Король замка - Холт Виктория - Страница 3

• Предыдущая
• 3/72
• Следующая

— Хуже? В каком смысле?

— Сами подумайте! Какой мужчина женится на молодой леди, которая совсем одна ездила за границу?

— Энни, я ищу не мужа, а работу. Вот, что я тебе скажу: маме было столько же лет, сколько мне сейчас, когда они с сестрой приехали в Англию к тете. Они даже ходили одни в театр. Представь себе! А мама еще и не на такое отваживалась. Однажды она пошла на политический митинг — в какой-то подвал на Чансери-Лейн. Более того, именно там она познакомилась с папой. Не будь она такой отчаянной, так и не вышла бы замуж — по крайней мере, за него.

— Вы всегда поступали, как вам заблагорассудится. Я-то вас знаю. Но, помяните мое слово, нехорошо это. Я от своего мнения не отступлюсь.

Однако я была уверена, что не делаю ничего дурного, и после долгих колебаний решила принять приглашение графа.

Мы проехали по мосту. Глядя на старые, поросшие мхом и плющом стены, на мощные подпоры и круглые башни с остроконечными крышами, я мысленно молила Бога, чтобы меня не отправили обратно. Миновав арку, мы оказались на мощеном дворе. Кое-где среди камней пробивалась трава. Вокруг стояла поразительная тишина. В центре виднелась беседка с колодцем. Несколько ступеней у правого крыла замка вели на открытую веранду. Над дверью — увитая геральдическими королевскими лилиями надпись: «de la Talle».

Жозеф поставил у двери мои сумки и крикнул:

— Жанна!

Вышедшая на зов горничная окинула меня удивленным взглядом. Жозеф объяснил, что я мадемуазель Лосон, прибывшая по приглашению Его Светлости, велел проводить меня в библиотеку и доложить о моем приезде. С сумками разберутся потом.

Я очень волновалась и в глубине души ругала себя за легкомыслие. Жанна открыла тяжелую, обитую клепаным железом дверь, и мы вошли в просторный вестибюль. Каменные стены были украшены великолепными гобеленами и оружием. Мимоходом я заметила кое-какую мебель в стиле эпохи регентства — в частности, столик с тончайшей паутиной золотой инкрустации по французской моде начала XVIII века. Гобелены той же эпохи, выполненные в духе мануфактуры Бове, восхищали изысканной простотой пасторальных картин а 1а Буше. Какая роскошь! Я уже была готова побороть робость, остановиться и разглядеть все получше, но тут мы вышли из вестибюля и стали подниматься по лестнице.

Жанна отдернула тяжелую портьеру, и я — какое блаженство после хождения по каменным плитам! — ступила на толстый ковер. Мы были в коротком темном коридоре, в глубине которого виднелась дверь. За ней оказалась библиотека.

— Если мадемуазель угодно подождать…

Я кивнула. Дверь за моей спиной мягко затворилась, и я осталась одна.

Вот это комната! Чего стоят одни высокие потолки с дивной росписью! Похоже, Шато-Гайар — настоящая сокровищница мирового искусства. Если меня здесь не примут, я этого не переживу. Стены библиотеки пестрели корешками книг в кожаных переплетах. Чучела зверей застыли, как на страже этих древностей. Я подумала, что граф — бывалый охотник, и попыталась представить, как он гонит добычу. На каминной полке стояли часы с богатой инкрустацией. По обе стороны — две изящно раскрашенные севрские вазы. Обивка стульев гармонировала с цветами и завитушками, украшавшими их деревянные каркасы. Увы! Я не могла полюбоваться этим великолепием в свое удовольствие. Меня слишком волновала скорая встреча с грозным графом. Что я ему скажу? Главное, вести себя с достоинством. Спокойно, без суеты. Не подавать вида, как сильно я хочу остаться здесь работать. В случае успеха можно было бы рассчитывать на новые заказы. Мне казалось, что через несколько минут решится моя судьба. Как я была права!

Послышался голос Жозефа:

— В библиотеке, Ваша Светлость…

Звук шагов. Он может войти в любой момент. Я подошла к камину. Там лежали дрова, но огня не было. Отрешенно посмотрела на роспись над часами в стиле Людовика XV. Мое сердце бешено колотилось, я стиснула дрожащие руки, а когда дверь отворилась, сделала вид, что ничего не заметила. Таким образом, у меня оказалось несколько лишних секунд, чтобы успокоиться. Последовало короткое молчание, потом чей-то невозмутимый голос произнес:

— Невообразимо.

Мужчина был примерно на дюйм выше меня, а ведь я довольно высокая. В его темных глазах читалось недоумение, но мне они показались добрыми. Длинный орлиный нос придавал лицу надменный вид, зато в пухлых губах было что-то детское. На нем был очень элегантный костюм для верховой езды — пожалуй, чересчур элегантный, — цветной шейный платок и по золотому кольцу на каждом мизинце. В общем, выглядел он в высшей степени утонченно, но не так грозно, как я себе представляла. И отнесся он ко мне, похоже, благожелательнее, чем я предполагала. Мне бы радоваться, а я почувствовала легкое разочарование.

— Добрый день, — поздоровалась я.

Он подошел ближе, и у меня появилась возможность приглядеться к нему. Он оказался моложе, чем я думала: старше меня не больше, чем на год… возможно, мой ровесник.

— Будьте любезны, объясните, в чем дело.

— Да, конечно. Я приехала реставрировать картины.

— Мы ждали господина Лосона.

— Теперь он не может приехать.

— Значит ли это, что он прибудет позднее?

— Он умер несколько месяцев назад. Я его дочь. Выполняю оставшиеся после него заказы.

Он выглядел несколько обеспокоенным.

— Но это очень ценные картины…

— В противном случае их не стоило бы реставрировать.

— Мы доверим их только специалисту, — заявил он.

— Я специалист. Вам рекомендовали отца, а я работала с ним. По правде говоря, его коньком были дома, а моим — картины.

Конец, подумала я. Из-за меня он попал в глупое положение и ни за что не разрешит мне остаться. Я сделала последнее усилие:

— Вы слышали об отце, а значит, и обо мне. Мы работали вместе.

— Вы не объяснили…

— Я думала, дело срочное, и решила не откладывать поездку. Когда отец принял ваше предложение, я должна была ехать с ним. Мы всегда работали вместе.

— Прошу садиться! — пригласил он.

Я примостилась на краешке стула с резной деревянной спинкой, а он уселся на диван, удобно вытянув ноги.

— А вы не подумали, мадемуазель Лосон, — сказал он неторопливо, — что, своевременно узнав о смерти вашего отца, мы могли бы отказаться от ваших услуг?

— Я считала, что главное — реставрация картин. Вот уж не думала, что пол реставратора имеет для вас решающее значение.

Если я выразилась резко, то это от волнения. Сейчас он попросит меня уехать, а мне необходима возможность показать, на что я способна.

Он нахмурил брови и задумался. Затем украдкой взглянул на меня, довольно безрадостно усмехнулся и сказал:

— Странно, что вы не написали и не предупредили нас…

Оставаться дольше было бы слишком унизительно. Я поднялась, он тоже. Никогда я не чувствовала себя такой несчастной, как в те минуты, гордой походкой направляясь к двери.

— Минуту, мадемуазель.

Маленькая победа. Он заговорил первым. Не поворачиваясь, я посмотрела на него через плечо.

— Станция у нас небольшая. Здесь останавливается только один поезд, в девять часов утра, а до парижской ветки несколько десятков километров.

— В самом деле?

На моем лице, вероятно, отразилось разочарование.

— Теперь вы понимаете, — продолжил он, — что поставили себя в неловкое положение.

— Откуда мне было знать, что на мои рекомендательные письма даже не посмотрят? Раньше я никогда не работала во Франции и, разумеется, не ожидала такого приема.

Кажется, я попала в точку. Он поддался на мою провокацию:

— Поверьте, мадемуазель, во Франции люди не менее учтивы, чем в любой другой стране.

Я пожала плечами и спросила:

— Полагаю, здесь есть постоялый двор… или гостиница, где я могла бы переночевать?

— Нет, нет, ни в коем случае. Останьтесь у нас.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказала я холодно, — но в данных обстоятельствах…

— Вы говорили что-то о бумагах?

• Предыдущая
• 3/72
• Следующая