Редкая птица - Катериничев Петр Владимирович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/54
- Следующая
Умен – это как сказать, образован – так это во вред человеческому виду, все беды от образования… И вообще – тело, на мой вкус, недостаточно пропорционально, подбородок не волевой, волосы совсем не в ту сторону вьются, да и оттенок паршивый…"
«Но почему ты решаешь! Ведь я же придумал!»
«Потому что я – сильнее. В полном соответствии с теорией. Сильный поедает слабого. Я сильный – ты слабый, подходит?»
«Но я имел в виду…»
«Не важно. Поздно. Уже претворять начали. Тебя как лучше – стерилизовать, усыпить или просто кастрировать?»
Предвижу в этом месте паузу.
Вообще-то с таким вот парнишечкой было бы просто. Набить морду в соответствии с его же теорией. Не поймет с первого раза – снова набить. Больно.
Зато без увечий и вреда для спортивного тела. И очень доходчиво.
Труднее с другими. У этих и теория расписана, и история вопроса – в глубь веков ушла, не докопаться, и офор-млена фундаментально и наукообразно, и отлита в чеканные формулировки. Не важно, как они звучат, важно, что рано или поздно найдется человек, принявший формулировку за аксиому и единственное моральное правило, и начнет «претворять в жизнь». Чем это может закончиться, известно.
Вообще-то, идиотов этих не так много, нормальные люди делом заняты, но идиоты – виднее. Вернее – слышнее. Потому как собраны в кучи и голосисты. В нормальное время, кажется, и вреда от них немного, а вот в смутное…
Такие сами себя выделяют и обзывают (элитой, крутыми, авангардом – это без разницы), присваивают себе право поступать с другими людьми по собственному произволу. Такие только себя считают людьми, а остальных массой, быдлом, чем-то средним между биологическими роботами и скотом…
На самом деле они себя из числа людей вычеркивают.
– Кто вычеркивает? – Ленка уже успокоилась, вопросительно смотрит на меня.
Старость не радость: оказывается, последнюю фразу я произнес вслух. И вообще – занесло меня…
– Это я о своем, о женском.
– Понятно. Ты, я вижу, тоже – выпить не дурак. – Она выразительно посмотрела на бутылку-фляжку в моей руке. Плескалось уже на дне. Как и положено мыслителю, я прикладывался к ней время от времени.
– Белая горячка на подходе. Ничего, на ногах перенесу. Ну как ты?
– Нормально.
– Извини, задам еще пару вопросов.
– Я правда нормально. Давай.
– Как ты все-таки сбежала?
– А я не сбежала.
– Поясни.
– Меня увезли. В багажнике.
– Не слабо…
– Никуда бы я сама не побежала. После" того, что они сделали со Стрелочкой, ни одна девчонка не решилась бы на побег.
– Но ты же решилась.
– Меня просто замкнуло. Очнулась от обморока – да это и не обморок был, шок какой-то, и сделалась как сомнамбула. Велели бы голой в Кремль пойти, – пошла.
Сказали бы со скалы броситься, – прыгнула. Короче, как радиоуправляемая модель Летучего Голландца…
– В кружке юных натуралистов…
– Натуралисты те еще…
– Так кто же тебя вывез?
– Охранник. По крайней мере я так решила. Когда вырубилась, мне, наверное, еще и вкололи что-то. Следующего дня я не помню, как в мареве все, – по-моему, просто шаталась по территории от дерева к дереву. Короче: не помню. А рано утром на другой день, ну, когда я в машину к тебе залезла…
– Вчера.
– Вчера? Надо же… У меня такое чувство, что неделя прошла, а то и две…
По мне, так и больше. Но размышлять об относительности времени уже облом – коньяк на донышке, а сию проблему «без литры белого» не решишь. Отложим до победы мировой рево… Тьфу, общечеловеческих ценностей.
– Не отвлекайся, – сказал я нам обоим. Ленка пожала плечами.
– Да уже и рассказывать нечего. Он пришел рано утром, еще темно было…
– Ночью?
– Да нет, рассвело скоро, я же помню. Открыл дверь, сказал: «Вставай». Я встала. «Одевайся». Я натянула платье. Потом?.. Потом он взял меня за руку и сказал: «Пошли».
Мы вышли во двор. Никакого другого охранника у дверей не было. Подошли к машине, которая стояла на боковой аллейке. Парень открыл багажник. Сказал:
«Залезай».
– Какая машина была?
– Что?
– Какой марки машина?
– Не знаю. Большая. Не «жигули».
– Иномарка?
– Не помню, честное слово. Наверное – Ладно, дальше. Ты ничего не спросила?
– Я же говорю, меня как в кипятке сварили – словно кукла заведенная. Просто сказала: «Я там задохнусь».
«Не задохнешься, ехать недалеко». Наверное, я стояла какое-то время, парень прикрикнул шепотом: «Залезай, живо. И не шуми. Сиди тихо, поняла?» Я кивнула.
Залезла в багажник, свернулась клубочком. Захлопнулась крышка.
Я слышала, как подъехали к воротам. Парень о чем-то говорил с охранниками.
Потом зажужжал электромотор, и мы поехали.
Ленка потянулась к фляге.
– Дай еще. Приложилась, глотнула.
– Тебе оставить? Тут чуть-чуть.
– Допивай.
– Прикури, пожалуйста, сигарету. Я передал, закурил сам.
– Ты догадалась, что тебя освобождают? Ленка хмыкнула:
– А я и сейчас в этом не уверена. Ведь так и не знаю – кто ты такой.
– За неимением гербовой пишем на простой. Боишься?
– Боюсь. Теперь я, наверное, буду бояться всю жизнь.
– Не. Это проходит.
– Ты знаешь это?
– Ага.
– Тогда потерпим.
– Вы долго ехали?
– Не могу сказать. Казалось, что я закрыта в каком-то гробу и не выйду из него никогда. Почувствовала, что лицо все мокрое. Потрогала руками и только тогда поняла, что плачу. Не знаю, сколько мы ехали: может, десять минут, может, час. Потом машина остановилась, открылась крышка, – я увидела, что уже рассвело.
Парень сказал: «Вылезай».
Я выбралась и стала рядом с машиной.
«Мы что, убежали?» – наконец спросила.
«Да», – ответил парень.
«Кто вы?»
«Это не важно».
«Нас поймают. И убьют. У них собаки».
«Не бойся».
Потом взял меня за руку и сказал: «Пошли».
Мы свернули на небольшую тропинку и шли минут десять. Остановились над дорогой, у большого камня. В тени его стоял другой парень. Мой провожатый сказал: «Будешь ждать здесь», – и ушел. Ни «здрасьте», ни «до свидания».
Тот, другой, протянул плед: «Завернись, поспи. Придется ждать».
«Чего ждать?»
«Машину».
«Нас не найдут? Эти?»
«Нет».
Странно, но я действительно заснула. Проснулась, – парень легонько тронул меня за плечо, – солнце было уже высоко. Я сказала: «Доброе утро».
«День уже», – усмехнулся парень. Потом сказал: «Приподними-ка юбочку».
Я оцепенела. Ну вот, начинается. Но покорности меня научили. Негнущимися пальцами подняла края платья.
«Ты не то подумала», – сказал парень, вынул из маленькой коробочки пластмассовый шприц, смочил ватку спиртом: «Повернись», – и ловко уколол в ягодицу.
«Не больно?»
«Нет. Зачем это?»
«Стимулятор. Это тебя взбодрит».
«Наркотик?»
"В таком смысле – нет. Держи. – Он подал мне сумочку. – Тут всякие необходимые мелочи. Теперь слушай. Сейчас появится машина. Зеленый «жигуленок».
Проголосуешь. Он подвезет тебя до города. Постарайся понравиться водителю.
Пригласи его домой".
«Я не поеду домой».
«Он тебя защитит».
«Он тоже с вами? Кто вы?»
Но парень не ответил. Послышался еле слышный писк маячка портативной рации, он сказал: «Пора».
Я стояла за камнем у края шоссе. Появилась машина. А я все стояла, мне снова было страшно, я не могла расслабиться и сделать хоть шаг.
«Пошла!» – Парень просто вытолкнул меня на дорогу прямо перед твоей машиной. Ну а дальше ты знаешь.
– И ты сразу решила меня очаровать – скользким путем стриптиза…
– Как ни странно, нет. Ты имеешь в виду трусики? Я сделала это механически, честно. А потом вдруг заметила, как ты на меня смотришь, и стало стыдно. Но – и приятно.
– Да?
– Понимаешь, Дрон, ты не просто хотел меня, ты смотрел… с восхищением!
Ведь правда?
– Да.
– А сейчас? Я тебе по-прежнему нравлюсь? После всего, что рассказала…
- Предыдущая
- 27/54
- Следующая
