Инстинкты человека - Вязовский Алексей - Страница 7

Да, задача вычленения инстинктивных мотиваций из всей совокупности поведенческих актов человека не элементарна, но тем не менее, вполне решаема. Если мы проанализируем по возможности широкий и разнохарактерный массив человеческих культур, с сильно различающимися природными условиями проживания, обычаями, языками, экономикой, и проч., а также, насколько это возможно, «культур» других животных, и попытаемся обнаружить какое-то сходство их поведения, то при успехе таких попыток, мы сможем говорить о его, хотя бы частичной, врождённости. Корреляции же между сходством поведения и степенью генетического родства, являются общепризнанным аргументом в пользу предположения о врождённости (генетической предопределенности) данных форм поведения. Если же статистически значимых сходств обнаружить не удастся, то гипотеза о врождённости исследуемых элементов поведения будет опровергнута — то есть, фальсифицирована в попперовском смысле. Опираться же в анализе на поведение одного индивида некорректно, ибо оно может быть сколь угодно нетипичным. Другими словами — доказать или опровергнуть инстинктивность какого-то человеческого поведения может лишь статистика, но не отдельные факты.

И действительно, существует большой массив поведенческих универсалий, наблюдающийся у всех изученных человеческих культур (в т. ч. географически долгое время изолированных) — во всём их разнообразии, а также у многих животных. Например, наблюдаются очень близкие параллели между моделями репродуктивного поведения разных видов; и в мире животных, и в мире людей чрезвычайно распространено иерархическое построение групп, наблюдаются сходные проявления агрессии, альтруизма и т. п.

Наглядно подтверждают предположения о врожденности поведения случаи, когда это поведение носит нонконформистский характер, то есть — противоречит принятым в данной культуре нормам и правилам, но при этом имеет параллели в других культурах. Крайне маловероятно, что у людей — носителей чрезвычайно отличающихся культур, и живущих в чрезвычайно различных условиях, а также у животных, ведущих чрезвычайно различающийся образ жизни, в ходе индивидуального развития (онтогенеза) могли сформироваться широко наблюдаемые сходные модели поведения. Вероятность совпадений особенно низка, если данное поведение является порицаемым и даже наказуемым в рамках своих культур. Например, воровство (имеется в виду — «у своих») и супружеская неверность порицаются и наказываются во всех известных культурах (за редчайшими, и довольно спорными исключениями), но тем не менее, наблюдаются решительно повсеместно — и даже у животных.

Но это не единственный метод, позволяющий судить о врождённости того или иного поведения. Есть и другие методы, дополняющие и уточняющие картину. Среди них:

На инстинктивность того или иного поведения может указывать его предположительная адаптивность в среде эволюционной адаптации (т. е. в условиях, в которых протекала большая часть эволюции Homo sapiens), если в современных условиях это поведение явно дизадаптивно. В современных условиях такое поведение часто воспринимается как нелогичное; особенно показательно в смысле врождённости бывает такое поведение, если оно совершено вопреки иным, сознательно (рассудочно) продекларированным, и совершенно логичным намерениям. Разумеется, нелогичность сама по себе не может быть самостоятельным доказательством филогенетического его происхождения (у психологов есть масса онтогенетических объяснений на этот счёт), но, в сочетании с эволюционной адаптивностью, служит веским доводом «за». В качестве примера можно привести увлечение охотой для жителя крупного современного города. Рентабельность этого занятия — учитывая стоимость снаряжения, лицензий, транспорта, затрат времени и пр., в подавляющем большинстве случаев отрицательна. Но она, собственно, мало кого из таких охотников интересует — интересен сам процесс, и связанные с ним эмоции. Ну а эмоции, как мы знаем — зеркало инстинктов…

Шаблонность — способность запускаться от единственного, или от сочетания очень немногих простых и однозначных внешних сигналов (релизеров), о чём мы говорили в разделе «инстинкты и рассудок», а также склонность к единообразному (в различных условиях) поведению. Например, ксенофобное поведение может запуститься просто другим цветом кожи, а половое возбуждение у мужчины может возникнуть от созерцания очертаний гитары, лишь отдалённо напоминающих очертания специфических частей тела половозрелой женщины. И далее вызывать совершенно однотипную последовательность действий; впрочем, как правило — не с гитарой, хотя и это бывает. Все мы, увидев что-то паукоподобное, рефлекторно напрягаемся, хотя конкретно нас вряд ли когда-нибудь кусали по-настоящему опасные пауки и многоножки. Зато они часто и очень больно кусали наших далёких пращуров в африканских саваннах, и шаблон опасности чего-то многоногого прочно закрепился в нашем инстинктивном подсознании. Причём, это не «леность мысли» в её рассудочном понимании, а крайняя краткосрочность поведения. Инстинктивная реакция отличается тем, что предъявление шаблона вызывает эмоцию, чувство, настроение — т. е. вызывает повышенную готовность сразу действовать, и совершенно без оглядки на результат. Иногда даже вопреки рассудочному пониманию нежелательности или опасности этого результата.

Весьма наглядны наблюдения за монозиготными (однояйцевыми) близнецами, особенно — разлученными в младенческом возрасте, и воспитывавшимися в условиях разных культур. Схожесть привычек и предпочитаемых типов поведения между такими близнецами оказывается выше, чем между ними и их простыми братьями, воспитывающимися вместе. Дело в том, что генотипы у монозиготных близнецов полностью совпадают, и если какая-то поведенческая черта определена именно генами, а не средой, в которой эти дети росли и воспитывались, то она, так или иначе, проявится даже тогда, когда эти среды существенно различны. Также некоторые корреляции можно выявить, и идя «от противного» — сравнивая поведение гетерозиготных (разнояйцевых) близнецов, гены которых различны, но условия роста и воспитания (в силу одного возраста, и обычно — одного и того же круга общения) очень близки. Вообще, существует довольно много вариантов близнецового метода; желающим с ними ознакомиться можно порекомендовать, например [17].

Сравнительно-генетические исследования — относительно новый и очень перспективный метод выявления врождённости каких-то аспектов поведения. В ходе этих исследований выявляются корреляции между конкретными вариациями определённых генов у человека (например, генов, влияющих на свойства рецепторов окситоцина и вазопрессина) со склонностью к тому или иному поведению. Это наиболее «прямой» метод доказательства врождённости тех или иных поведенческих предпочтений, однако этот метод рисует лишь отдельные штрихи картины. Весь же сложный инстинкт (типа социального), во всей совокупности его проявлений, этими методами обрисовать пока не удаётся. Поэтому старые методы продолжают быть нужными.

В недавнем прошлом, когда активность тех или иных мозговых структур можно было измерить, лишь вживляя электроды в мозг, данный метод применялся крайне ограниченно — только на животных или тяжело больных людях, перенесших операции на мозге по медицинским показаниям. В последнее время, в связи с распространением бесконтактных методов сканирования мозга (прежде всего — ЯМРТ, ядерной магнитно-резонансной томографии), открылись перспективы проведения таких исследований на здоровых добровольцах, не связанные с большими затратами или риском для здоровья. Наибольший интерес для нашей темы представляют исследования активности тех или иных мозговых структур во время решения тех или иных житейских задач. Они позволяют вполне уверенно отличать преимущественно врождённые поведенческие реакции от приобретённых: врождённые реакции вызывают активность структур, в основном входящих в лимбическую систему, а приобретённых — входящих в неокортекс (новую кору) [28]. На некоторые из таких исследований мы будем ссылаться ниже.