Мастера детектива. Выпуск 6 - Грин Грэм - Страница 44
- Предыдущая
- 44/161
- Следующая
Затуманенным взглядом Рейвен следил за ним, стараясь прицелиться. Попасть было нетрудно, но он, казалось, и не хотел его убивать. Он испытывал только боль, отчаяние и полнейшую усталость. Сознание того, что его предали, не вызвало в нем ни злобы, ни горечи. Темная вода реки Уивил, скрытая густой пеленой ледяной крупы, отделяла его от враждебного мира людей. «Дай, Христос, увидеть лик». Ему с самого рождения был уготован такой конец: его предавали все подряд, пока не закрылись все пути, ведущие в жизнь: мать, которая истекала кровью в подвале; священник в доме для беспризорников, мальчишки, с которыми он оттуда удрал, потом еще этот коновал. Его предавали все; почему же он решил, что она его не предаст? Как он мог раскиснуть перед юбкой? Даже Кайт был бы теперь жив, если бы не юбка. Все они раскисали — одни раньше, другие позже: Пенрит, Картер, Джосси, Баллард, Баркер и Громила Дейн. Он медленно, рассеянно прицелился. Он был совершенно одинок и поэтому испытывал что-то вроде чувства товарищества к человеку, которого собирался убить. Кавалерист, Мейхью... Все они в свое время думали, что их юбки не такие, как у других, что они гораздо лучше. Раз уж ты родился, то постарайся уйти из жизни пораньше и не запачкаться. Впервые за все время мысль о самоубийстве матери не вызвала в нем горечи, и, пока он долго и неохотно прицеливался, Сондерс через открывшуюся наконец дверь выстрелил ему в спину. Смерть пришла к Рейвену вместе с невыносимой болью. Казалось, он должен был разрешиться этой болью, как роженица ребенком, и он всхлипывал и стонал, пытаясь освободиться от нее. Наконец она покинула его, и он последовал за своим единственным дитятей в бесконечное одиночество.
Глава VIII
1
Когда кто-нибудь входил или выходил из ресторана, в вестибюль доносились запахи блюд. В отдельном кабинете наверху сидели за ленчем местные ротарианцы[29], и, когда дверь снова открылась, Руби услышала звук хлопнувшей пробки и обрывок шуточного стихотворения. Было пять минут второго. Руби вышла поболтать со швейцаром.
— Хуже всего, что я никогда не опаздываю. Он сказал в час, и вот пожалуйста... Я уже торчу тут и жду кормежки. Знаю, девушке не следует приходить первой, но что поделаешь, если есть хочется. То-то он удивится, когда увидит, что я уже здесь. Понимаете, я невезучая. Мне романы крутить вообще противопоказано — наверняка влипну. Ребенка, правда, пока не успела нажить, но зато умудрилась однажды подхватить свинку. Мыслимое ли дело — подхватить свинку от взрослого мужчины? Но так уж мне, видно, на роду написано. У вас такой вид — галуны, медали... Что вы все время молчите?
На городском рынке было необычайно многолюдно: только теперь, когда химическая тревога закончилась, сюда повалил народ. Одна лишь миссис Пайкер как жена мэра подала пример и явилась на базар в противогазе. Теперь она направлялась домой, и рядом с ней бежал Чинки: лапки и брюшко у него были выпачканы в грязи. В зубах он держал противогаз. Остановившись у фонарного столба, он уронил его в лужу.
— Ах ты, негодник, — пожурила его миссис Пайкер.
Швейцар в ливрее пристально смотрел в сторону рынка. На нем была медаль «За взятие Монса[30]», военная медаль и три нашивки за ранения. Он распахнул дверь перед двумя бизнесменами, пришедшими перекусить, — старшим коммивояжером фирмы «Кростуэйт энд Кростуэйт» и управляющим большим бакалейным магазином на Хай-стрит. А один раз даже выскочил на улицу, чтобы помочь какому-то толстяку выбраться из такси. Потом вернулся к Руби и со спокойным добродушием продолжал слушать ее.
— Опаздывает уже на десять минут, — сказала Руби. — Я думала, он человек, которому можно верить. Надо было по деревяшке постучать или плюнуть через левое плечо. Так мне и надо. Я бы скорее согласилась потерять честь, чем отказаться от этого бифштекса. Вы-то его наверняка знаете. Он называет себя Дейвисом. Большой хвастун.
— Он сюда все время девушек водит, — ответил швейцар.
Мимо торопливо прошагал человек в пенсне.
— С рождеством вас, Хэллоус.
— И вас, сэр, с рождеством, — отозвался швейцар. — С этим самым Дейвисом каши не сваришь.
— Я еще и до супа не добралась, — сказала Руби.
Мимо прошел мальчишка-газетчик, выкрикивая названия специального дневного выпуска «Ньюс» и вечернего «Джорнэл», а несколько минут спустя появился другой — с экстренным «Пост» и вечерним выпуском аристократической «Гардиан». Невозможно было разобрать, что они кричат, а сильный северо-восточный ветер так трепал афиши, которые они навесили себе на грудь, что можно было разобрать только слоги «гедия» на одной и «ство» на другой.
— Есть пределы, до которых может опуститься девушка, ожидающая поклонника, — сказала Руби. — Десять минут — это крайний срок.
— Вы даже больше прождали, — заметил швейцар.
— Уж такая я, — вздохнула Руби. — Вы, чего доброго, подумаете, что я за ними гоняюсь, да? Знаете, я и сама так думаю, только вот пока ничего не получается. — И с грустью добавила: — Беда вот в чем: я просто создана для того, чтобы их осчастливить. И каждый это замечает. Потому-то они и сторонятся меня. Впрочем, я их не виню. Мне бы и самой такое не понравилось.
— Вон идет начальник полиции, — кивнул швейцар. — Идет в управление выпить со своими ребятами. Его жена не выносит, когда он пьет дома. С рождеством вас, сэр.
— Похоже, спешит. — Газетная афиша затрепетала под ветром, и стали видны буквы «Тра». — А он не может угостить девушку ромштексом с луком и жареной картошкой?
— Знаете что, — предложил швейцар. — Подождите еще пять минут: я приглашаю вас на ленч.
— Вот это да, — отозвалась Руби. Она постучала по дереву.
Усевшись в вестибюле, она повела воображаемый разговор с театральным продюсером — его она представляла очень похожим на мистера Дейвиса, но только такого мистера Дейвиса, который всегда держит слово. Продюсер называл ее очень талантливой девочкой, он пригласил ее на обед, а потом повез к себе и угощал разными коктейлями. Он спросил, что она думает насчет ангажемента в Уэст-Энде с окладом пятнадцать фунтов в неделю, а потом стал показывать ей свою шикарную квартиру. Смуглое огорченное лицо Руби просветлело, она возбужденно взбрыкнула ножкой, чем вызвала неудовольствие какого-то дельца, изучавшего таблицу курсов биржевых акций. Он пересел на другой стул, что-то бормоча себе под нос. А Руби между тем говорила, обращаясь сама к себе:
— Это столовая. А вон там ванная. Элегантно, не правда ли? Это моя спальня.
Руби сразу заявила, что от пятнадцати фунтов в неделю она бы не отказалась, но так ли уж ей нужен ангажемент в Уэст-Энде? Потом она взглянула на часы и вышла. Швейцар уже ждал ее.
— Боже мой! — воскликнула она. — Почему вы не сняли эту ливрею?
— У меня всего двадцать минут, — торопил ее швейцар.
— Значит, ромштекса не будет? — приуныла Руби. — Что ж, согласна и на сосиски.
Они уселись на высокие стулья за стойкой в закусочной напротив рынка и заказали по порции сосисок и кофе.
— Эта ваша ливрея ставит меня в неловкое положение, — сказала Руби. — Люди могут подумать: вот охранник вышел для разнообразия с девушкой посидеть.
— Слышали пальбу? — спросил бармен.
— Какую пальбу?
— Как раз за углом, в «Мидленд стил». Три мертвеца. Старый дьявол сэр Маркус и еще двое.
Он положил на стойку развернутый дневной выпуск газеты, и из-за тарелок с сосисками, чашек с кофе, перечницы и стоявшего рядом кофейника глянули на них старая сморщенная физиономия сэра Маркуса и искаженное страхом полное лицо мистера Дейвиса.
— Так вот почему он не пришел, — вслух подумала Руби. Некоторое время она молча читала.
— Интересно, кого хотел найти этот Рейвен, — сказал швейцар. — Взгляните. — И он указал на небольшой абзац внизу, где сообщалось, что начальник особого политического отдела Скотленд-Ярда прибыл самолетом и направился прямо в управление «Мидленд стил».
29
Ротарианцы — последователи итальянского живописца Пьетро Ротари, писавшего в стиле рококо.
30
Монс — город в Бельгии.
- Предыдущая
- 44/161
- Следующая