Черные деньги - Макдональд Росс - Страница 10

• Предыдущая
• 10/53
• Следующая

— Джинни? — Таппинджер выглядел сбитым с толку.

— Я думал, вы сказали ему о ней, — сказал я Питеру.

— Я говорил по телефону, но он не слушал. — Питер обернулся к Таппинджеру:

— Вы помните Вирджинию Фэблон, профессор?

— Конечно, помню. Она впутана в это дело?

— Весьма солидно. Она говорит, что собирается выйти замуж за Мартеля.

— А вы в нее сами влюблены, не так ли?

Питер покраснел.

— Да, но я делаю это не просто из-за своего эгоизма. Джинни не понимает, в какую яму она попадает.

— Вы говорили с ней об этом?

— Я пытался. Но она без ума от Мартеля. Он причина того, что она бросила учебу в прошлом месяце.

— В самом деле? Я думал, она больна. Так говорили в колледже.

— С ней нет ничего такого, — сказал Питер. — Виноват этот тип.

— А что она думает о его французском происхождении?

— Он ее абсолютно подчинил своей воле, — сказал Питер.

— Тогда он, возможно, действительно француз. Мисс Фэблон имеет приличное знание французского.

— Он может быть и французом, и шарлатаном, — сказал я. — Мы же только хотим выяснить, аристократ ли он на самом деле?

Впервые Таппинджер проявил интерес.

— Это вполне возможно. Давайте попробуем.

— Он сел за свой заваленный стол и взял в руки карандаш.

— Оставьте меня на десять минут, джентльмены.

— Мы вернулись в гостиную. Миссис Таппинджер тоже проследовала из кухни за нами, трехлетний малыш увязался за ней.

— Папаша успокоился? — спросила она меня голосом маленькой девочки, приятным, но каким-то искусственным.

— Думаю, да.

— Он пребывает в плохом настроении с прошлого года. Они отказались дать ему звание полного профессора. Для него это стало большим разочарованием. Он винит всех подряд. Особенно меня.

Она опять пожала плечами. На этот раз недовольство было в свой собственный адрес.

— Но, пожалуйста, — произнес в замешательстве Питер — Профессор Таппинджер уже извинился.

— Это хороший признак. Обычно он не извиняется. Особенно, когда дело касается его собственной семьи.

Она имела в виду в первую очередь себя. На самом деле она хотела поговорить о самой себе и хотела поговорить со мной.

Она прислонилась к дверному проему, боковой взгляд ее голубых глаз, ленивые движения ее губ говорили о том, что она была спящей красавицей, заключенной в придорожном доме неуравновешенным профессором, не преуспевшим в своей карьере.

Малыш продолжал крутиться возле нее, закручивая ее бумажную юбку между полных, круглых ног. — А вы — хорошенькая девушка, — сказал я, подумав, что Питер выступает здесь в роли дуэньи.

— Раньше я была лучше. Двенадцать лет назад, когда вышла замуж. — Она качнула бедрами, а затем, подхватив малыша, понесла его на кухню с таким видом, будто это было сущее Божье наказание.

Замужняя женщина с маленьким ребенком — такое угощение было не совсем для меня, но она меня заинтересовала. Я пригляделся к обстановке в гостиной. Она выглядела довольно неуютной и неряшливой, с изношенным ковром и поцарапанной кленовой мебелью, стенами, покрытыми вылинявшими обоями с постимпрессионистскими рисунками, отражавшими мечты о сверкающем идеальном мире.

Солнечный закат в окне соперничал по колориту с рисунками Ван Гога и Гогена. Солнце горело как огненный корабль на воде, медленно погружаясь в лазурную гладь океана, и скоро лишь красная дымка осталась в память о нем на ясном небе. Рыбацкий катер направлялся в гавань, черный и маленький на фоне безбрежного западного свода. За его блестящим, пенистым следом крутилось несколько чаек, похожих на затухающие искры.

— Меня беспокоит Джинни, — произнес Питер, стоящий около моего плеча.

Меня тоже беспокоила она, хотя я об этом промолчал. Внезапно та сцена, когда Мартель вытащил пистолет и направил его на Гарри Гендрикса, снова возникла у меня перед глазами, хотя в то время я не придал этому значения. Кроме того, сама идея проверить Мартеля на знание французского языка мне казалась теперь нелепой.

Рыжеволосый мальчишка лет одиннадцати вошел в переднюю дверь. Он не спеша прошел на кухню и сообщил матери, что идет к соседям смотреть телевизор.

— Нет, ты не пойдешь. — Визгливый материнский голос оказался совершенно другим, не таким, которым она разговаривала с мужем или со мной. — Ты останешься дома. Уже пора обедать.

— Я тоже голодный, — сказал Питер.

Мальчишка стал приставать к матери с вопросом: почему у них нет телевизора.

— Только две причины. Одна — твой отец не хочет его иметь. Вторая мы не можем этого себе позволить.

— Но вы же все время покупаете книги и музыку, — возразил мальчишка.

— Телевизор лучше, чем книги и пластинки.

— Неужели?

— Намного лучше. Когда у меня будет свой собственный дом, цветные телевизоры будут в каждой комнате. И ты сможешь приходить и смотреть, — завершил он заносчиво.

— Может быть, так и будет.

Дверь в гараж-кабинет открылась, прервав таким образом разговор. Профессор Таппинджер вошел в гостиную, держа по листу бумаги в каждой руке.

— Вопросы и ответы, — сказал он. — Я составил пять вопросов, на которые хорошо образованный француз должен быть в состоянии ответить. Не думаю, что кто-нибудь может это сделать, за исключением студента последнего курса. Ответы достаточно просты, так что вы можете их сверить, даже не зная как следует французского.

— Отлично, профессор. Давайте послушаем.

Профессор читал вслух:

— "Первое. Кто написал оригинальный текст «Опасного союза» и кто снял по нему современный фильм? Ответ: Шодерло де Лакло — автор оригинала, а Роже Вадим сделал фильм.

Второе. Завершите фразу: «Лицемерный читатель...» Ответ: «Лицемерный читатель, мой двойник, мой брат». Фраза из первых строк поэмы Бодлера «Цветы ненависти».

Третье. Назовите великого французского художника, который считал, что в «деле Дрейфуса» Дрейфус был виновен. Ответ: Дега.

Четвертое. Какую железу Декарт считал обиталищем души? Ответ: шишковидную железу.

Пятое. Кто несет ответственность за высвобождение из тюрьмы Жана Гене? Ответ: Жан Поль Сартр".

— Вы это имели в виду?

— Да, но акцент здесь сделан немного односторонний. Не следовало бы упомянуть здесь что-нибудь о политике или же истории?

— Я не согласен. Если этот человек является фальшивкой, выдающей себя за политического беженца, первое, что он сделал бы, — поднаторел бы в сфере истории и политики. Мои вопросы хитрее. Они очерчивают такой круг сведений, что потребовалось бы определенных знаний, чтобы суметь на них ответить. — Его глаза засверкали. — Я хотел бы сам задать ему эти вопросы. — Я также хотел бы. Но это может быть опасно.

— Действительно?

— Мартель наставил сегодня пистолет на постороннего человека, рассердившись на пустяковое замечание. Я думаю, лучше предоставить это дело мне.

— И мне, — сказал Питер. — Я настаиваю на участии в этом.

Таппинджер проводил нас до машины, стараясь загладить вину за свою первоначальную неучтивость. Я подумал о том, не предложить ли ему денег за его работу, пять или десять долларов. Но решил не рисковать. Это могло напомнить ему, что он нуждается в деньгах, и обидело или рассердило бы его.

Я последовал за «корветом» Питера к подножию холмов. Их контуры были полускрыты голубым мраком, нависшим над горами. Несколько огней, ярких, как вечерние звезды, светились по склонам. Один из них исходил от дома Мартеля.

Питер остановился у почтового ящика. Надпись, сделанная по трафарету, четко выделялась в свете передних фар: «Генерал-майор Хирам Бегшоу, США (в отставке)».

Питер включил свет и стал выбираться из машины. Тишина вечера звенела как хрусталь. Пронзительный, взволнованный крик донесся сверху — оттуда, где был дом. Это мог быть павлин, а может быть, крик девушки.

Питер подбежал ко мне:

— Это Джинни. Вы слышали ее?

Я попытался уговорить его подождать в машине. Но он настоял на том, чтобы вместе со мной подняться к дому.

• Предыдущая
• 10/53
• Следующая