Операция "Немыслимое" (СИ) - Бондарь Дмитрий Владимирович - Страница 11

Вместо ответа он извлек из шкафа пузатенькую бутылку с надписью "Коньяк", но без единой звездочки. Зато число "50" над кавказской вязью, отпечатанное на простенькой этикетке без всяких изысков, красноречиво говорило о том, что передо мной необыкновенный раритет.

— Вы очень хорошо понимаете нашу действительность, мистер Манце.

— Зак, можно просто — Зак. Друзей у нас не принято называть "мистер".

— О-кей, — растянул губы в довольной улыбке Анищев. — Тогда и вы меня называйте просто Владимир. Никаких важных дел сегодня уже не случится, Зак. Предлагаю продегустировать этот чудесный напиток из Армении, который так понравился вашему знаменитому премьер-министру Черчиллю. Этому чуду пятьдесят лет. Ровесник! — его глаза блестели, мерцали, прямо-таки лучились расположением. И будь я проклят, если мне не был знаком этот блеск! — Вы только поймите, Зак, я ведь хочу, чтобы дело делалось, а не как обычно у нас бывает — поговорили и отложили в долгий ящик. Нам же не нужен такой итог? Вот японцы приезжали, побродили по заводу, предложили покупать у нас отвалы с металлургических заводов. За копейки! А там — вольфрам, рений, серебро, фосфориты, редкоземы! Вся таблица Менделеева! По их расценкам выходит, что вся наша прибыль уйдет на транспортировку этих "хвостов" на Дальний Восток и строительство специализированного насыпного терминала где-нибудь в Ванино или Находке! А делать перерабатывающее предприятие здесь, в Узбекистане, на передовых японских технологиях и вывозить готовые продукты они не хотят! Боятся, что мы все украдем! Так и не договорились. А ведь у нас дешевая рабочая сила, отлаженная инфраструктура, огромный энергетический потенциал! Могли бы такой бизнес закрутить!

— Пожалуй, Владимир, вы совершенно правы. И меня тоже больше интересует положительный результат, чем отрицательный. Если этому напитку и в самом деле пятьдесят лет, то я не откажусь. Но только продегустировать, — я согласился с ним, ведь давно известно, что в России без "обмывания" ничего не делается. — Я действительно сильно устал и завтра хотел бы осмотреть все, о чем есть упоминания в ваших инструкциях.

Янтарная жидкость плеснула в пузатенькие фужеры, маслянисто ополоснула брызгами их прозрачные стенки, по кабинету поплыл душистый аромат, и я услышал сдавленный глоток переводчика, который, наверное, и поверить не мог в свое счастье.

— Вы порекомендуете мне хороший отель на ночь? — спросил я перед тем как пригубить жидкое сокровище.

На самом деле номер люкс в "России" был заказан, и он тоже об этом знал, но хотелось прикоснуться к тем самым спецраспределителям, партийным льготам и остальным преференциям партноменклатуры. Чтобы знать, о чем идет речь.

— Отель? У вас же номер в "России"? Я не рекомендую вам останавливаться в гостинице, — просто заявил Анищев. — Вы же понимаете, наши отели не смогут предложить исключительный уровень комфорта. Я в прошлом году был во Франции две недели, и скажу вам, что даже в Москве и Ленинграде, в "Метрополе" и "Англетере" нет таких номеров, которые можно было бы назвать люксовыми. Чего же говорить о ташкентских? Нет, мы сделаем вот как: завтра воскресенье и всем нам стоило бы отдохнуть. Здесь неподалеку есть одно замечательное местечко. Называется Чимган. Не слышали?

Такое слово мне уже где-то попадалось, но вспомнить, что оно означает, я не смог. Поэтому изобразил непонимание.

— Это горнолыжный курорт. Горы, снег! Не знаю, похож ли он на Швейцарию, бывать не доводилось, но воздух там… Ножом можно резать! Мы могли бы там провести сегодняшнюю ночь и завтрашний день, все подробно обговорить, а к утру понедельника вернуться сюда и поехать непосредственно в Мурунтау. Как вам предложение?

— Далеко?

— Восемьдесят километров. Час езды. Не успеете заскучать. Заодно посмотрите на наши края.

— Что ж, я согласен. Но у меня тоже есть условие, Владимир. Вы расскажете мне подробно об этом постановлении вашего правительства об акционировании предприятий? Ведь, возможно, это будет иметь значение и для моего бизнеса?

— Акционирование? Запросто! — Анищев посмотрел на часы — что-то жутко японское, сурового стального цвета, вынул из шкафа свой пиджак и, перекинув его через руку, открыл широким жестом входную дверь: — Прошу вас!

В приемной он распорядился, чтобы сообщили домашним, что он отбыл в командировку и спустя десять минут мы уже катились по проспекту Ленина в какие-то неизвестные дали.

— С акционированием все просто, — едва уселись в машину и водитель получил указание куда ехать, сказал Владимир Петрович. — Правительство Постановлением "Одинадцать-девяносто пять" обязало и разрешило всем хозрасчетным организациям выпустить акции. Первый тип акций — для распределения внутри трудового коллектива предприятия за деньги трудящихся и второй тип — для продажи другим организациям. Идея хорошая. Если у кого-то из трудящихся есть свободные деньги — почему бы не дать ими пользоваться родному предприятию? А оно через некоторое время, в Постановлении написано — ежегодно, будет выплачивать доход по акциям…

— Дивиденды?

— Да, там так и написано. Полученные от трудовых коллективов средства будут направляться на расширение производства, внедрение достижений прогресса, на расширение капитальных вложений.

— Но предприятия так и останутся в государственной собственности?

Он молчал целую минуту.

— Да. О собственности в Постановлении нет ни слова. Значит, никаких изменений не планируется. Речь идет просто об оптимизации в распределении доходов, чтобы каждый работник на предприятии мог претендовать не только на зарплату, но и на некоторый ежегодный доход по акциям. Еще акции предприятий допускаются к свободной торговле между самими предприятиями, банками, кооперативами. Механизмы пока не прописаны, кроме того, что выпуском акций будут заниматься Госбанки республик и банки, в которых ведутся счета предприятий, но, думаю, вскоре они последуют в отдельных распоряжениях. Там еще о фондах для финансирования выпуска и начисления дивидендов по акциям, но думаю, это пока не существенно.

Анищев замолчал, сочтя объяснение состоявшимся.

Такая смесь ежа и носорога удивила меня необыкновенно. То, что задумал Рыжков, иначе как бредом отчаявшегося не назовешь. Не то привилегированная акция, не то облигация — не пойми что. Опять отечественные экономисты "впереди планеты всей!" И как это все будет работать? Что за свободные продажи на рынке? По номинальной цене? А если нет, то как она будет определяться? Договором между двумя директорами? Я даже не представляю глубину коррупционной составляющей при таком подходе! В чем смысл? Чтобы было? Привычная имитация "цивилизованности" в расчете на "авось"? Неужели в составе Правительства нет ни одного человека, который бы им объяснил природу ценных бумаг? Зачем они нужны хотя бы в теории?

Я не собирался и раньше помогать этим людям, но теперь, когда увидел, как они выпускают в мир такие сырые и бестолковые документы, мое мнение о них ухудшилось стократно. Так просто не должно быть! И если им помочь, то эти товарищи останутся на своих местах в ореоле народной славы спасителей. Но это было бы совсем неправильно! У них был шанс испортить жизнь целому Союзу народов — они им воспользовались. Это их выбор, недостойный никакого прощения.

В каждом государстве есть негласный договор между элитами и народом: вы правите нами до тех пор, пока ситуация всех устраивает. Где-то он навязан народу, где-то он рожден народом — это неважно, но такой договор обязательно присутствует. Элита, внешне ничего не производящая, реализует функцию управления финансовыми, производственными, политическими процессами — это важная работа и глупо говорить, что она ничего не стоит. Тысяча геройских военных или производственных подвигов простых людей могут быть перечеркнуты одним глупым решением представителя правящей элиты — ответственность велика и она требует соответствующего вознаграждения. Этот простой житейский закон действует везде. Но только в Советском Союзе образовавшаяся небольшая элита присвоила себе право решать все не советуясь ни с кем, а подчиняясь только неясной "партийной дисциплине". Нынешняя Компартия воплотила в жизнь принцип непогрешимости, доселе свойственный лишь Римскому Папе. Но при этом она отказывается принимать правильные, ответственные, обдуманные и взвешенные решения, всеми силами цепляясь за то болото, в котором так вольготно жить. На словах они провозглашают ускорение и перестройку, а на деле принимают настолько сырые и бестолковые, а подчас и откровенно вредительские законы, что становится страшно за состояние их душевного равновесия.