Современный венгерский детектив - Череш Тибор - Страница 30

— А в самом деле, почему вы не сбежали за границу во время мятежа?

— Мог. Вполне. Но скажи я вам — не поверите!

— Отчего же? Может, и поверю.

— Из-за отца. — Зубочистка продолжала выписывать на скатерти какие-то незримые письмена, а на морщинистом лице Тибора застыла горестная улыбка. — Мятежники выпустили из тюрем всех уголовников. В том числе и меня. Сказали: «Благодари нас, дружок, вот тебе оружие, давай вставай на баррикаду». А я — нет! Я пошел домой. Отец мне твердил: «Не забудь, что ты преступник, но мы не контрреволюционеры. Никакого отношения к этой заварухе не имеем!» Ну, когда мятеж подавили, спрашиваю я у отца: «Что мне теперь делать? Ведь мне еще четыре с половиной года осталось отсидеть! И даже после отбытия наказания еще целых три года я не смогу работать врачом. А граница пока еще открыта…» «Верно, — говорит отец, — если не хочешь больше увидеть меня в живых, беги». И я остался.

— Вы так говорите, Тибор, словно хлебнули натощак стаканчик настойки горькой полыни, — сказал Шалго. — Конечно, от жизни вам досталось вдоволь и пинков и ударов…

— Не утешайте. Нет нужды. Сыт по горло. К тому же я не жалуюсь. Больших амбиций у меня нет. Желаний, грез — тоже. У меня есть работа, есть квартира, машина! Есть любовница. И не хочу я помощи ни от кого! Не хочу, чтобы меня «понимали» или жалели. Что имею, то мое. И еще одно: не хочу, чтобы за меня платили в ресторане.

«Н-да, — думал Шалго, — этот Тибор орешек потверже, чем я предполагал. И пессимизм его, может быть, и истинный, а может, только пыль одна, для маскировки мыслей и намерений. Если так, то у него это ловко получается».

— Я понимаю, — начал было Шалго, но Тибор махнул небрежно рукой.

— Не нужно. Не прошу ничьего понимания. Лучше давайте начистоту — чего вы от меня хотите?

Шалго как-то странно усмехнулся:

— Я хотел бы попросить вас о помощи. Но после всего того, что услышал, смешно было бы об этом и заговаривать.

— Что вы имели в виду? — спросил Сюч, и в его глубоко запрятанных глазах блеснуло любопытство. Он подлил в бокалы вина. — Так что же?

— За годы тюрьмы вам довелось узнать многих. И хорошо узнать, что представляет собою преступник. Так вот, Виктор Меннель тоже был преступником. Это точно. В Венгрию он приехал не только затем, чтобы делать бизнес. В основном чтобы установить связь с агентурой.

— С агентурой? — удивленно переспросил Сюч. — С какой еще агентурой?

— Виктор Меннель был разведчиком, шпионом.

— Перестаньте шутить. У вас все получается, как в детективном романе.

— Возможно. Но то, что я сказал, — установленный факт. И государственная тайна, естественно. Знаю, что вас об этом не надо предупреждать. Просто я напомнил на всякий случай. В тюрьме вам, вероятно, доводилось встречать и осужденных за шпионаж.

— Доводилось. Довольно жалкие людишки.

— Виктор Меннель был не из жалких. Мы ищем сейчас не только убийцу Меннеля, но и его агентов. В этом вы и могли бы нам помочь. Впрочем, теперь я вижу, что моя просьба смешна.

— Понятно. А если я соглашусь, что вы ответите мне на это?

— Что ваше решение противоречит логике и психологически необъяснимо. Почему бы вы вдруг стали нам помогать?

— Да уж, конечно, не потому, что я в восторге от вас, — после долгого молчания ответил Сюч. — И не потому, что грудь мою распирают чувства социалистического патриотизма. Но логические и психологические основания для этого есть. Если то, что вы сказали о Меннеле, — правда, то верно и то, о чем вы не сказали.

— Не понимаю, что именно?

— Если Меннель был шпионом, значит, все, кто был с ним связан, могут отныне тоже подозреваться в шпионаже. Без, Геза Салаи и ваш покорный слуга. А это, мягко выражаясь, неприятно. Один тип в тюрьме — не помню уж, чей он там был шпион, — сказал мне как-то: «Самое неприятное в таких делах, что за человеком потом всю жизнь следят». Так вот, я не желаю, чтобы за мной следили. Иначе говоря, не хочу числиться подозреваемым в шпионаже. Что же мне остается в таком случае делать? Принять ваше предложение, поскольку я хочу жить спокойно.

— Одним словом, вы согласны нам помочь?

Тибор Сюч выпил одним духом бокал вина и налил еще.

— Вы, старина, опасный хищник, — откровенно сказал он. — И вы-знали, как загнать меня в угол. Так что бросьте разыгрывать доброго дедушку, угощающего деток конфетками. Говорите со мной напрямик, как со взрослым человеком. Не считайте меня деревенским простофилей.

«Это уж точно! — подумал Шалго, закуривая новую сигару, — к ним тебя никак не отнесешь».

Прошло еще два дня, и полковник Кара вынужден был признать, что следствие нисколько не продвинулось вперед. Все, что заслуживало внимания, было внимательно изучено, проанализировано, но никакого ощутимого результата это не дало, появились только новые, противоречивые версии. Областная прокуратура продлила на семьдесят два часа санкцию на содержание Гезы Салаи под арестом. Инженера еще в воскресенье отправили в Веспрем, но и там на всех допросах он повторял одно и то же: да, в прошлом году в Ливорно он познакомился с Виктором Меннелем, но ничего не знал о его шпионской деятельности. Попытки «поймать» инженера на противоречиях оказались безуспешными, так как Салаи, в общем-то, рассказывал одно и то же, не считая незначительных отклонений, которые как раз убеждали в том, что он не повторял заранее заученную версию. Показания Беаты тоже в основном совпадали с тем, что говорил ее жених. Салаи же признал, что встречался с Меннелем, намеревался его убить, но девятнадцатого вечером, возвратившись с прогулки по набережной, он «хватил лишнего» в баре и рано заснул; наутро же ему сказали, что Меннеля уже нет в живых. Беата, узнав, что ее жениха арестовали, сначала как-то Сникла, растерялась, однако вскоре взяла себя в руки и заявила, что Салаи больше ей не жених, правда, не потому, что он арестован, а потому, что она любит Тибора. И добавила, что хотя многое и говорит против Салаи, но инженер неповинен в убийстве. Она готова дать голову на отсечение. Эта убежденность Беаты Кюрти навела Шалго на мысль, что она знает о Салаи что-то такое, что наверняка доказало бы его алиби, хотя он и собирался убить Меннеля. Но что именно она знает?

Беата заявила, что после всего происшедшего они с Тибором остаются в Эмеде, несмотря на то, что им уже разрешили ехать куда угодно. Впрочем, майор Балинт не был согласен с таким решением полковника Кары и на всякий случай приказал своим работникам держать Беату и Тибора под наблюдением. И хотя эта мера пока не давала никаких результатов, Балинт упорно стоял на своем: Шалго заблуждается, считая Беату и Тибора не причастными к преступлению.

Полковника Кару настораживало дерзкое, даже циничное поведение Казмера, и в то же время он заметил, что порой молодой инженер впадал в непонятную нервозность. Полковник не верил, что в то время, когда было совершено убийство, Казмер, по его словам, находился в пути между Будапештом и Эмедом. Связавшись с Домбаи, Кара попросил его поговорить с Кальманом Борши. Ученый наверняка знает Казмера Табори и, может быть, расскажет о нем что-нибудь важное. Борши хорошо отозвался о Казмере, сказал, что тот подает надежды стать настоящим ученым, и добавил, что считает подозрения полковника Кары необоснованными.

А вот Фельмери чувствовал себя хуже всех: ведь он дал Илонке обещание молчать. «А разве я имею право молчать в таком важном деле? — думал он. — Получается, что я укрываю преступника…» Но тут перед ним возникало полное отчаяния лицо девушки, и ему начинало казаться, что он слышит ее слова: «Я верю вам и надеюсь, что вы не станете злоупотреблять моей искренностью…» И Фельмери видел для себя один только выход: как можно скорее найти убийцу. Снова и снова перебирая в памяти события, он вдруг пришел к выводу, что в показаниях допрашиваемых есть большие несоответствия. Как могло, например, случиться, что девятнадцатого июля вечером никто не видел Илонку и Казмера в ресторане, хотя девушка утверждает, что они там ужинали и там же за ужином поссорились, после чего она выбежала из ресторана и у мола случайно встретилась с Меннелем. Если это так, то Илонку и машину Меннеля должен был бы увидеть Салаи. И самое главное: куда направился Казмер из сада Худаков утром двадцатого июля?… На эти вопросы лейтенант, как ни старался, не мог получить ответа. А Хубер! За ним ведется постоянное наблюдение, но пока ничего подозрительного не замечено. Известно, что он не выполнил указания Брауна и не вернулся в ФРГ, что подписание протоколов и соглашения по различным причинам затягивается. Хубер рано утром выходит на берег, проплывает несколько сот метров, потом загорает на пляже и не спеша часам к десяти возвращается в гостиницу; по дороге он покупает газеты, завтракает в ресторане, а потом запирается у себя в комнате. В понедельник он выезжал в Балатонфюред, но там ни с кем не встречался…