Вдовы - Макбейн Эд - Страница 11

• Предыдущая
• 11/68
• Следующая

— Знаю — и все тут.

— Анджела...

— Мы должны вернуться домой, — проговорила она. — Пожалуйста, иначе случится грех...

Он с детства не слыхивал ничего подобного.

— Я переговорю с ним, — сказал он.

— О нет, пожалуйста.

— Ты моя сестра.

— Стив...

— Ты моя сестра, — повторил он. — И я люблю тебя.

Их глаза встретились. Глаза одной «китаёзы» с глазами другого «китаёзы». Темно-карие, раскосые. Не из рода, а в род, причем если у Кареллы эта наследственность была более рафинированной, то у сестры голос крови был такой же мощный, как сама жизнь. Анджела покачала головой.

— Я поговорю с ним, — прошептал он, направляясь с ней к заросшей травой лужайке, где Тедди и их мать, обе в черном, стояли на солнцепеке.

Револьвер был его подарком. Он сказал, что у каждого в этом городе должно быть оружие и каждый должен уметь им пользоваться, если потребуется. И еще он сказал, что полиция гроша ломаного не стоит, когда дело касается защиты жизни обычных граждан. Слишком много времени она уделяет проституткам и наркоманам.

Где он купил оружие — попробуй догадайся.

Он часто переезжал в своей машине из штата в штат и вполне мог купить «пушку» там, где считалось, что Америка по-прежнему остается Диким Западом, где можно было ожидать, что враждебно настроенные индейцы накинутся на тебя. Уж лучше держать круговую оборону, устроенную из повозок, и достать патроны к твоему супермощному «магнуму».

Он сказал: «Я купил тебе кое-что и научу этим пользоваться».

В этом крылась известная доля иронии.

Револьвер был системы «кольт-кобра» 22-го калибра.

Он пояснил, что такой револьвер является изготовленной из алюминия моделью полицейского «кольта спешиэл» более мощного калибра. Но только дурак мог подумать, что чем больше калибр, тем лучше. 22-й мог причинить такой же вред, если не больший, чем крупнокалиберное оружие. Дело в том, что пулька меньшего калибра обладала кумулятивным действием. Иными словами, не имея достаточной мощи, чтобы пройти сквозь тело навылет, эта пулька, вращаясь, наделает больше бед во внутренних органах, чем крупнокалиберная пуля. Вызовет настоящее тотальное разрушение... Он так и сказал: разрушение, его точные слова. Разрушение. Именно это обладатель подарка и был намерен устроить нынче ночью.

В барабане револьвера помещалось шесть патронов. И весил он всего ничего: около полкило. Он выбрал барабан двухдюймовой величины, это придавало оружию дополнительное преимущество — не будет выпирать из кармана. Прелестная штучка. И научиться обращению с ней тоже оказалось на редкость просто... Он не зря тогда иронизировал.

Но сегодня — никаких шуточек.

Заранее задуманное преступное намерение. Это так, кажется, называется? Тогда, во вторник вечером, было одно дело, сегодня — другое, а именно: все будет значительно проще. Сегодня с ним был револьвер.

Здание окружали деревья, поэтому подходы к нему не раскалились за день под беспощадным солнцем. Было девять вечера, и уличная прохлада в тени кустарника возле дома напротив приятно освежала тело. Это было приятным прохлаждением — ждать здесь, под большим старым широколиственным деревом; правая рука сжимает рукоятку «кобры», указательный палец на спусковом крючке... Он выведет выгуливать собаку ровно в девять. Привычка — вторая натура: прогуливать собаку в девять, а затем лечь в постель с женой. Если, конечно, еще представится такой шанс. Через десять минут ему каюк.

Но сейчас — ждать.

Весь в черном, с ног до головы. Легкий черный спортивный костюм, черные носки и кроссовки, черная лыжная шапочка, надвинутая до ушей: поди разбери, какой у него цвет волос. Ни один пешеход, ни один мотоциклист не сможет потом точно описать.

Когда тот вышел из здания, было без двух минут девять. Он сказал что-то привратнику, который выбрался на улицу подышать воздухом, а затем направился к углу дома, ведя собаку на поводке. Восемь часов пятьдесят девять минут. Темная пустая улица — ни машин, ни прохожих... Даже привратник вернулся в подъезд... Вперед!

По диагонали пересечь улицу... Револьвер наготове...

Остановиться на тротуаре перед ним и направить на него револьвер.

— Вы с ума сошли? — сказал он.

— Да.

Спокойно, спокойно.

И выстрелил в голову четыре раза.

А потом пристрелил скулившую собаку — для ровного счета.

Этот район был заселен преимущественно итальянцами. Улица застроена в основном трех-четырехэтажными каркасными домами, на уровне мостовой — лавки и харчевни, тогда как их владельцы обитали на верхних этажах. На этой улице еще сохранились деревья. Пекарня зажата между продуктовой лавкой и сосисочной, на окне которой сохранилось итальянское название — «Салюмерия». Никаких мерзких надписей-графитти на стенах. Истинная реминисценция Старого Света властвовала во всей округе.

Карелла хорошо помнил детство, проведенное здесь. От всего веяло чем-то итальянским. Даже радиовещание велось на итальянском языке, и часто звучали такие песенки, как «Тарантелла», «О соле мио» и «Фуникули-фуникула». Музыка лилась из окон на улицы, в горячий, наполненный солнечным светом воздух.

Он не забыл, как по субботам помогал отцу в пекарне и в булочной, когда там был наплыв покупателей. Он месил тесто, а отец занимался более трудным и деликатным делом — пек пирожки-пастрами. Руки Кареллы были по локоть в муке. Надо же — он месил тесто!.. Когда ему исполнилось четырнадцать или пятнадцать, — сейчас уже точно не вспомнить, — Карелла, который, как говорится, засиделся под мамашиной юбкой, вдруг начал находить сходство между тестом и девичьими грудями. Да, он месил тесто... И кстати, похоже оно было на груди некоей Марджи Кэннон. А подобные мысли появились у Стива после того, как он впервые в жизни обжимался с этой самой Марджи. Ну, не исключено, что они и у других девчонок были такие же...

Марджи Кэннон.

Вся, вся в веснушках! Они были даже на ее груди. Он сделал это открытие, когда стащил с нее сначала блузку, а потом и бюстгальтер. Это произошло под вечер в субботу; дождь колотил по стеклу, а Стиву казалось, что он бил не по окнам, а по его сердцу. Оба они были словно в горячке. И случилось это в ее комнате, в доме, неподалеку от дома Кареллы... Родители ее, помнится, уехали не то что-то покупать, не то что-то продавать, а возможно, еще куда-нибудь. Самое замечательное состояло в том, что они отбыли почти на целый день.

— Их не будет до четырех или даже до пяти, — сказала Марджи. — Возникни предо мной из дождя, Стив.

Последняя фраза, — Стив помнил и это, — была заимствована из модной в то время джазовой песенки... А вообще-то Стив заходил к ней, чтобы вместе смотреть комиксы. У Марджи была лучшая коллекция комиксов. Другие девочки и мальчики тоже приходили, иногда даже из отдаленных кварталов, чтобы насладиться комиксами Марджи Кэннон. Ее родители поощряли такое общение, считая, что это лучший способ накопления светского опыта. Но они ни за что на свете не оставили бы свою любимую юную дочурку в когтях ненасытного безумного зверя, именуемого «Похотливый Стивен», и, уж во всяком случае, не в такой ненастный августовский день, когда вокруг вспыхивали молнии и гремел гром, а это, ясно же, довело кровь молодых людей до точки кипения.

Один с Марджи Кэннон в гостиной ее дома. Без родителей! Дождь хлестал по окнам как сумасшедший. Их головы трогательно соприкасались. Над книжкой с комиксами. Его рука на диване, позади Марджи. Она держала книжку правой рукой, а Стив — левой. И вот их головы почти соединились. Внезапно он ощутил прикосновение ее волос к своей щеке. Длинная светлая шелковистая прядь ласкала щеку. Сидящая рядом зеленоглазая, вся в веснушках, ирландка Марджи Кэннон гладила его щеку своими локонами. Он почувствовал неудержимое восстание в брюках.

Сегодня он не смог бы вспомнить, какой именно комикс лежал тогда перед ними. Кажется, что-то о «легавых» и суперпреступниках. Нет, он не помнит. Зато запомнил, в чем была Марджи. Это он хорошо помнит до сих пор: на ней была короткая выцветшая джинсовая юбка и белая блузочка с рукавами и пуговичками на груди. Веснушчатое хорошенькое личико, тонкие руки, тоже с веснушками. Словом, вся в веснушках. Он установил это несколько позже, а пока чувствовал электризующее, бросающее в дрожь прикосновение шелковистых волос к его щеке. Она подняла левую руку и убрала волосы. Их щеки пришли в соприкосновение.

• Предыдущая
• 11/68
• Следующая