Король замка - Холт Виктория - Страница 47

• Предыдущая
• 47/72
• Следующая

Мы сидели, напряженно прислушиваясь. В липах под окнами кричала какая-то птица.

— Это сова, — сказала я.

— Конечно, сова. Думаете, я не знаю! Вот!

Тут я тоже услышала. Шлеп, шлеп. Сначала тише, потом громче.

— Это внизу.

— Мисс… Вы говорили, что не испугаетесь.

— Давай-ка пойдем и посмотрим, что там происходит.

Я взяла у нее свечу и стала спускаться по лестнице. Женевьева верила в меня, и это придавало мне храбрости, хотя бродить по темному замку было страшновато.

Мы дошли до дверей оружейной галереи и остановились. Снизу отчетливо доносилось какое-то постукивание. Я почувствовала, как по телу побежали мурашки. Женевьева вцепилась в мою руку. В ее испуганных глазах плясали огоньки от горящей свечи. Она хотела что-то сказать, но я приложила палец к губам.

Снова тот же звук.

Снизу, из подземелья.

Больше всего мне хотелось развернуться и опрометью броситься назад, к себе в комнату. Думаю, Женевьеве тоже. Но от меня она такого не ожидала, и я не могла показывать ей, что боюсь, что одно дело быть отважной днем и совсем другое — в подземелье старого замка, глухой ночью.

Она кивнула на каменную винтовую лестницу, и я, одной рукой подхватив длинные юбки и сжимая свечу, другой взялась за веревочные перила и стала спускаться вниз. Женевьева, последовавшая за мной, оступилась, но к счастью, наткнулась на меня и не скатилась вниз по лестнице. Она вскрикнула и зажала рот руками.

— Все в порядке, — прошептала она. — Я просто наступила на свой халат.

— Ради всего святого, придерживай подол.

Она кивнула, но через несколько секунд мы снова остановились, пытаясь удержать равновесие. У меня сердце чуть не разрывалось от страха. Думаю, у Женевьевы — тоже. Если бы в ту минуту она сказала: «Давайте вернемся. Здесь ничего нет», я бы охотно согласилась.

Но вера в меня помешала ей произнести эти слова.

Теперь кругом было тихо. Я прислонилась к каменной стене и сквозь одежду почувствовала, какая она ледяная по сравнению с горячей рукой вцепившейся в меня Женевьевы.

Нелепо. Зачем я брожу по замку ночью? А если нас увидит граф? Как глупо я буду выглядеть! Я должна прямо сейчас вернуться в свою комнату, а утром рассказать о звуках, которые слышала ночью. Но Женевьева подумает, что я боюсь. И будет права. Если я поддамся страху, то наверняка потеряю ее уважение, благодаря которому могу оказывать на нее некоторое влияние. Это влияние было мне необходимо, чтобы помочь ей победить демонов, поселившихся в ее подсознании и толкавших ее на ненормальные поступки.

Я подобрала юбки повыше, спустилась по лестнице и, оказавшись внизу, распахнула кованную железом дверь в подземелье. Темница как будто раскрыла свою черную пасть, вид которой не внушал никакого желания продолжать нашу экскурсию.

— Звук доносится оттуда, — прошептала я.

— О… мисс… Я не смогу туда войти.

— Это всего лишь старые камеры.

Женевьева потянула меня за руку.

— Пойдемте назад, мисс.

Не безумие ли — разгуливать с одной свечой по неровному полу подземелья? Женевьева уже чуть не свалилась с лестницы, а в темнице было бы куда опаснее! Так я себе говорила, но правда заключалась в том, что от мрачности холодных тюремных стен в жилах стыла кровь, и все мое существо рвалось назад, наверх.

Я подняла свечу высоко над головой. Старые стены, плесень и бесконечный ряд темных камер. В двух ближних клетках я различила толстенные цепи, которыми приковывали узников и узниц. Я крикнула:

— Есть здесь кто-нибудь?

Мне вторило жуткое эхо. Женевьева прижалась ко мне, она дрожала.

— Там никого нет, — сказала я.

Девочка быстро кивнула.

— Уйдемте отсюда, мисс.

— А днем вернемся и посмотрим.

— Да-да.

Она потянула меня за руку. Я уже хотела повернуться и скорее уйти, но внезапно мною овладело какое-то странное наваждение. Я бы сказала, что из темноты на меня кто-то смотрит… манит к себе… во мрак подземелья… а может быть — смерти.

— Мисс, пойдемте.

Непонятное чувство прошло, и я отвернулась от тюремных камер.

По лестнице Женевьева поднималась впереди меня. Я еле передвигала ноги, они словно налились свинцом. Мне казалось, что за моей спиной раздаются шаги, что меня сжимают чьи-то ледяные руки и тянут назад, в темноту. У меня перехватило дыхание, сердце тяжелым камнем давило на грудь. Пламя свечи задрожало, и на секунду я с ужасом подумала, что огонь погаснет. Казалось, мы никогда не выйдем наверх. Подъем не мог занять больше минуты, но эта минута показалась мне целой вечностью. Запыхавшись, я остановилась на верхней ступеньке лестничного пролета… у двери в комнату, под которой находился каменный мешок.

— Пойдемте, мисс, — взмолилась Женевьева. У нее стучали зубы. — Я замерзла.

Мы взобрались наверх.

— Мисс, можно я останусь у вас на ночь? — попросила Женевьева.

— Конечно.

— А то… я могу разбудить Нуну, если пойду к себе.

Я не стала напоминать ей, что Нуну разбудить трудно. В подземелье Женевьеве было так же страшно, как и мне. Теперь она боялась спать одна.

Я долго лежала без сна, перебирая по минутам ночное приключение. Страх перед неизвестным, говорила я себе, пережиток, доставшийся нам в наследство от наших диких предков. Чего я боялась в подземелье? Привидений? Того, что существует только в детском воображении?

Но и во сне меня преследовал этот загадочный стук. Мне снилась молодая женщина. Ее душа не находила покоя, потому что она умерла насильственной смертью. Она хотела вернуться на землю и рассказать мне, как она умерла.

— Шлеп, шлеп.

Я вскочила в постели. Это горничная принесла завтрак.

Женевьева, должно быть, проснулась рано, потому что в комнате ее уже не было.

На следующий день я снова спустилась в подземелье. Мне было немного стыдно за свои ночные страхи, и я хотела доказать самой себе, что бояться нечего. Я собиралась позвать с собой Женевьеву, но нигде ее не нашла и отправилась одна. Ночью я действительно слышала постукивание, о котором она говорила, и решила выяснить, что это такое.

При дневном свете все было иначе! Солнечные лучи проникали даже в узкие переходы старой лестницы, и она выглядела, хотя и неприветливо, но не так мрачно, как при мерцающем свете свечи.

Я подошла к входу в подземелье и остановилась, всматриваясь в темноту. Что-либо там увидеть было нелегко, даже в самый солнечный день, но через некоторое время мои глаза привыкли к сумраку и я уже могла различить очертания тесных ниш-камер. Я шагнула в подземелье. Вдруг тяжелая дверь за моей спиной закрылась, и я не смогла сдержать крика, когда рядом мелькнула черная тень и кто-то схватил меня за руку.

— Мадемуазель Лосон!

Я судорожно глотнула воздух. За моей спиной стоял граф.

— Я… — начала я. — Вы меня напугали.

— Я не сообразил, что, когда дверь закрыта, здесь очень темно, — сказал он, но дверь не открыл. Я чувствовала на себе его дыхание. — Я решил посмотреть, кто это бродит по подземелью, хотя мог бы и догадаться, что это вы. Вы интересуетесь замком и, естественно, любите его изучать… а мрачные места особенно притягательны для такой женщины, как вы, мадемуазель.

Его рука легла мне на плечо. Если бы я и захотела протестовать, у меня не хватило бы на это сил. Меня переполнял ужас — тем более леденящий, что я не знала, чего боюсь.

Его голос прозвучал совсем рядом:

— Что вы надеялись здесь обнаружить, мадемуазель Лосон?

— Сама не знаю. Женевьеве слышатся всякие звуки, и сегодня ночью мы спускались вниз узнать, в чем дело. Я пообещала, что днем мы вернемся.

— Значит, она тоже придет?

— Возможно.

Он рассмеялся. Потом спросил:

— Вы сказали, звуки? Что за звуки?

— Какой-то стук. Женевьева говорила о нем и раньше. Я заинтересовалась и сказала, что, если она его снова услышит, мы разузнаем, что это такое. Вот она и прибежала ночью ко мне в комнату.

— Я знаю, что это. Жук-точильщик пирует в старом замке. Такое случалось и прежде.

• Предыдущая
• 47/72
• Следующая