Инстинкты человека - Вязовский Алексей - Страница 22

В этом инстинкте можно выделить два модуля:

Проявляется в неприязни и враждебности ко всем индивидам, не входящим в текущие объединения данного индивида — особенно, если имеют место какие-то намёки на генетическую отличность. По мере снижения визуально определяемой степени родства, степень настороженности, неприязни, враждебности и презрительности возрастает, достигая максимума по отношению к особям и группам, визуально определяемые генетические различия с которыми лежат вблизи границы скрещиваемости. Это или наиболее близкие другие виды (для людей — обезьяны, особенно — человекообразные), или генетически наиболее далёкие представители своего вида (другие расы). Более далёкие виды как таковой ксенофобии не вызывают, так как вряд ли являются широкими конкурентами в данной экологической нише, и не представляют опасности, связанной с реальной или мнимой возможностью гибридизации и рождения гибридного потомства с пониженной адаптивностью. Интересно, что ксенофобия (реализуемая, правда, другими средствами), отчётливо наблюдается уже у микроорганизмов [38].

Как и всякий инстинкт, ксенофобия может возбудиться и сугубо формальным признаком — приверженностью другому спортивному клубу, и даже другой причёской, т. е. любым признаком, указывающим на принадлежность к другой общности. Крайне широко распространена ксенофобия на религиозной почве и наиболее сильна она у различных течений одной веры, различия между которыми относительно невелики. Например, очень высок накал антагонизма между различными течениями внутри ислама или внутри православия. В то же время, оба этих течения сравнительно терпимо относятся к, например, буддизму или синтоизму. В этом можно усмотреть параллели с ксенофобией по отношению к особям и группам, генетические различия между которыми лежат вблизи границы скрещиваемости: приверженцы совсем другой веры вызывают меньшую неприязнь; часто это даже не неприязнь, а что-то вроде жалости к «братьям меньшим», и рационализируется обычно как снисходительное сочувствие к заблудшим приверженцам «неправильной» веры. Они ведь не представляют серьёзной опасности «гибридизации» и эрозии именно этого течения веры — чем дальше отстоят вероучения, тем менее вероятен переход из одной в другую и какое-то догматическое влияние. Аналогично фанат одного футбольного клуба испытывает более напряжённые чувства к фанатам другого футбольного клуба, но менее — к фанату, например, клуба альпинистов или автогонщиков.

Более того — «чужие» всегда воспринимаются как источник зла, даже если фактически дело обстоит наоборот. Например, есть много примеров, когда миссионеры пытались обучать детей грамоте в глухих уголках Земли, но эти дети потом подвергались обструкции, и даже изгнанию своими общинами — они ведь уже стали «не своими».

Один из «мягких» вариантов такой ксенофобии, имевший место во время работы над картиной «Бурлаки на Волге», зафиксировал в своих дневниках художник И. Е. Репин:

Кстати, этот эпизод является неплохим примером рассудочной активизации инстинктивных механизмов. Мы упоминали их при описании инстинктов самосохранения, когда понимание не воспринимаемой органами чувств опасности (радиации, например) вызывает инстинктивный страх. Так и здесь. Дети не воспринимали Репина как чужого: на крокодила он явно не был похож. Чужим его воспринимали родители, хорошо осведомлённые о принадлежности художника к чужому социальному слою. Что вызвало вполне иррациональную реакцию: заставить выбросить «добро», пришедшее от чужого, а потому, не могущее быть «добром».

Подобной неадекватностью отличается и современный терроризм. В прошлом, когда терроризм был ещё в диковинку, террористические организации достаточно чётко обозначали и себя, и цели преследуемые конкретными терактами — при всей иррациональности (инстинктивности) глубинных мотивов террористической деятельности, отсутствие рациональных объяснений казалось странным даже самим террористам. Пусть часто это была «подгонка под ответ», или как бы выразился Фрейд — «рационализация», но всё-таки она была. В последние же десятилетия здравый смысл стал выходить из моды: теракты стали и анонимны, и, по сути бесцельны: просто причиняется вред «чужим», и всё. Ни за что — просто за то, что они ЧУЖИЕ, а значит — автоматически враги, и заслуживают причинения вреда. Что вполне убедительно показано в серьёзных исследованиях (см. вставку).

Модуль группоцентризма является расширенным вариантом родственной консолидации, и выражается в поддержке и идеализации «своих»: т. е. членов своей группы. Как мы отмечали выше, релизеры распознавания родственников не могут точно оценивать степень генетического родства, и часто срабатывают очень широко — вплоть до всего племени, нации, и в пределе — всего человечества. В последнем, наиболее гуманистическом случае, всё человечество воспринимается как широкая группа «своих» противопоставленная или слепым силам природы, или (если таковые найдутся) — космическим пришельцам. Это противопоставление не обязательно агрессивно, тем не менее — «свои» обязательно как-то отграничиваются от «не своих», и отношение к ним будет отличаться.