птица? – Ага.
– Какая?
– ~ Редкая. Потому что – вольная.
– Воля… Слаще ее нет. Что ты о доле знаешь – у Хозяина не был.
– Не был. Каждому – свое.
– Только Богу – Богово.
Володя плескает себе в стакан коньячку, глотает махом. Хасан несет ему новую кружку чифиря. Передвигается он бесшумно, как кошка, и, наверное, как и кошка – чувствует обстановку. Смотрит он перед собой или в пол, а потому засекает малейшее движение, вступающее в диссонанс с общей обстановкой. Ларсен прав – большого таланта мужчина. На тоненьком пояске под легкой курточкой – набор ножей в замшевых ножнах, закусочку порезать или человечка за Лету переправить – это уж по обстоятельствам. Судя по всему, Хасан – Ларсенова «номенклатура».
– А к нам чего залез? – не унимается старикашка. – Сидел бы тихо, не светился, может, и сошло бочком, раз ты такой невиноватый. За смертушкой-то гоняться негоже, когда надо – сама тебя найдет.
Ну вредный дед! Самого-то, поди, хлопцы Люциферо-вы давно заждались, о душе бы подумать, – нет, неймется ему!
– Под лежачий камень коньяк не течет.
– Коньячок любишь?
– Компанию.
– С девочками?
– Притухни, дед, – резко обрывает его Ларсен. – Имеешь что сказать, скажи, а попусту не баклань.
Старикашка покраснел от досады, но заткнулся.
– Раз ты уж сюда дошел, Олежек, давай разбираться. Если не ты Ральфа замочил, то кто?
– Может, и вы.
– Я?
– Почему нет? Или красавчик Бест. Или – дедок. Бест невозмутимо принялся за очередное яблоко. Дедок заерзал:
– За такое, фраерок, на зоне…
– Увянь, я сказал! – бросил Ларсен. – Зачем?
– Наследство у Ральфа немалое. Ни тебя, ни дедунчика я в городке раньше не встречал.
– А это не важно. Ральф был мой человек. И При-морск – мой городок.
– Вотчина?
– Вроде того. И власть здесь моя.
– Полная?
– Полная – у Господа. У меня – достаточная. То, что Ларсен – персона высокого ранга, понятно.
Судя по всему – вор в законе. А может, чего повыше, в этих титулах и должностях я профан.
– Если бы Ральф мешал, я бы его устранил – безо всех этих выкрутасов. Так что – в «молоко» попал.
– Прокрутим такой вариант, – предлагаю я. – Должность у Ральфа доходная, работка – не сильно пыльная. И вот объявляется в городке группка, находит некий сверхприбыльный бизнес, организационно самостоятельна…
– Плохо ты знаешь нашу сферу. Если мы в городе работаем, любые новички на виду, торчат, как карандаш в заднице.
– А я и не говорю, что их не заметили. Но Ральф был мужчина занятой, мог поручить разобраться ближнему помощнику какому, вот хоть бы Бесту. Помощник потолковал, смекнул свою выгоду. Доложил Ральфу: дескать, «таможня дает добро», ребята готовы сотрудничать, выплачивать немалый процент и все такое. А на самом деле процент идет мизерный, ребята расширяются и претендуют на главенство в городке. И помощник Ральфов им – не чужой человечек уже.
– Не связывается. Если это помощник, вот хоть бы Бест, – Ларсен хмыкает, – то он знает, что за Ральфом мы стоим. При таком раскладе для него на чужих начать работать – все одно что под «вышку» подписаться. Только без судебных проволочек.
– Связывается. Помощник убирает Ральфа, начинается крутая разборка с чужаками, которую они якобы и затеяли, и тут наш двойничок имеет полную возможность проявить себя: с непритворным рвением отстоять ваши интересы, перестрелять верхушку чужаков и заслуженно занять место Ральфа. А ваши потери компенсируются прибылями от дела, какое чужаки уже поставили на ноги. Красиво?
– Твоя роль?
– Детонатор. Меня подставляют, я начинаю активничать и расшевеливаю обе стороны. Потом меня убирают, а с «жмурика» – какой спрос? И еще: у меня вопрос.
– Ну?
– На кого работает Кузьмин?
– От многия знания многая печали, – вздыхает дедок.
– Кузьмич – правильный мент, – не обращая на дедка внимания, отвечает Ларсен. – Нас он устраивает.
- Предыдущая
- 17/54
- Следующая