Мастера детектива. Выпуск 6 - Грин Грэм - Страница 2

• Предыдущая
• 2/161
• Следующая

Они сидели рядышком и дрожали от холода. Маленькая, яркая внутри и закопченная снаружи коробка несла их в сгущавшихся над улицами сумерках, автобус катился в Хэммерсмит. Витрины магазинов сверкали, как лед.

— Смотри, — сказала она, — снег пошел.

Автобус уже въехал на мост; несколько крупных снежинок проплыли мимо окна, падая, точно бумажные хлопья, в темную Темзу.

— Пока мы вместе, я счастлив, — сказал он.

— Мы же встретимся завтра... Джимми. — Она всегда запиналась, прежде чем произнести его имя. Глупое, в сущности, имя для человека такого богатырского сложения.

— Ночи — вот что не дает мне покоя.

Она засмеялась.

— Это пройдет. — Но тут же посерьезнела. — Я тоже счастлива. — Когда речь заходила о счастье, она тут же становилась серьезной, а когда чувствовала себя несчастной, начинала смеяться. Она не могла относиться несерьезно к тому, что было ей дорого, а ощущение счастья заставляло ее мрачнеть при мысли о том, что может его разрушить.

— Не дай бог война, — сказала она.

— Войны не будет.

— Тогда все тоже началось с убийства.

— Так то ведь был эрцгерцог. А здесь всего-навсего какой-то старый политик.

— Осторожнее, — предупредила она. — Разобьешь пластинку... Джимми.

— Черт с ней, подумаешь!

Она замурлыкала мелодию, ради которой и купила эту пластинку: «Ты говоришь мне, что это сад...», а большие снежинки все падали и падали за окном и таяли на мостовой. «Вот белый цветок, он раскрыл лепестки...»

— Какая глупая песня, — сказал он.

— А по-моему, очень милая песенка... Джимми, — возразила она. — Нет, не могу я так тебя называть. Ты не Джимми. Слишком уж ты здоров. Сержант-детектив Мейтер. Это из-за таких, как ты, ходят разные шуточки насчет полицейских ботинок.

— А если «дорогой»?

— Дорогой, дорогой... — Она будто попробовала слово на язык, покатав его между ярко накрашенными губами цвета калины. — Нет, — решила она. — Так я буду звать тебя только лет через десять после свадьбы.

— Тогда «милый»?

— Милый, милый... Нет, не нравится. Звучит так, как будто я тебя знаю давным-давно.

Дорога пошла в гору, мимо дешевых рыбных закусочных. В окне промелькнула пылающая жаровня, до них донесся запах жареных каштанов. Они почти приехали, оставалось пересечь еще две улицы и повернуть налево у церкви, которую уже было видно: ее шпиль торчал поверх крыш, как сосулька. И чем ближе подъезжали они к ее дому, тем несчастней она казалась самой себе и тем легче ей было говорить. Она старалась выбросить из головы мелкие мысли о потрескавшихся обоях и утомительных пролетах лестницы, по которой ей предстояло подниматься, о холодном ужине с миссис Бруэр и предстоящем завтра разговоре с агентом, о том, что работать придется опять где-нибудь в провинции, далеко от Джимми.

— Ты любишь меня не так сильно, как я тебя, — мрачно сказал Мейтер. — Ведь почти день пройдет, прежде чем я увижу тебя снова.

— Даже больше, если я найду работу.

— Тебе все равно, тебе решительно все равно.

— Взгляни, взгляни на афишу!

Но он не успел разглядеть ее сквозь запотевшее стекло, она уже уплыла. «Европа объявляет мобилизацию» — эти слова тяжелым камнем легли ей на сердце.

— Что там такое?

— Да опять это убийство.

— Ты все о том же. Уже целая неделя прошла. Нас оно совершенно не касается.

— Правда?

— Случись это здесь, мы бы его уже поймали.

— Интересно, почему он это сделал?

— Политика. Патриотизм.

— Ну, вот мы и приехали. Нам лучше сойти тут. Ну, что с тобой? Ты же сказал, что счастлив.

— Это было пять минут назад.

— А-а, — понимающе протянула она, испытывая и облегчение, и вместе с тем какую-то смутную тревогу, — чувства теперь у всех так непостоянны.

Они поцеловались под фонарем. Ей пришлось стать на цыпочки, чтобы дотянуться до него. Даже когда он казался мрачным и малость бестолковым, от него все равно исходило спокойствие — как от большой собаки. Только кто же выгоняет собаку в холодную темную ночь?

— Энн, — сказал он, — мы поженимся, да? После рождества...

— У нас же нет ни гроша, — сказала она. — Ни гроша... Джимми.

— Я пойду на повышение.

— Ты опоздаешь на дежурство.

— Черт возьми, тебе все равно.

— Ты прав, дорогой, — отшутилась она и пошла по улице к дому номер пятьдесят четыре, молясь в душе, чтобы у нее поскорее появились деньги, чтобы на этот раз все сбылось. Она уже успела разувериться в себе. Мимо прошел какой-то человек в темном пальто. Он весь съежился и посинел от холода. У него была заячья губа. Несчастный, подумала она, но уже успела забыть о нем, пока открывала дверь, поднималась на самый верхний этаж (ковровая дорожка кончалась на втором), ставила новую пластинку, впитывая глупые, бессмысленные слова, медленную сонную мелодию:

Человек с заячьей губой пошел в обратном направлении. Быстрая ходьба не согрела его. Подобно Каю из «Снежной королевы», он всегда носил в себе кусочек льда. Снежинки все падали и превращались на мостовой в слякоть; слова песни слетали вниз из освещенной комнаты на четвертом этаже:

Человек даже не сбавил шага. Он продолжал быстро идти по улице, он не чувствовал боли от кусочка льда, который нес в своей груди.

В «Корнер-хаусе» Рейвен сел за пустой столик у мраморной колонны и с отвращением пробежал глазами длинный список сладких холодных напитков, parfait[1] и пломбиров с сиропом, coupes[2] и прочих сластей с орехами и фруктами. Посетитель за соседним столом запивал горликсом[3] черный хлеб с маслом. Под взглядом Рейвена он съежился и закрылся газетой. Огромное слово «УЛЬТИМАТУМ» занимало всю верхнюю часть газетного листа.

Мистер Чамли уже шел к нему, пробираясь между столиками.

Это был толстый субъект с изумрудным перстнем на руке. Его широкое квадратное лицо обвисшими жирными складками выпирало из воротника. Он был похож на агента по продаже недвижимости или преуспевающего торговца женскими поясами. Он сел за столик Рейвена и коротко поздоровался:

— Добрый вечер.

— Я уж начал думать, что вы не придете, мистер Чол-мон-де-ли, — произнося по складам его фамилию, сказал Рейвен.

— Чамли, дорогой мой, Чамли, — поправил его тот.

— Неважно, как произносится, наверняка ведь это не ваша фамилия.

— Во всяком случае, выбрал я ее сам, — заметил мистер Чамли. Его изумруд сверкнул в свете огромных люстр, когда он перелистывал меню. — Возьмите parfait.

— Как можно есть холодное в такую погоду! Если жарко — достаточно выйти на улицу. Но не будем терять времени, мистер Чол-мон-де-ли. Вы принесли деньги? Я на мели.

— Здесь готовят очень хороший коктейль «Мечта старой девы», — задумчиво произнес мистер Чамли. — Не говоря уже об «Альпийском сиянии». Или о «Славе Никербокера».

— У меня во рту с самого Кале и крошки не было.

— Дайте мне письмо, — сказал мистер Чамли. — Спасибо. — И бросил подошедшей официантке: — Принесите мне «Альпийское сияние» и еще стаканчик тминной.

— Деньги, — сказал Рейвен.

— Вот, в бумажнике.

• Предыдущая
• 2/161
• Следующая