Душой наизнанку - Мамочева Юлия - Страница 19
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
19
«От ударов судьбы раскраснелась щека…»
От ударов судьбы раскраснелась щека;
Не поддамся — не отверну!
…Ты хотела бы жизнь приручить, как щенка,
Я же — выиграть, как войну.
На кону — чистоумье? Коль я — на коне,
Кланом рухнет невзгод колоннада.
…Ты мечтаешь о тихом и ласковом дне,
Мне же дна — никакого не надо!
Царским именем мама меня назвала,
Каждый звук его — песней налит.
Ты чураешься зол, мне — любая зола
Пламя спящее напоминает,
Что однажды цвело — и распустится впредь,
Только — гуще, подруга, гуще!
Зол бежать — только преть да не петь в полный
рост.
Опираясь на трость, я стою; выбор прост:
Треснет мост — рухнет грешно-грошовая треть
Между греющим и грядущим.
Краткая хронология французской поэзии
Вийон! Вы, висельник весёлый,
всевластно взъели явь властей.
Остряк Рабле, безрубло-голый,
пообнищали-с до костей
Перед лицом планеты всей.
Считая тело — лучшей школой,
Театром храм назвали сей.
Творцы! Поэты — всяким фибром!..
Столетья шли, прощаясь хмуро.
Взрастает новая фигура
На фебосклоне стихогиблом.
Верлен лавирует верлибром
В волнах вербального велюра.
Рембо ребячески мембрану
морали рвёт, мордуя мир.
Аполлинер, не ставя точек,
Шелка французских оболочек
Грызёт до ран, до вечных дыр.
Северностоличное
Петербург причастился мной, пренебрёг другими;
Утонул в его гаме я: небо пошло кругами.
Ты, столица с лицом врагини, с нутром берегини,
Вкруг меня развернулась причудливым оригами
И, прищурившись, пахнешь годами, какие погибли,
Каждой нотой в моём отцветающем детском гимне:
Пахнешь манной пургою и мамиными пирогами.
Пахнешь кашей детсадовской, пахнешь кошкой
дворовой —
Столь же дымчатой, сколь и твои-то, столицыны, очи.
Дышишь в уши мне хором оравы задорно-здоровой,
Как веслом, ностальгиею — мысли, как волны,
ворочая,
Ведь вторая семья называлась нашей оравой!
…Мы, ребята, рассеянны, чёртовы семена:
По Руси ребятня, как простуда, разнесена.
Я и сам-то теперь — в белокаменной, в златоглавой.
Приезжаю — как рану, прошлое вскрыть захотев:
Звёзды (те, что на пиках Кремлёвских) —
сменить на треф,
На хохочущий крест якорей-то — реки да моря…
Приезжаю, верный привычке: отбывшее отымев,
Мы назад повернуть хоть однажды у времени
молим.
Только страшно, Петрополь, страшно дышать тобой!..
Ты, конечно, не дым. Ты, приятель, потяжелее…
Я приехал, пожаловал гостем — теперь жалею:
Мне гостить у тебя — это, знаешь, тупая боль.
Как гостить, если ты, Петербург, — мне гранитные
кости?
Если ты — мои жилы, служившие, точно часы,
Так исправно, что — стыдно и тошно?.. О судьи,
бросьте:
Питер — стан мой и стон мой. Я его… я его сын.
Вновь подстреленный — маюсь, да с миной побитой
псины:
Ловит ранушка ртом губастым родимый воздух…
Зажимаю ладонью — но сволочь глубже трясины,
Знай гудит, выпуская наружу остатки силы,
Дарит городу их. А над ним — небо синее,
в звёздах…
Неба взор, как у бабушки ласковой, тёмно-ясен:
Им глядят только сны да портреты пятидесятых…
Отрываюсь от Родины — мыслями, мастью, с мясом —
И блуждать улетаю осенним листиком ясеневым,
Словно страстные письма, не помнящие адресатов.
Пах насквозь продырявлен, а город… он пахнет,
пухнет,
Перенаселён
силуэтами
воспоминаний,
Полутёмными пятнами — каждое путник, путник…
Им забытое детство было заботливой няней.
С завывающим пахом, разинутым нараспашку,
Уезжаю. Сколько ещё будет дурню — дыр?
…Слёзно Питер уткнулся носом в мои следы,
Словно прежде, когда-то… в отцовскую я — рубашку.
Истине
Голос спит в моей груди — тихо;
Просыпаться голосу — не с кем:
Истина погибла от тифа;
Прочее не кажется веским.
То, что в сердце жило отрадой, —
Там во склепе тлеет бумажном…
Истина скончалась от рака;
Прочее не кажется важным.
Прочее не кажется вечным,
Прочее не кажется прочным.
Спит мой голос тихо, как вечер —
Теменью вдоль сельских обочин.
Спит мой глас и через сон помнит
Милую, родную, но — ту ли?
…Полегла на бранном ты поле,
Пала от предательской пули.
Полегла, святая отрада!
Сгинула, отрадная святость…
О, моя единая правда,
Для чего ты от меня спряталась?
Без тебя — трясинушка манит,
Свет и тьма не знают раздела…
Голос мой во сне обнимает
Милое холодное тело.
Там, в груди, во склепе бумажном,
Вы вдвоём. Он спит, ты — почила.
Отчего ж до сей поры
я — жива?
…Я умею верить в Однажды;
Думается, в этом причина.
С Верою недужим мы тяжко,
А без Веры — неизлечимо.
Знаю — силы нет обмануться!
Вы в груди — и мартовский лес в ней.
Будет Пасха — из земли куцей
Вырвутся свободные песни.
Голос мой захочет проснуться;
Только ты — воскресни,
Воскресни.
19
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая
