С Барнаби Бракетом случилось ужасное - Бойн Джон - Страница 24

• Предыдущая
• 24/38
• Следующая

Весила эта конфетка не больше грамма, но от этого самого грамма, наверное, зависело, уравновешен Барнаби на земле или не уравновешен. Потому что едва Уилсон вытащил руку из пакетика, как Барнаби ощутил, что его охватывает знакомая тяга полета. Он начал отрываться от сиденья курсом в небо.

— Ой-ой, — сказал он, протянув руку к рюкзаку. Но либо он сунул его слишком глубоко под сиденье, либо уже поднялся слишком высоко, — в общем, он рюкзак не достал. Он уже взлетел.

— Ничего себе! — закричал Уилсон. Все болельщики на стадионе — и даже футболисты на поле — повернули головы к летящему Барнаби. В суматохе Коуди Харпер быстро забил гол — свой первый за много лет, — но, поскольку никто этого не заметил, гол не засчитали. Из заднего кармана Барнаби выпала недописанная открытка и спорхнула прямо на колени Уилсону.

Барнаби слышал рев толпы и махал людям внизу, но их крики восторга вскоре сменились аханьем: он-то поднимался все выше, но половинки крыши тоже не стояли на месте. Они неуклонно съезжались.

Теперь могло произойти только три вещи.

Первое: крыша закроется, не успеет он долететь до верха.

Второе: Барнаби вылетит наружу, не успеет крыша закрыться.

Третье — и хуже такого ничего произойти не может: крыша закроется ровно в тот миг, когда Барнаби Бракет долетит до нее, и его разрежет напополам.

К несчастью для него, именно третье и произошло.

Но не волнуйтесь — не совсем.

Потому что за миг до того, как половинки крыши сомкнулись и накрыли стадион полностью, Барнаби успел протиснуться в щель между ними — такую узкую, что в нее поместился бы только восьмилетний мальчик. Минуту спустя он уже смотрел на «Небесный купол» сверху, и белая крыша становилась под ним все меньше. Барнаби поднимался.

— Помогите! — крикнул он, маша туристам на башне неподалеку. Они замахали ему в ответ, словно это — еще одно развлечение, которое им устроил мэр Торонто.

Показалась маленькая обзорная площадка на самой вершине, и Барнаби заметил, как по лестнице к ней быстро бежит фигурка в черном. Вот человечек распахнул дверь; в руках он держал нечто вроде рыболовной удочки. Он размахнулся и забросил ее в воздух. И тут Барнаби понял, что никакая это не удочка — то был хлыст.

— Хватайся за кончик! — крикнул человек, и Барнаби изо всех сил оттолкнулся от воздуха вправо, чтобы дотянуться. И он поймал самый кончик хлыста самыми кончиками пальцев. Потом взялся покрепче, а человек подтянул его за хлыст к перилам обзорной площадки, перевалил через них и тут же уселся на него сверху, чтобы Барнаби опять никуда не улетел.

— Спасибо, — произнес Барнаби, с облегчением глядя на него.

— На крепчайшее здоровье, — ответил человек, тоже глядя на него — но так, словно хотел съесть его живьем. — Я спас тебе жизнь, молодой человек. Это значит, что она теперь — моя.

Барнаби удивленно воззрился на него.

— Шучу, — сказал человек и довольно неприятно улыбнулся.

Что-то в его голосе подсказало Барнаби: нисколько этот человек не шутит. Через секунду человек встал с него, поднял его за руку, и они вошли внутрь. Барнаби стало очень неуютно: человек сцепился с ним руками и держал очень крепко, чтобы он не сбежал, если ему вдруг захочется.

— Туго тебе пришлось, — покачал головой человек. — Давай тебе воды попить дадим, а?

— Все в порядке, — ответил Барнаби. Он думал обо всех самолетах, что готовились к вылету из Торонто в Южное полушарие. — Мне вообще-то пора идти.

— Чепуха, — сказал человек. — Куда тебе идти?

— Домой, конечно, — сказал Барнаби.

— А дом — это где?

— В Сиднее, Австралия.

Человек улыбнулся:

— Так ты не из Торонто?

— Нет. И не могли бы вы отпустить мою руку, пожалуйста? Мне больно.

— О нет, этого я бы сделать никак не мог, — ответил человек. — Иначе ты у меня снова улетишь, а этого мы допустить никак не можем, правда? Я же сказал — теперь твоя жизнь принадлежит мне.

— Вы же сказали, что пошутили.

— И по-прежнему шучу. — Человек гадко улыбнулся. У него было очень бледное лицо, сальные черные волосы, а одет он был в какой-то черный фрак с красными лентами на лацканах. Он резко взмахнул рукой, она странно щелкнула, и хлыст, которым он выловил Барнаби из воздуха, сам собой свернулся. Человек сунул его в чехол где-то на ноге.

— Зачем вы носите с собой хлыст? — спросил Барнаби.

— Это моя работа, мне положено. Ты же бывал раньше в цирке, наверное?

— Нет, — покачал головой Барнаби. Элистер не пускал его в цирк, когда тот приезжал в Сидней на гастроли, примерно по той же причине, по которой Элинор не пускала на футбол. — Но я видел цирк по телевизору.

— Ну так вот, я работаю в цирке. Вроде как цирке, — объяснил человек. — В очень особенном цирке. То есть ни львов, ни тигров, ни клоунов у нас нет. Ничего такого.

— Тогда что же это за цирк? — спросил Барнаби.

— О, а тогда это будет подсказка, нет? Так, значит… — произнес человек и открыл бутылочку воды, которую вынул из внутреннего кармана. Он протянул ее Барнаби. — Возьми вот, выпей-ка. Тебе сразу станет лучше после всех твоих треволнений.

— Но я не хочу пить, — сказал Барнаби. — И я нисколько не волновался.

— Пей, — повторил человек таким тоном, что Барнаби понял: лучше выпить, иначе у него начнутся неприятности. Поэтому он взял бутылочку и выпил все одним глотком. На вкус жидкость была обычной водой, только пахла сладковато, а во рту потом остался горький привкус. То есть на обычную воду совсем не похожа. — Вот умница, — произнес человек и опять улыбнулся. Пустую бутылочку он снова спрятал во внутренний карман. — Теперь давай минутку подождем, а потом можно будет двинуться в путь.

Барнаби кивнул и зевнул: он вдруг понял, что очень устал. «Подожду минутку, — подумал он, — а потом скажу ему спасибо и двинусь дальше».

Но едва он это подумал, как глаза у него сами собой закрылись, ноги стали как студень, а в голове зашумело. Он решил, что сейчас рухнет на пол, но этого не случилось — человек подхватил его и закинул себе на плечо.

И совсем перед тем, как глубоко заснуть, Барнаби услышал последнее — голос этого человека. Тот кричал:

— Прочь с дороги, пожалуйста! У меня сыну плохо! — А сам бежал вниз по ступенькам башни вниз, круг за кругом, — и весь Торонто, похоже, закружился в каком-то сне, от которого Барнаби никак не смог бы проснуться. Если б даже очень захотел.

— Что он нам хотел сказать? — спросил Генри, переворачивая открытку на другую сторону: где же продолжение?

— Откуда я знаю? — сказала Мелани. — Тут больше ничего не написано. Наверное, он бросил писать.

Генри нахмурился.

— Но если он не дописал, зачем было ее отправлять? — спросил он. — Почему сначала не закончил? Чепуха какая-то.

— Откуда я знаю? — повторила Мелани. — Может, что-то случилось и он не смог.

— Что, например?

— Да не знаю я, Генри! Загадка. И вообще нам, похоже, не полагалось находить эту открытку. Она лежала смятая в мусорном ведре.

— Поэтому от нее пахнет курицей? — спросил Генри, понюхав открытку и наморщив нос.

— Видимо, да. Я пустые пакеты выбрасывала и увидела. Наверное, утром принесли и мама или папа ее выкинули.

— Что и странно. Ведь это открытка от нашего единственного брата…

— У меня он не единственный брат, — заметила Мелани.

— А, ну да. Ну, от моего единственного брата. И от твоего второго любимого брата.

— Гм-м… — произнесла Мелани и наморщила лоб, задумавшись.

— Так почему они не хотят, чтобы мы ее увидели? Они же знают, как мы по нему скучаем.

Генри встал, подошел к окну спальни и посмотрел на сад внизу. Там Капитан У. Э. Джонз обнюхивал брошенную бельевую веревку, на которой когда-то загорал маленький Барнаби. Последние недели пес был просто безутешен. Что бы кто вокруг ни делал, очевидно было — он скучает по своему хозяину. Он даже больше не разрешал Элистеру и Элинор выгуливать себя: сидел в корзинке и дожидался Генри или Мелани из школы, а когда они только показывались в дверях, со всех ног бежал на прогулку.

• Предыдущая
• 24/38
• Следующая