Выбери любимый жанр

Дураки умирают - Пьюзо Марио - Страница 14


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

14

Я пожал плечами, улыбнулся и продолжил.

Глава 05

У меня нет прошлого. Я не помню родителей. У меня нет дядьев, кузенов, родного города или деревни. Есть только брат двумя годами старше меня. В три года — моему брату Арти было пять — я вместе с ним оказался в приюте неподалеку от Нью-Йорка, куда сдала нас мать. Я совершенно ее не помню.

Об этом я не рассказал ни Калли, ни Джордану, ни Диане. Об этом я не говорил никогда. Даже с моим братом Арти, который мне ближе любого другого человека.

Я не говорю об этом, потому что рассказ о первых годах моей жизни получается очень уж жалостливым, хотя на самом деле все было не так. В приюте к детям относились со всей душой, давали хорошее образование, управлял приютом умный, интеллигентный человек. Я видел там только добро, пока мы с Арти не распрощались с ним. В восемнадцать лет он нашел работу и квартиру. Я убежал к нему. А через несколько месяцев расстался и с ним, солгал насчет своего возраста и ушел на Вторую мировую войну. Шестнадцать лет спустя, в Вегасе, я рассказал Джордану, Калли и Диане о войне и моей последующей жизни.

* * *

После войны я прежде всего записался на писательские курсы в Новой школе социальных исследований. Все тогда хотели стать писателями, как двадцать лет спустя — киношниками.

В армии мне с трудом удавалось сходиться с людьми. В школе процесс пошел. Там я и встретил свою будущую жену. Поскольку семьи у меня не было, за исключением старшего брата, я проводил в школе много времени, предпочитая болтаться в кафетерии, а не возвращаться в пустую квартиру на Гроув-стрит. В школе мне нравилось. Мне частенько удавалось уговорить кого-нибудь из соучениц пожить со мной несколько недель. Все мои новые друзья служили в армии и получили возможность учиться в соответствии с принятым Конгрессом законом,[2] так что говорили мы на одном языке. Проблема заключалась в том, что их интересовала литературная тусовка, а меня — нет. Я хотел стать писателем, потому что в моей голове роились всякие истории. Фантастические приключения, которые изолировали меня от реального мира.

Я понял, что прочитал больше, чем кто-либо еще, даже те, кто собирался защищать диплом по английской литературе. Других занятий у меня не было, разве что я всегда играл. Нашел букмекера в Ист-Сайде, неподалеку от Десятой улицы, и каждый день делал ставки на футбольные, баскетбольные, бейсбольные матчи. Я написал несколько рассказов и начал роман о войне. Свою жену я встретил на одном из семинаров по композиции рассказа.

Эта миниатюрная девушка с ирландско-шотландскими корнями, внушительным бюстом и большими синими глазами ко всему относилась очень серьезно, рассказы других участников семинара критиковала осторожно, вежливо, но предельно жестко. Оценить мое творчество она не могла, потому что я еще не представил на семинар свою нетленку. Она прочитала свой рассказ. И приятно удивила меня, потому что рассказ был очень хорошим и веселым. Речь в нем шла о ее ирландских дядьях, сплошь больших любителях выпить.

Не успела она произнести последней фразы, как весь класс набросился на нее, упрекая в том, что она поддерживает стереотип ирландца-пьяницы. На ее милом личике отразилась обида. Наконец ей дали возможность ответить.

— Я выросла среди ирландцев, — отчеканила она. — Все они — пьяницы. Разве это не правда? — и посмотрела на преподавателя, тоже, кстати, ирландца по фамилии Малоней, хорошего моего друга. В тот момент он был крепко выпимши, хотя этого и не показывал.

Малоней откинулся на спинку стула и с важным видом ответил: «Не могу знать, сам я — скандинав». Все рассмеялись, а Валери опустила голову, окончательно сбитая с толку. Я вступился за нее по одной причине: хотя рассказ и был хорош, я знал, что писательницей ей не стать. Никого из участников семинара талантом природа не обидела, но лишь у немногих доставало желания и энергии пройти этот долгий путь, отдать жизнь писательству. Я был из их числа. Она, по моему разумению, нет. Ларчик открывался просто: в жизни я хотел только одного — писать.

К концу семестра я вынес свой рассказ на суд семинара. Всем он понравился. После занятий Валери подошла ко мне.

— Почему я — такая серьезная, а все, что я пишу, получается забавным? — спросила она. — А ты всегда шутишь и ведешь себя как клоун, но твой рассказ заставляет меня плакать?

Говорила она на полном серьезе. Как всегда. И я пригласил ее выпить кофе. Звали ее Валери О’Грейди. Фамилию свою она ненавидела, потому что от нее за сто миль несло Ирландией. И заставила меня называть ее Вэлли. К моему изумлению, мне потребовалось две недели, чтобы затащить ее в постель. Она не исповедовала свободных нравов, господствующих в Виллидже, и хотела, чтобы я знал об этом. Так что нам пришлось устроить целое представление: вроде бы я напоил ее, чтобы потом она смогла обвинить меня в том, что я сыграл на ее национальной слабости. Но зато в постели она вновь изумила меня.

Признаюсь, до того я не был от нее без ума. А в постели она меня потрясла. Полагаю, есть люди, которые идеально подходят друг другу сексуально, реагируют друг на друга на каком-то первичном сексуальном уровне. О нас обоих я могу сказать следующее: застенчивость, погруженность в себя не позволяли нам полностью расслабляться с другими сексуальными партнерами. А встретившись, наши застенчивости наложились друг на друга и дали неожиданный результат, сработали в унисон, вызвав резонанс. Короче, после того первого вечера, проведенного в постели, мы уже не разлучались. По окончании занятий шли в один из маленьких кинотеатров Виллиджа, смотрели какой-нибудь иностранный фильм, ели в китайском или итальянском ресторанчике, отправлялись в мою комнату и занимались любовью. Около полуночи я провожал ее до подземки, и она ехала домой, в Куинз. Остаться на ночь она не решалась. Но в какой-то уик-энд не смогла устоять перед искушением приготовить мне в воскресенье завтрак, а потом почитать утреннюю газету, лежа со мной в кровати. Как обычно, солгала родителям, что проведет ночь у подруги, и осталась. Это был потрясающий уик-энд. Но, вернувшись домой, она угодила под паровой каток. Вся семья набросилась на нее. Так что в понедельник я нашел ее всю в слезах.

— Черт! — воскликнул я. — Давай поженимся.

— Но я же не беременна, — удивленно ответила она. И еще больше удивилась моему смеху. Чувство юмора присутствовало у нее лишь в рассказах.

Наконец я убедил ее, что это не пустые слова. Что я действительно хочу на ней жениться. Тут она покраснела и заплакала.

В итоге в следующий уик-энд я прибыл в ее дом в Куинз на воскресный обед. Семья была большая: отец, мать, три брата и три сестры, среди которых Вэлли — самая старшая. Отец ее с давних пор работал в Таммани-холле.[3] Присутствовали три дяди Вэлли, и все они напились. Но выпивка лишь прибавляла им хорошего настроения. Точно так же, как другим людям прибавляет настроения вкусный обед. Я обычно не пью, но тут пропустил несколько стаканчиков.

Я отметил танцующие карие глаза матери. Должно быть, сексуальность Вэлли унаследовала от нее, а вот недостаток юмора — от отца. Я видел, что отец и дядья пристально наблюдают за мной сквозь пелену алкоголя, пытаясь понять, а не прощелыга ли я, трахающий их любимую Валери под прикрытием обещаний жениться.

Наконец мистер О’Грейди добрался до главного. «Когда вы двое собираетесь пожениться?» — спросил он. Я понял, что неверный ответ приведет к тому, что он и дядья тут же отмутузят меня. Я видел, что отец ненавидел меня за то, что я переспал с его маленькой девочкой до свадьбы. Но я понимал его чувства. Опять же, я никого не собирался обманывать. Поэтому рассмеялся и ответил: «Завтра».

Рассмеялся, потому что знал, что мой ответ убедит их в серьезности моих намерений и не устроит. Не устроит, поскольку у всех их друзей сложится впечатление, что Валери беременна. Мы сошлись на двух месяцах, чтобы успеть сделать все необходимые объявления и подготовить настоящую семейную свадьбу. Мне это подходило. Я не знал, влюблен ли я, но в том, что счастлив, не было никаких сомнений. Я покончил с одиночеством, обретал семью, жену, детей, семья жены становилась моей семьей. Я мог поселиться в некой части города, которая стала бы мне маленькой родиной. Я более не существовал в полном отрыве от остального мира. Мог отмечать праздники и дни рождения. Впервые в жизни — армия не в счет — я становился «нормальным», таким же, как все. И следующие десять лет я «встраивал» себя в общество.

вернуться

2

Билль о солдатских правах — закон, принятый в 1944 г., предусматривал финансирование медицинского обслуживания и образования ветеранов.

вернуться

3

Таммани-холл — прозвище штаб-квартиры демократической партии штата Нью-Йорк в конце XIX — первой половине XX века. Связано с названием благотворительного зала общества Таммани, в котором с 1789 года проходили собрания партии.

14

Вы читаете книгу


Пьюзо Марио - Дураки умирают Дураки умирают
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело