- Щабельник Виктория "Тера" - Страница 18
- Предыдущая
- 18/94
- Следующая
Мой страх начал утихать лишь несколько часов спустя, когда мы покинули город. Нас обогнало несколько машин, но среди них не было знакомой украденной нами. Я положила рюкзак под ноги, и, облокотившись на спинку сидения, постаралась не тревожить начавшее снова болеть плечо. Рана горела и пульсировала, я чувствовала, что бинт пропитался кровью. В ушах звенело, перед глазами бегали темные точки. Если дорога займет много времени, мне придется запастись терпением, и постараться взять себя в руки. Порывшись в кармане, выпила сразу две таблетки - обезболивающее и антибиотик. Извлекла из рюкзака черную ветровку, и оделась. Дорога обещала быть долгой...
Мне снился сон о ночи и дожде. Мои шаги гулко раздавались по тротуару, дождь прохладными каплями стекал по лицу. Я была совершенно одна и чувствовала себя свободной и ни от кого независимой. Испытывала такую эйфорию, что, казалось, могу взлететь. Вырваться от сдерживающих меня оков и оставить все далеко внизу. Все вмиг разлетелось вдребезги: ощущение полета, счастья и безопасности, когда я почувствовала, что больше не одна.
Я открыла глаза и выпрямилась на своем неудобном сидении. Наступили сумерки, солнце скрылось за верхушки деревьев. Вечерний ветерок развевал выбившиеся из хвоста волосы. Не задумываясь, я дернула рукой, чтобы поправить прическу, тут же поняв, что этого делать не следовало. Мне вообще не следовало двигаться. Рукав ветровки быстро окрасился кровью, прилип к коже и было бы слишком жестоко для моей силы воли попытаться его отодрать. Боль была не такой резкой, плечо ныло и тянуло, но с этим можно было жить.
Спустя пару минут автобус остановился. Дождавшись, когда все желающие выйдут, я последовала за ними, и, оглядев остановку, нырнула в туалет, надеясь, что у меня хватит времени заняться собой. Скрывшись в кабинке, я с трудом высвободила плечо из рукава ветровки. Бинт успел пропитаться кровью, видимо все-таки швы не выдержали. Я избавилась от повязки, свернув ее и выбросив в мусорное ведро. Покопавшись в рюкзаке, достала перекись, и, убедившись, что по-прежнему одна в туалете, вылила ее на рану. Боль казалась нестерпимой. Громко выругавшись, я привалилась к одной из стенок кабинки, давая себе время свыкнуться и перетерпеть. На ресницах выступили слезы, мешая заниматься раной. Со злостью протерев рукой глаза, я достала вату и обмотала ее бинтом. Вышло нечто плотное, и с виду надежное. Остатками бинта я привязала ее к ране и затянула края бинта зубами. В конце операции чувствовала себя вымотанной и измученной. Вот только опаздывать мне совершенно не хотелось, поэтому, наскоро застирав рукав куртки и смыв кровь с рук, я взвалила рюкзак на здоровое плечо, и поспешила занять свое место в автобусе.
Дальнейшую дорогу помнила смутно. Воспользовавшись тем, что ночью стало холоднее, я натянула на голову капюшон и, приникнув лбом к стеклу, погрузилась в полудрему, которая принесла лишь беспокойство от боязни потерять над собой контроль. Страх за Тимура накатывал волнами, вместе с болью. А еще была музыка в моей голове, которая не оставляла меня ни на минуту, словно убаюкивая, успокаивая, постепенно погружая в транс.
В состоянии близком к прострации, я доехала до пункта назначения, лишь изредка возвращаясь к реальности. Никогда еще рюкзак не казался таким тяжелым, а жизнь дерьмовой. Спустившись с подножки, вдохнула свежий воздух, который почему-то вызвал лишь головокружение и дурноту.
Пришлось дождаться, когда автобус отъедет от остановки. Я порадовалась, что был поздний вечер, и многие из моих попутчиков вряд ли запомнят когда именно я вышла. Но ведь достаточно найти одного, кто сможет меня опознать...
Адрес я знала наизусть. Дядя Боря, то есть Борис Иванович Ростовский, по словам Тимура, лучший друг нашего отца, жил по адресу Садовая дом восемь. Я почти бежала, надеясь встретить своего брата, а еще найти душ горячую еду и чистую постель. Но стоило мне туда добраться, как я уже не могла сдержать вздох разочарования и слезы бессилия. Дом все еще стоял, вот только первый и единственный этаж, не считая темного чердака, занимало непонятное заведение, откуда доносились громкие пьяные голоса и звуки музыки, что совершенно не соответствовало блеклой вывески с парой отсутствовавших букв, которая именовала сие заведение как кафе "Заря".
- Зашибись! - выдавила я, не зная, что же делать дальше. Решимость и силы куда-то исчезли. Осталось чувство раздражения и обиды на весь мир. Несколько минут я просто стояла, неспособная принять никакого решения, потом медленно зашагала прочь от места, где мне вряд ли горели желанием предоставить приют и оказать помощь.
Не знаю, как далеко я удалилась от кафе, когда почувствовала тревогу. Свет фонаря, освещающий небольшой участок, который я готовилась покинуть вдруг мигнул и потускнел. Передо мной расползлось чернильное пятно мрака, перед которым я замерла, не решаясь делать последний шаг. Уж слишком темной мне казалась эта ночь. Сердце забилось чаще, ладони увлажнились, и я вытерла их о штанины джинсов.
Там кто-то был! Я это знала, чувствовала! Кто-то стоял в темноте и следил за мной!
Маленький шаг назад совсем не оградил меня от выдуманной или реальной угрозы. Она все еще была там! Мне не хотелось поворачиваться к темноте спиной, к тому же, совсем не была уверена, что смогу бегать достаточно быстро, чтобы убежать. Но стоять и бояться просто глупо!
Я сорвалась с места и побежала. Не знаю, откуда взялись силы. В тот момент я наплевала на боль в руке и усталость. Был лишь страх... точнее, ужас от поджидающей там неизвестности и угрозы. Больше не задумываясь о логичность собственных поступков, я подбежала к кафе, и, распахнув дверь, ворвалась внутрь. Сердце все еще было готово выскочить из груди, когда я привалилась к двери, неосознанно защелкнув замок изнутри, осматривая место, где я оказалась. Музыка уже не казалась слишком громкой, она была просто... живой и заводной! Хотя в этот момент я была бы рада услышать даже что-нибудь из раннего Мерелина Менсона. Впрочем, думаю, если я застряну здесь надолго, мне может представиться такая возможность. Не знаю, кому пришло в голову обозвать это место кафе. Скорее, оно было похоже на забегаловку самого низкого пошиба, насквозь прокуренную и не слишком чистую. Посетителей оказалось немного, большинство мужчин, но была пара женщин, однако именно они издавали тот невообразимый шум, который я слышала еще с улицы. Когда в мою сторону развернулось несколько голов, я замерла, движимая желанием развернуться, и оказаться на улице. Музыка внезапно затихла, хотя, я вполне могла просто оглохнуть. Посетители продолжали смотреть на меня, буровя взглядом нетрезвых глаз, и я уже было стала нащупывать ручку двери, прикидывая, хватит ли у меня сил на новый марафонский забег, когда в запертую дверь что-то ударило, и я отшатнулась, неловко, на подминающихся ногах делая несколько шагов вперед.
Х
Я шагнула вниз со ступеньки, умудрившись не подвернуть ногу и не упасть. Теперь, главное, было дойти до стойки бара, в сопровождении неприязненных взглядов, не показывая, что больше всего на свете хочу сбежать или хлопнуться в обморок. Но бежать было некуда, а падать глупо и негигиенично.
За барной стойкой стоял мужчина лет пятидесяти, с красной банданой на голове и верхним рядом потрясающих золотых зубов. Он протирал щербатый стакан и флегматично посматривал на меня. Когда я остановилась перед ним, бармен, не прекращая своего занимательного дела поощрительно кивнул.
- Здравствуйте, - мне удалось подавить в голосе страх, - один эспрессо.
Взгляд бармена из снисходительного стал насмешливым, и я почувствовала, что видимо сглупила.
- Эспрессо? - переспросил он.
- Водки, - решила я изменить заказ, - бутылку водки, пожалуйста. И салат.
Что же, не так давно я хотела напиться и, кажется, сейчас у меня есть повод и возможность. Ночь будет долгой. Рассвет еще нескоро, а выходить из этого гостеприимного места было опасно. Хотя... я украдкой обвела взглядом присутствующую публику. Оставаться здесь было не менее опасно, но ведь никто не говорил мне, что жизнь проста и предсказуема. Когда-то, будучи подростком и наблюдая как мои подруги бесстрашно бросались в авантюры я им даже слегка завидовала, хотя в то время скорее откусила бы себе язык, чем призналась в подобном. Воспитание не позволяло мне делать то, что делали другие, быть там, куда ходили мои сверстницы. Разумеется, это избавило меня от кучи проблем, но и лишило полезного опыта.
- Предыдущая
- 18/94
- Следующая