Операция "Немыслимое" (СИ) - Бондарь Дмитрий Владимирович - Страница 23

Моя большая игра почти закончилась и мир стоял на пороге новых событий — теперь его будущее решалось на востоке, в России, где за время нашего сражения произошло немало нового. Да и весь мир стремительно менялся, утрачивая последние черты патриархальности, превращаясь из статически устойчивой системы в динамически-неравновесную.

На юге Африки, измученный прессой и забитый "мировым сообществом" режим апартеида провел первые выборы среди всех граждан ЮАР — белых, черных, желтых, оранжевых; в Польше, непрерывно бастующей, был закрыт Гданьский судостроительный завод, с которого распространялась по стране зараза "Солидарности", однако ни к чему доброму это запоздалое решение не привело и ничего не изменило; американцы показали миру свое угловатое детище — первый в истории самолет-невидимку и его появление вызвало бурный восторги по обе стороны Атлантики и глухую стену молчания за Железным занавесом; кубинцев выперли из Анголы и Намибии, положив конец "экспорту красных революций". В общем, начиналось победное шествие демократии и либерализма, так много давших Америке и насаждаемых теперь повсеместно.

В Южной Корее один из творцов "экономического чуда" — Президент Чон Ду Хван на собственном примере показал общественности, что коррупция и экономический рост государства никак не связаны. Для экономического роста всего лишь нужно было национализировать банки и упорядочить финансовые потоки в стране, перенаправив их с фондовых рынков в реальный сектор экспортоориентированной экономики. И полученные взятки для экономического роста страны нужно всего лишь размещать в национальных банках, не вывозя их в Швейцарию или Лондон. Кореец признался в том, что брал взятки, как сказали бы в Советском Союзе — в особо крупных размерах, вернул деньги и добровольно отправился в монастырь замаливать грехи. Кажется, у корейцев начинался период истории, когда глава государства из высокого кресла непременно отправлялся на скамью подсудимых.

Но значимее всего для нас было происходящее в Союзе, который уже давно перестал быть "тихой гаванью". В Баку состоялся очередной митинг с разгоном демонстрантов, жертвами и прочими прелестями позднесоветского стиля управления национальными окраинами. Вдруг откуда не возьмись, повылазила уйма советских доморощенных специалистов, говоривших много, долго и путано о вещах, в которых разбирались примерно как свиньи в апельсинах, но в силу личной убедительности и новизны для публики заслуживших славу непревзойденных экспертов, без сомнения, понимающих, куда следует вести страну. Но даже проведенное повышение пенсий аж на сорок процентов не принесло желаемого успокоения населения.

Горбачев в очередной раз поменял состав руководителей страны, и к удивлению многих, выкинул из Политбюро своего старинного приятеля Шеварднадзе, лишив его заодно и поста министра иностранных дел. Эдуард Амвросьевич отправился в Якутию, где возглавил местный исполком, а на его место был назначен бывший посол в США — Александр Александрович Бессмертных, с которым последние полгода достаточно плотно работали Серегины гб-шники под прикрытием визиток от Ландри и Снайла. Бывший среди советских министров первым выпускником МГИМО, он слыл в первую очередь просто хорошим дипломатом, и только потом партийным функционером. Теперь можно было надеяться, что грядущее соглашение по разграничению территорий в Беринговом море не будет подписано на американских условиях. Что уступки в сфере разоружения в одностороннем порядке и без обсуждения прекратятся. Бессмертных нашел время и снялся в длинной трехчасовой передаче перед советской общественностью с разъяснением международной ситуации. Запись производилась в том же формате, что и памятное интервью с Маргарет Тэтчер и показала миру, что и в России есть думающие люди с трезвым мышлением, ничем не уступающие Железной леди. Его выступление было фрагментами показано по всему миру, и мне запомнился необычный пассаж о том, что в США еще до сих пор рабство толком не отменено, что есть штаты, которые спустя сотню лет после принятия соответствующего закона, так его и не ратифицировали. Госдепартамент разразился в ответ уверениями, что это просто не соблюденные формальности, которые обязательно завершат в ближайшее время. Но слова уже были сказаны и услышаны. Новый советский министр прослыл человеком, абсолютно понимающим, что такое Америка.

Он не пользовался хитрыми словесными конструкциями как Тэтчер, отвечавшая на вопрос советского журналиста:

— Не представляет ли программа "Звездных войн" новую угрозу для человечества? Разве это не вывод ядерного оружия в космос?

примерно следующее:

— Мы еще не знаем, насколько эффективна будет программа СОИ. Давайте сначала ее запустим, а потом будет судить об угрозах.

Кот Хамфри, этот гений в секвестровании собственного бюджета, любимец баронессы Тэтчер, служащий мышеловом на Даунинг-стрит, 10, и тот ответил бы умнее.

Почему-то этот поистине дурацкий ответ показался зрителям логичным и умным, а по мне так ничем не отличался от слов той обезьяны, что стучала камнем по гранате: ну взорвется, ну и пусть, у меня еще есть! Признаюсь, я никогда не сильно прислушивался к болтовне госпожи Тэтчер, но если это был образец ее красноречия — то я ничего не потерял, потому что такую чушь можно послушать и в куда более искусном исполнении Фрая и Лори или Эддингтона и Хоторна.

Если бы не знания от Сереги, на пальцах объяснившего мне, что вся эта программа СОИ — блеф и ничего больше, я бы, как и любой нормальный человек, испытывал некоторое неудобство от осознания того, что где-то высоко над головой висит спутник, оснащенный лазером с ядерной накачкой. Но госпожа Тэтчер — не участница скетч-шоу, и ее ответы при небольшом размышлении выглядели очень странно. Бессмертных же был последователен, логичен и не оставил никаких сомнений в своей полнейшей компетентности.

В общем, в России постепенно, но как мне казалось, очень уж медленно, создавался пул политиков, достаточно либерально настроенных по отношению к будущему Союза и в то же время прекрасно понимающих, куда может завести тупое следование предлагаемым из-за океана рецептам успеха.

Горбачев вновь навестил своего друга Миттерана, бывшего князя уже родной моему сердцу Андорры, с которым обсудил все, до чего смог додуматься изощренный разум Генсека, забитый массой "добрых" советов от помогальников. Они говорили о многом: от развития межпарламентских отношений и очередного сокращения наступательных вооружений до совместного полета на недавно опробованном "Буране" на Луну. Михаила Сергеевича несло, и он трепетал от восторга, что такие большие люди — Миттеран, Рейган, Тэтчер — обстоятельно слушают его полоумные бредни. Они одобрительно ему улыбались, хвалили и часто вместе фотографировались, но никто из них ни разу даже не задумался о возможных уступках этому никчемному человечку, делавшему одну глупость за другой.

Однако того административного ресурса, что находился в руках даже откровенного врага на посту Генсека, хватило бы на долгие годы правления. А Фролов ничего не делал для предотвращения этого, оставаясь пассивным наблюдателем и практически не занимаясь политикой. Он ждал, когда Горби до конца доведет свою затею — чтобы не осталось на шее у страны нахлебников, с удовольствием прожирающих ее ресурсы и при этом открыто называющих благодетелей оккупантами.

Серый говорил, что активно лезть в дело раньше лета девяносто первого года никакого смысла нет. Он говорил, что ничего нового к тому, что там происходит, мы добавить не сможем. Все наши потуги пропадут втуне, зарытые под ворохом перевранных исторических фактов из "Огонька". А до тех пор страну просто "плющит" и ее народу нужно свыкнуться с новыми знаниями о Родине, чтобы приобрести иммунитет к ним. Ведь без него население так и останется беззащитным перед профессиональной пропагандой последователей Эдварда Бернейса.