Мастера детектива. Выпуск 5 - Кристи Агата - Страница 46

• Предыдущая
• 46/182
• Следующая

— Ты пригласил сюда Джулиуса, — сказал он тихим, ровным голосом.

— Да. Я написал тебе об этом в последнем письме?

— Нет. Один из моих парней сказал мне. Он прочел в газете.

— Что ж, на этот раз газета не ошиблась. Джулиус уже здесь и, по словам Бриггса, проводит время, обдумывая надбавку к подоходному налогу.

— Не нахожу в этом ничего забавного. — Сказав это, Роберт сердито уставился на огонь и при этом вдруг стал так неожиданно похож на надувшегося мальчишку, что отец, в котором спорили любовь и досада, с трудом удержался от смеха. Но, быстро овладев собой, он ответил:

— Допустим, что шутка не из хороших, но зато она в духе Джулиуса. Вини за нее его, а не меня. Во всяком случае, мне незачем говорить, что подоходным налогом не шутят.

— Суть не в этом, — настаивал Роберт.

— Понял, понял. Ты возражаешь против самого Джулиуса.

— Конечно. Как ты мог допустить, папа, чтоб он приехал сюда — именно он?

— Послушай, Роберт. — Голос лорда Уорбека, хотя и слабый, звучал строго и властно. — Мы с тобой не всегда были во всем согласны, но я думаю, что ты по–своему, так же как и я, дорожишь традициями нашей семьи и традициями этого дорогого тебе старого дома. Насколько помню, при мне, да и раньше, до меня, на Рождество в Уорбек–холле собирались вместе все родственники и все наши друзья. А теперь из нашей семьи мало кто остался. Не считая тебя, Джулиус — единственный мой близкий родственник, оставшийся в живых. И поскольку похоже, что это мое последнее Рождество, я презирал бы сам себя, если бы нарушил эту традицию именно теперь. Вот почему мне показалось уместным послать ему приглашение.

— А можешь ты сказать, почему он счел уместным принять его? — прервал его Роберт. — Ты говоришь о традициях, отец. А ты пытался когда–нибудь говорить о них с Джулиусом? Он враг всего, на чем мы стоим. Больше всего на свете он стремится разрушить традиции — разорить нас, погубить нашу страну. Я думаю, ты понимаешь, чем нам грозит его последний бюджет… когда…

— Когда я умру. Конечно, понимаю. Он будет означать конец Уорбек–холла. Мне жаль тебя, Роберт. Ты имел несчастье родиться и оказаться в первом поколении тех, кого лишат права владения. Я был счастливей. Я могу о себе сказать старинным латинским изречением: Felix opportunitate mortis[59]. Сделай–ка такую надпись на моем надгробии, если викарий тебе позволит. Но знаешь, — продолжал он, не давая времени Роберту вставить слово, — мне кажется, что ты преувеличиваешь роль Джулиуса в этом деле. В конце концов все это произошло бы так же или почти так же и без него. Он фигура номинальная, за ним стоит нечто значительно большее. Несмотря на все его позирование, мне кажется, что время от времени он и сам это понимает, и тогда он мне представляется скорее жалкой личностью.

— Жалкой! — Роберт не мог больше слушать молча. — Сказать тебе, что я о нем думаю? Он не кто иной, как изменник своему классу, изменник своей родине…

— Не кричи, Роберт! Эту мерзкую привычку ты приобрел, выступая с речами на уличных перекрестках. Да и мне это вредно.

— Извини, папа. — Роберт был полон раскаяния. — Но я никогда не мог прощать своих врагов.

— «Враги» — слишком сильное слово. У меня нет недоброжелательства к Джулиусу. Он, как и все мы, во власти того, что доктор Ботвинк назвал бы Zeitgeist[60].

— Ботвинк? Это еще кто такой?

— Очень интересный человечек. Ты его сейчас сам увидишь. Он занимается изысканиями в нашем фамильном архиве. Он не в твоем вкусе, но мне он нравится.

— Фамилия у него смахивает на еврейскую, — сказал Роберт с отвращением.

— Я его не спрашивал, но не удивился бы, если б так оно и оказалось. А какое это имеет значение? Но пожалуй, мне не надо было бы задавать тебе такой вопрос.

Роберт молчал, потом невесело засмеялся.

— Вот забавно, — сказал он. — Я приезжаю в Уорбек–холл на Рождество и оказываюсь в компании с Джулиусом и каким–то жидом! Нечего сказать, веселенькое сборище!

— Жаль, что ты так к этому относишься, мой мальчик, — сказал лорд Уорбек серьезно. — Между прочим, доктор Ботвинк присутствует здесь чисто случайно. Но ты ведь будешь не только с ним. В наше время трудно позволить себе широкое гостеприимство, но кое–что мы все же можем сделать.

С видом человека, готового к худшему, Роберт сказал:

— Понимаю. А кто же остальные гости?

— Мне не под силу устраивать большой прием, как прежде, Роберт. Я ведь сказал тебе, что это всего лишь последняя встреча в семейном кругу. Немного осталось людей, которые подходят под это определение. Прежде всего, конечно, миссис Карстерс…

— Миссис Карстерс! — простонал Роберт. — И как это я забыл!

— Давний друг твоей матери, Роберт. Она была и крестной матерью твоего бедного брата, если память мне не изменяет. Совестно было бы не пригласить ее.

— Что за дело до того, кем она была? Мне не нравится, кто она теперь. Она жена Аллана Карстерса и только и знает что проталкивать этого грязного политика вверх по грязной политической лестнице. К тому же избави Бог от этакой трещотки и зануды, — добавил он.

— Что ж, — сказал лорд Уорбек покорно, — скажем спасибо, что грязный политик сейчас за границей и не появится здесь, чтобы тебя огорчать. Будет еще одна гостья, — продолжал он. — Надеюсь, что она компенсирует тебе остальных.

В отблеске огня щеки Роберта пылали. Он закусил губу, и прошло еще некоторое время, прежде чем он повернулся и взглянул на отца.

— Камилла? — спросил он.

— Да, Камилла. Надеюсь, ты доволен.

— Я… я давно с ней не виделся.

— Так я и думал. И надеялся, что тебе будет тем более приятно увидеться с ней.

— Как хорошо, что ты подумал обо мне, папа.

— У меня за последнее время довольно досуга для раздумий. Это одно из преимуществ инвалидов перед здоровыми людьми. А вы — ты и Камилла — занимали мои мысли очень много.

Роберт не отвечал.

— Люблю я эту девушку, — с нежностью в голосе продолжал отец. — Она влюблена в тебя, если только я не ошибаюсь. Я привык к мысли, что и ты любишь ее. Ты сильно переменился за последний год или два, но я надеялся, что хоть в этом перемены не произошло. Не такой уж я чудак, чтобы думать, что в наше время родители могут распоряжаться судьбой своих детей, но для меня было бы большим утешением узнать перед смертью, что твое будущее устроено. Почему ты не сделаешь ей предложение, Роберт? Устрой нынче счастливое Рождество для нас обоих, а мне предоставь заниматься остальными гостями.

Роберт ответил не сразу. Он зажег папиросу и нервно сбрасывал пепел в огонь.

— Послушай, папа, — выговорил он наконец. — Я давно хотел потолковать с тобой о… об этом деле, но это трудно. Я…

Он осекся, потому что открылась дверь и вошел Бриггс.

— Подать чай, милорд? — спросил он.

— Я сказал, Бриггс, что мы подождем.

— Они только что прибыли, милорд. Их задержал снег, как я понял.

— Тогда будем пить чай сразу же. Передайте это сэру Джулиусу и спросите доктора Ботвинка, не хочет ли он присоединиться к нам.

— Слушаюсь, милорд. Кажется, я слышу, что леди идут сюда.

Он вышел, но тут же вернулся и объявил:

— Леди Камилла Прендергест и миссис Карстерс.

Казалось, всю комнату вдруг заполнили женщины. В спокойную мужскую атмосферу библиотеки, пропахшую дымом горящих поленьев и запахом старых кожаных переплетов, проникла новая беспокойная стихия, — дамские духи и голоса. Роберт почувствовал, что они с отцом оказались в ничтожном меньшинстве. Никак не укладывалось в голове, что на самом деле здесь были всего две женщины и к тому же одна из них вполне тихая. Но недостаток самоуверенности у нее более чем искупался ее спутницей.

Когда о миссис Карстерс говорили ее друзья, в ее характеристику непременно вкрадывалась фраза о том, что она сама «всем заправляет, заправляла и будет заправлять», и именно эту фразу подхватывали и менее дружественно настроенные комментаторы. Эту характеристику, несомненно, подтверждало ее нашествие на библиотеку лорда Уорбека. Миссис Карстерс заняла ее, как оккупирующая армия, которая ведет огонь направо и налево и повергает жителей в состояние остолбенения.

• Предыдущая
• 46/182
• Следующая