Душой наизнанку - Мамочева Юлия - Страница 16
- Предыдущая
- 16/29
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
16
Морс
Вместо солнца-рубина, чьи грани — пылки,
Солнца-рома, пьянящего прерии,
Я пью морс, ограниченный телом бутылки,
Из стеклянной её артерии.
Тёплый морс, цветом алый, что жидкий
Марс.
Vita brevis.
Не сбрендить бы —
Вот в чём — ars.
Всполот всполохами витринными,
Манит в улицы город-инкогнито.
Но молчу я в колени, отлынивая,
И граничусь ёмкостью комнаты.
Рябь рубиновых рыб
киноварью в уме.
Я меж стен.
Я охрип.
Сам — в аквариуме.
Так-то в горнице лысо и голо,
Что за голость плачу налог.
Все толкуют о смене пола —
Значит, время взглянуть в потолок!
Я хочу его — выше, выше,
Чтобы легче взывалось к Вишну.
Потолок сменю — в радость Кришне —
Старым способом сдвига крыши.
Я сменю потолок — круто, гордо.
Старый, нынешний — больно лишний.
Новый будет — квадратному горлу
(Горлу кельи, бутылки, горна)
Капитальным отсутствием крышки.
И бродить по заре, не по городу,
Сквозь него я, от времени года
Не завися, — взлечу. Зависну
На высотах полёта мысли.
Предвкушением жив монолог.
Я на небо сменю потолок,
Чтобы каждый вечер — Всевышний
Прямо в комнату без зеркал
Солнце спелое мне кидал
Алой вишней.
Бабушке
Ты просто обязана выздороветь.
Потрясает осень гривою линяющего льва,
Знай разбрызгивает ливень палевый!
…Был мой дух изнанкой вывернут, посыпались слова:
«Выздоравливай, прошу, выздоравливай!»
Два словечка, злую пару — золотых, что палый лист,
Бездной множенных стократ осторожненько —
Я швыряю, как уверовавший в небо атеист,
Рваным голосом прозревшего безбожника.
Выпускаю с кашлем — тоннами в окно слова из пут,
Изломав тупыми пальцами — жалюзи.
Пешеходы! Гляньте под ноги! Червонной вязью тут
По асфальту вперемежку буквы с листьями цветут…
«Поправляйся, чёрт возьми!
Ну пожалуйста…»
Тротуар линован чинно, точно детская тетрадь;
Гладок, точно детский взгляд — ни ухабышка.
Хоть пишу, как ты учила, — трудно, трудно разобрать
Буквы, призванные встать — стройно, рядышком.
Лев линяет — вот причина. Ливень плачет. Ты на гать
Поглядела б. Различила, как кричит асфальта гладь
Там, под нею: «Выздоравливай, бабушка!..»
Как под маской: «Выздоравливай, бабушка!..»
Ради звёзд, выздоравливай, бабушка.
Маска листьев — палых, алых — карнавала атрибут.
Чай, Венеция пирует отчаяньем:
На высоких пьедесталах — львы нутро моё скребут,
С каждой крыши листопадят рычанием…
Львы ленивые, злобивые, отравленной
Лавой ливня отлиняли — властно, лиственно…
По Венеции, по русской, неправильной
Расплывается червонная истина.
«Выздоравливай! — кругом. — Выздоравливай!..» —
воет каждый лев
рыком истовым.
Но не лев — тот, кто прав.
Кто, злой нрав поправ
И разбрызгавши сполна ливень палевый,
Воет, небо скребя.
О тебе. Для тебя.
Воет голосом моим: «Выздоравливай!..»
Очервонилось просветом небо низкое.
Нынче, Осень, ты прозрела атеисткою.
«Я в последние дни — чересчур о своих проблемах…»
Я в последние дни — чересчур о своих проблемах.
В раж вхожу, похвалясь в выраженьях мосластых,
бессмысленных,
Точно нищая армия — количеством военнопленных,
Как блатной институтик — числом неповинно
отчисленных.
Я в последние дни — зажалелась до кожной ржавчины,
Жалом жалости к пошлой себе выжгла помыслы
добрые.
Так что времени жить да писать теперь недостаточно,
Так что нынче нытьё лишь одно ко двору да вовремя.
А ведь хочется снова слова воздвигать, как крепости,
Чтобы пахли стихи изголовною музыкой космоса!..
Наземь рухнуть, сорвавшись с креста повседневной
нелепости,
И воскреснуть, раскрывшись глазами доброго
помысла.
Кому — низменности?
Я не люблю, чтоб была превышена мера:
Легче просыпаться ситом, чем выспаться сытым,
Ибо кому-то моя разгульная эра —
Точно выходит боком дефис дефицитом.
Пир у меня? Пояс чей-то стянулся туже.
Бьюсь об заклад: коль нашарить случится клад,
Фатум кого-то в отместку посадит в лужу,
Ложью заманит на ложе прокрустово, гад.
Думает Фатум: «Всех осчастливить не сдюжу;
А раскрошусь по грошу — кто же станет богат?»
Негодованье оскалится бездной вопросов:
Всякому по копейке? Вскипает общество!
Мало! Народу неймётся, а только ропщется:
Каждый второй — суфлёр, каждый третий — философ.
Фатум, не мучься; отметил ещё Ломоносов:
Здесь появилось — значит, вон там закончится.
Фат, Ломоносов-то — был посол полномочный:
Старого века, старой северной вотчины.
Был он посол; мы же слабого, друг, посола:
Даже злословить не каждый умеет соло.
Только из общей бочки — нестройным хором —
Бога покличем Чёртом, дарителя — вором
В пику безмерно-мирным переговорам.
Мера должна быть и морю, и миру, и мареву,
Нищенству нищего, барству борзого барина.
Чтоб не солить ни единому слою социума:
Мера — на систолы сердца, на сладость солнца.
Всем по копеечке — просто чтобы не ссориться!
Чтобы всяк на гроше принцессил, как на горошине!
Всем чтобы поровну — порванной в порции жизни!
16
- Предыдущая
- 16/29
- Следующая
