Паразиты - дю Морье Дафна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/81
• Следующая

— По-моему, это единственный нехороший поступок Папы за всю жизнь, — сказал Найэл.

— Ему очень не хотелось этого делать, — сказала Селия. — Он позвал Труду в гостиную — в то время мы были в Мельбурне, и там стояла ужасная жара — и сказал ей: «Мальчик удрал. Что же мне делать, черт возьми?»

Селия помнила, что им приходилось постоянно включать вентиляторы. Один висел над дверью, а другой на противоположной стене комнаты, чтобы был сквозняк. Кто-то предложил закрыть окна, задернуть шторы и включить вентиляторы на всю мощность, будто от этого станет прохладнее. Но вышло иначе. Стало еще жарче. Папа весь день сидел в пижаме и пил пиво.

— Дорогая, — сказал он Селии, — мне придется сдаться. Я больше не могу. Я ненавижу этих людей и эту страну. Кроме того, я теряю голос. Придется сдаваться.

Он постоянно говорил нечто подобное. Но это ничего не значило. То была часть ритуала на всем протяжении прощального турне. Всего несколько месяцев назад в Нью-Йорке они попали в снежную бурю, и он говорил то же самое об Америке и американцах. Он постоянно терял голос. Терял желание петь когда-либо в будущем. Терял желание петь в этот вечер.

— Позвони в театр, дорогая, — сказал он. — Скажи, что я отменяю сегодняшнее выступление. Я очень болен. У меня начинается нервный срыв.

— Хорошо, Папа, — ответила Селия, но, конечно, не придала его словам ни малейшего значения. Она продолжала рисовать в альбоме воображаемых персонажей, а Папа продолжал пить пиво.

Ей запомнилось, что телеграмма пришла около полудня; Папа разразился хохотом и бросил листок Селии на стол.

— Молодчина Найэл, — сказал он. — Я никогда не думал, что у него хватит духа на это.

Но она сразу забеспокоилась. Ей представилось, как Найэл лежит убитый где-нибудь в канаве, или что его избил, несправедливо избил жестокий директор школы, а то и побили камнями другие мальчики.

— Надо сейчас же сказать Труде, — заявила она. — Труда знает, что делать.

А Папа только смеялся. Он продолжал пить пиво и покатывался со смеху.

— Бьюсь об заклад, что через шесть недель он объявится здесь. Согласна? — сказал он. — Молодчина Найэл. Во всяком случае, я никогда ни в грош эту школу не ставил.

Но Труда сразу догадалась, что Найэл поехал к Марии.

— Он в Ливерпуле, — твердо сказала она и поджала губы. Это выражение Папа и Селия знали слишком хорошо. — Вы должны послать в школу телеграмму и сообщить, что они найдут его в театре в Ливерпуле. На этой неделе Мария там. Список ее выступлений у меня в комнате.

— Чего бы ради ему ехать в Ливерпуль? — спросил Папа. — Клянусь Богом, если бы я был мальчиком и убежал из школы, то черта с два я бы выбрал для побега Ливерпуль.

— Дело в Марии, — сказала Труда. — Теперь, после смерти матери, он всегда будет убегать к Марии. Я его знаю. Знаю лучше других.

Селия бросила взгляд на Папу. При упоминании о Маме с ним всегда что-то происходило. Он перестал смеяться. Перестал пить пиво. Он поднял тяжелый взгляд на Труду, его тело словно обмякло, и он вдруг показался постаревшим и усталым.

— Ну, не знаю, — сказал он. — Это выше моего разумения. Что я могу поделать со всем этим отсюда, с противоположной стороны этого проклятого земного шара? Андре!

Папа во весь голос позвал Андре, потому что ему тоже было необходимо рассказать про побег Найэла, и не одному Андре, но и официанту, когда тот придет, и горничной и, разумеется, всем в театре. Какую прекрасную историю, не без преувеличений, но зато какую захватывающую, поведает он всем о побеге своего смышленого пасынка из школы.

— Что проку звать Андре, — сказала Труда, опять поджимая губы. — Вам надо просто сообщить в школу, чтобы они связались с театром в Ливерпуле. Они должны забрать его. Говорю вам, он в Ливерпуле.

— В таком случае пусть и остается там, — сказал Папа, — раз ему так нравится. Может быть, он получит работу в оркестре, будет играть на рояле.

— Его мать хотела, чтобы он ходил в школу, — сказала Труда. — Театр не место для мальчика его возраста. Он должен пройти обучение. И вам это известно.

У Папы вытянулось лицо, и он посмотрел на Селию.

— Пожалуй, нам придется поступить так, как она говорит, — сказал он. — Сбегай вниз, дорогая, и принеси мне телеграфный бланк.

И Селия пошла вниз, в холл, к портье отеля, размышляя о том, что Найэл убежал в Ливерпуль к Марии. Сестрой Найэла была она, а не Мария Зачем же Найэлу понадобилось убегать к Марии? И, вообще, почему бы им не быть всем вместе? Почему все, что когда-то было таким прочным и постоянным, стало таким ненадежным и ни на что не похожим? Она поднялась обратно с телеграфным бланком и через полуоткрытую дверь услышала, как Труда разговаривает с Папой.

— Я уже давно хотела высказать вам, что у меня на душе, мистер Делейни, — говорила она. — Я высказала, что думаю относительно мальчика, а теперь могу сказать и о Селии. Неправильно это, мистер Делейни, таскать ее вот так, с места на место. Ей следует получить нормальное образование и общаться со сверстниками. Иное дело, когда она была маленькая, была жива ее мать, и они трое были вместе. Но она подрастает, ей нужна компания девочек ее возраста.

Папа стоял лицом к Труде. Через приоткрытую дверь Селия увидела потерянное, испуганное выражение его глаз.

— Я знаю, — сказал он, — но что же мне делать? Она все, что у меня осталось. Я не могу отпустить ее. Если я отпущу ее, я сломаюсь. Если она покинет меня, я погибну.

— Это губит ей жизнь, — сказала Труда. — Предупреждаю вас. Это губит ей жизнь. Вы возлагаете на нее слишком большую ответственность. Стараетесь поставить взрослую голову на детские плечи. Ей придется страдать из-за этого. Не вам, мистер Делейни, а ей.

— Разве я не страдал? — сказал Папа, и в глазах его было все то же потерянное выражение. Затем он собрался и налил себе очередной стакан пива. — Она видит мир, — сказал он. — Ребенок видит мир, а это уже само по себе образование. Лучше, чем то, которое она может получить в школе. Я скажу вам, что мы сделаем, Труда. Мы дадим объявление, что ищем гувернантку. Вот оно, решение. Хорошая, всесторонне образованная гувернантка. И мы найдем девочек, которые будут приходить к нам на чай. Будем приглашать других детей к чаю.

Он улыбнулся и потрепал Труду по плечу.

— Не беспокойтесь, Труда. Я что-нибудь устрою. И я телеграфирую в школу. Скажу этому малому — их директору, чтобы он искал мальчика в Ливерпуле. Вы, конечно, правы. Должно быть, он ошивается в театре. С Марией все в порядке, она занимается делом. Мальчику это не на пользу. Все будет, как надо. Не беспокойтесь, Труда.

Селия немного подождала и вошла в гостиную.

— Вот бланк, — сказала она.

Оба обернулись и посмотрели на нее, но ничего не ответили, и тишину комнаты нарушало только жужжание вентиляторов.

Селия вышла из комнаты, по коридору дошла до уборной, заперлась, и, вместо того чтобы читать книгу, которую там держала, села на стульчак и заплакала. Перед ней по-прежнему стояло растерянное лицо Папы, и она слышала, как он говорит Труде: «Я не могу отпустить ее. Если она уйдет, я сломаюсь. Если она покинет меня, я погибну».

Нет, она никогда не покинет его, никогда. Но почему он губит ей жизнь? Что Труда имела в виду? Чего ей не хватает? Да и не хватает ли? Того, что другие девочки делают в школе: играют в мяч, пишут и прячут записки, смеются, толкаются? У нее не было никакого желания делать все это. Она просто хотела оставаться с Папой. Но если бы и остальные могли быть с ней, если бы только Найэл и Мария были здесь, так что рядом были не одни только взрослые…

— Как Найэл вернулся в школу? — спросила Селия. — Приехал кто-то из учителей и забрал его? Я забыла.

— Они прислали padre, — сказал Найэл, — малого, который вел службы в школьной церкви. У него были соломенные волосы, и он часто смешил нас. Он любил театр. Поэтому старший учитель и послал его. Он был не дурак и знал, что делает.

— Перед поездом он сводил нас в кондитерскую, — сказала Мария, — и все рассказывал смешные истории, так что у нас не было времени думать.

• Предыдущая
• 23/81
• Следующая