Искушение - Макдональд Джон Данн - Страница 35

• Предыдущая
• 35/36
• Следующая

Он подошел к кровати и склонился надо мной. Теперь я мог достать его. И я достал – попав в затылок. Второй раз я залепил ему той же пепельницей в лицо. Пепельница свалилась мне на живот. Человек издал слабый стон, он шевелился. И я еще раз взял тяжелую штуковину из хрусталя в руку, еще раз вмазал в чужую, неизвестную мне, ненавистную рожу. Этого хватило. Мужчина, оказалось, был другой, не тот, что обрабатывал мою ногу. Обмякнув, он тяжело сполз на пол. Лица у него теперь не будет вовеки. Я перегнулся через край кровати и обыскал его одежду. Револьвера у него не нашлось, только маленький складной ножичек, золотой, с клинком из стали. С помощью коротенького этого лезвия я освободил от пут свои ноги и стал собираться с силами, прежде чем впервые попытаться ступить на больную ногу. Сначала я оперся на левую ступню и лишь затем попробовал встать на правую. Комната покачнулась, закружилась, и я упал на кровать. Минуту-другую собирал волю для второй попытки. На этот раз я устоял, хотя мне было совсем худо и все плыло перед глазами.

Игрушечный нож – не оружие. Я вспомнил про свой девятизарядный автоматический пистолет и удивился, как это я не подумал о нем раньше. Я заковылял к комоду. Но в ящике оружия не оказалось. Я его выбросил? Но зачем? Куда? Воспоминание было близко, но метнулось, как испуганная ящерица, и исчезло. Я потряс головой в надежде прояснить свои мысли. Результатом была только сильная боль за левым ухом. Я потрогал кончиком пальцев место, где болело. Оно было чувствительным, как свежая рана, и горячим.

Я достал из ящика комода длинный чулок и прохромал к ванной, стараясь не наступать на больную ногу. Включив там свет, я увидел Лоррейн. Она лежала передо мной на кафельном полу, голова ее была как-то ненормально вывернута набок. От страха я издал горлом странный хрип. Лоррейн в ответ стала растворяться в воздухе и пропала. Я подумал, что теряю рассудок.

Я открыл шкафчик и, вытащив тяжелую стеклянную банку крема для кожи, вложил ее в чулок. Получилось нечто вроде пращи, – хорошенько размахнувшись, можно было ударить неслабо.

Оставались двое. Насколько я знаю. Высокий и тот, что меня пытал. Но их могло быть и больше. Я вернулся в спальню, осмотрел лежащего на полу. Он дышал очень медленно, очень редко. Я выключил свет и подошел к телефону, стоявшему в спальне. Набрал ноль. Трубка откликнулась. Я попросил связать меня с полицией.

– Полиция, сержант Ашер.

– Я хотел бы поговорить с лейтенантом Хейссеном.

С удивлением прислушивался я к своему собственному приглушенному голосу. Кого это я вызываю? Я знавал когда-то только одного Хейссена. Пол Хейссен – славный был парень, очень упрямый, правда. Отменный баскетболист. Но это было так давно, я тогда еще учился… И он был на другом курсе.

И снова мне пришлось удивляться: на том конце провода мои слова восприняли как должное и через секунду ответили: «Сегодня его не будет».

И тут же страх пробудился во мне, глубоко внутри. Сержант в который раз кричал в трубку «Алло! Алло!», но я свою трубку уже положил. Я не мог понять, что меня так сильно, так невероятно сильно испугало.

Шаги! По лестнице поднимался следующий. Я быстро повернулся, перенеся свой вес на больную ногу, и провалился на секунду в бездну раскаленной, темной боли; снопы искр вспыхнули перед глазами. Но я не упал, нет. Я даже сумел, успел вовремя встать за дверью и, когда огромная тень переступила порог, обрушил мою пращу с такой силой, какой и сам от себя не ожидал. Я слышал звук, с каким стекло ударилось о череп, и слышал, кажется, как череп врага раскололся. Я хотел было подхватить падающего, но опять наступил не на ту ногу, а незнакомец был тяжел, он выскользнул у меня из рук и глухо ударился в темноте об пол.

Снизу резкий голос позвал его требовательно и испуганно. Я стоял на коленях в полной тьме, неловкими руками шаря в его одежде. Он лежал лицом вниз. Дрожа от напряжения, я продолжал поиски. И вот нащупал под курткой металлический предмет. Хороша была эта холодная, тяжелая штуковина, она точно создана была как раз для моих ладоней, на которых сейчас выступил холодный пот. Не вставая с колен, я двинулся к двери, ударился обо что-то больной ногой, упал лицом вперед. Внизу в коридоре горел свет. Третий вскоре появился на верхней площадке. Я нажал на спусковой крючок. Был выстрел. Приглушенный. Точно кто-то кашлянул в церкви – деликатно, прикрыв сразу рот платком.

Человек, только что поднявшийся по лестнице, сделал еще шаг вперед. Потом он поднял и вытянул носок, нога качнулась назад, почти как в танцевальном па, и так это ме-едленно. Он сделал еще шажок назад и теперь коснулся спиной стены. Издал жалобный, протяжный возглас. «Мама-а-а!» – кричал он. Это невозможно было вынести.

Я выстрелил еще. На этот раз звук был погромче, – как если бы книга с высокой полки упала на ковер. Он сделал еще полшага, беспомощно и бессознательно, к лестнице, скорчился и упал. И с грохотом покатился по ступенькам, пока не затих там, внизу. Придушенный стон. Тишина.

Некая мелодия закрутилась у меня в мозгу, и я почувствовал, как мой рот растягивает ухмылка. Давным-давно я видел один боевик, там убийца всегда, выходя на мокрое дело, напевал свою любимую песню. Я просвистел ее сквозь зубы. Она прозвучала в пустом, онемевшем доме с необычайной ясностью. Снова и снова насвистывал я все те же несколько нот, – только рефрен. На руках и на коленях я заполз опять в спальню, упер револьверное дуло в висок высокого блондина, немного подался назад и выстрелил. Высокий не шевельнулся при этом. Чернявый ворочался, содрогался, сучил ногами и колотил кулаками по полу. Что за видения, что за сны раздробила через минуту, разнесла на куски моя пуля?

Я включил свет. Вниз, на них, я не смотрел. С величайшей осторожностью я натянул носок на больную ногу и вставил ее в ботинок, кусая губы от боли. Потом зашнуровал обувь, крепко зашнуровал. Стало теперь легче, но ступеньки лестницы пришлось одолевать по одной, выставляя вперед здоровую ногу, а потом уж присоединяя к ней другую. Но, кажется, я и притерпелся, и приспособился.

Третий труп лежал в коридоре под лампой, тоже лицом вниз, руки под туловищем, ноги перекрещены для удобства. Я ему проделал маленькую аккуратную дырку в затылке, прямо посередине. Зачем-то я взглянул наверх – и там, на лестнице, видел, правда, очень недолго, голую женщину, надевавшую на себя халат. А потом ее уже не было. Часы на кухне показывали четверть пятого.

Моя машина была не заперта, но ключа там не оказалось. Пришлось возвратиться и обыскать их карманы. Мне повезло. У третьего, того, что лежал внизу, под лестницей, ключ отыскался.

Я сел в машину.

И внезапно шлюзы памяти приоткрылись. Я мог припомнить – не все, но многое. Я помедлил.., не вспомнится ли. В самом деле, еще что? Мысленно перебрал то, что ко мне уже вернулось. «Порше» цвета меди: он перевернулся в воздухе, когда падал в озеро. Или: как я несу Лоррейн в свою, вот эту машину. Тинкер и Манди. Пол Хейссен. И доллары. Толстые тугие пачки, затянутые проволокой, уложенные аккуратно, одна к одной, в черный металлический кейс.

Я должен забрать их и уехать отсюда как можно скорее!

И тогда я вспомнил, где деньги.

Я поехал в Парк Террас, остановил машину возле высокого штабеля кирпича. Камнем сбил замок с дверного сарая, где хранился инструмент. Да, я знаю, где это. Кирка и лопата, – вот все, что мне нужно. Звезда светили, делали светлой ночь. Я старался работать киркой энергично, но сил почти не оставалось. Стоило труда даже приподнять кирку. Поднять – опустить. Бетон еле заметно мерцал. Точно в нем отражались звезды. Кирка проворачивалась в руках и все-таки откалывала кусочки цемента при падении. Я опустился на колени, пощупал, далеко ли я продвинулся. Ямка была примерно в пол-яблока глубиной, небольшого яблока. Вокруг этой ямки было множество выщербин в асфальте, будто оспой все изрыто, – следы моих непопаданий.

Ничего теперь для меня не существовало, только деньги, только стремление заполучить их в руки. Одежда моя промокла от пота. Время от времени я падал и лежал, ожидая, пока силы восстановятся, чтобы вновь подняться на ноги и опять вытягивать кирку наверх и опускать ее. И наконец я пробился к мягкой земле. Теперь можно было передохнуть и осмотреться. Мир вокруг был серым. Я и не заметил, что ночь миновала. Рукоятка кирки была мокрой, липкой от крови. Я пошел в сарай и взял там лом. На обратном пути я упал и подняться сумел не сразу. Ничего. С ломом я и стальной лист пробью.

• Предыдущая
• 35/36
• Следующая