Черные деньги - Макдональд Росс - Страница 23

• Предыдущая
• 23/53
• Следующая

— Почему вы так внезапно испугались за Джинни? — спросил я.

— Она пришла сегодня вечером домой. Он был с ней. Я близка со своей дочерью. По крайней мере, раньше была. И я почувствовала, что она не хочет ехать с ним, но она все же уезжала...

— Почему?

— Я этого не понимаю. — Она похлопывала руками по коленям. — Мне казалось, что она боится уезжать с ним и боится остаться без него.

— Уезжать куда?

— Они не говорят. Джинни обещала связаться со мной при случае.

— Как он отнесся к этому?

— Мартель? Он вел себя очень формально и отчужденно. Агрессивно вежливо. Он сожалел, что потревожил меня в столь поздний час, но они приняли внезапное решение выехать. — Она помолчала и обернула свое обеспокоенное, вопросительное лицо ко мне. — Вы действительно думаете, что за ним охотится французское правительство?

— Может быть, кто-нибудь и есть.

— Но вы не знаете кто...

— Нет еще. Я хочу спросить вас об одном имени, миссис Фэблон. Это Кетчел.

Я произнес его по буквам. Ее настороженные глаза расширились. Руки тревожно сомкнулись.

— Откуда вы узнали это имя?

— Мне его никто не произносил. Оно само возникло. Я вижу, оно знакомо вам?

— Мой муж знал человека по имени Кетчел, — сказала она. — Он был игрок. — Она наклонилась ко мне. — Это доктор Сильвестр назвал вам имя?

— Нет, но я полагаю, Кетчел был пациентом доктора Сильвестра.

— Да был. Он даже был больше, чем им.

Я подождал, когда она объяснит, что имеет в виду. В конце концов я сказал:

— Этот Кетчел был тем человеком, который забрал все деньги вашего мужа?

— Да. Он забрал все, что у нас осталось, и хотел получить еще больше. Когда Рой не смог ему заплатить... — она запнулась, будто поняв, что разыгрывать мелодраму не в ее стиле. — Мы не будем об этом больше говорить, мистер Арчер. Я сейчас не в лучшем состоянии. Мне не следовало соглашаться разговаривать с вами в таком состоянии.

— В какой день ваш муж совершил самоубийство?

Она встала, слегка покачиваясь, и двинулась ко мне. Я видел, как она устала.

— Вы действительно вторгаетесь в нашу жизнь, не так ли? Этот день, если вам нужно знать, 29 сентября 1959 года.

Два дня спустя после того, как Мальковский получил деньги за свои снимки. Это совпадение лишь усугубило мое предчувствие, что смерть Фэблона была частью нынешних событий.

Миссис Фэблон впилась в меня глазами:

— Эта дата значит что-то для вас?

— Она предопределяет некоторые возможности. Она должна значить еще больше для вас.

— Это был конец моей жизни.

Она с трудом сделала шаг назад и снова села, будто провалилась в свое прошлое, беспомощно и невольно.

— Все потом пошло как в кино. Странная вещь. Рой и я сражались друг с другом, в течение всей нашей совместной жизни. Но мы любили друг друга. По крайней мере, я любила его, что бы он ни делал.

— А что он делал?

— Все, что может придумать мужчина. Большей частью это стоило денег. Моих денег, — она поколебалась. — Я не очень обеспокоена денежными проблемами, в самом деле. В этом одна из причин всего. В любом браке должен быть один партнер, который думает о деньгах больше, чем о других вещах. Но никто из нас не думал. За восемнадцать лет нашей жизни мы промотали около миллиона долларов. Обратите внимание, пожалуйста, что я употребляю местоимение «мы». Я несу такую же вину. Я не научилась думать о деньгах, а потом стало слишком поздно. — Она пожимала плечами так, будто мысль о деньгах лежала на них ощутимым грузом. — Вы сказали, что дата смерти моего мужа предопределяет возможности чего-то? Что вы имеете в виду?

— Я задумываюсь, действительно ли он покончил с собой?

— Конечно, он это сделал. — Она произнесла эти слова неубедительно, как-то безжизненно.

— Он оставил какую-нибудь записку в связи с самоубийством?

— Ему и не нужно было этого делать. Он возвестил о своем намерении за день или два до того. Один Бог знает, какой отпечаток это отложило на психику Джинни. Я благосклонно отнеслась ко всем событиям, связанным с Мартелем только потому, что это был единственный реальный мужчина, к которому она проявила интерес. Если я сделала эту ужасную ошибку...

Она не закончила фразу и вернулась к прежней мысли. Ее мозг работал в быстро вращающемся ритме, как белка в колесе.

— Вы можете представить себе человека, который мог сказать такое своей жене и семнадцатилетней дочери? А затем это сделать? Он был, конечно, озлоблен в отношении меня за то, что кончились деньги. Он не верил, что это когда-нибудь произойдет. Всегда были какие-нибудь доходы: наследство от одного из родственников, какой-нибудь дом или участок земли, который можно продать. Но мы дошли до арендованного дома, и уже не стало родственников, которые бы умирали. Вместо этого умер Рой по собственной воле.

Она продолжала настаивать на своих словах, как если бы она хотела доказать это мне или убедить себя. Я подозревал, что она не контролирует себя, и у меня не было желания задавать ей дальнейшие вопросы. Но она продолжала говорить, отвечая на свои же вопросы с болью и обидой, будто прошлое пробудилось и ей хотелось выговориться.

— Это не отражает всю обстановку, конечно. Всегда в жизни имеются какие-то тайные побудительные мотивы: всякие позывы, чувство ревности, желания, о которых люди не признаются даже наедине с собой. Я обнаружила истинную причину смерти моего мужа совершенно случайно, буквально на днях. Я собираюсь отказаться от этого дома, и я разбирала свои вещи, рассортировывая их или отбрасывая. Я наткнулась на связку старых бумаг в столе Роя, и среди них было письмо от женщины. Это чрезвычайно потрясло меня. Я никогда не могла и подумать, что, вдобавок к своим другим прегрешениям в роли мужа или отца, Рой был мне неверен. Но письмо не оставляло ни малейших сомнений в этом.

— Я могу взглянуть на него?

— Нет, не можете. Мне самой было читать все это достаточно унизительно.

— Кто написал его?

— Одри Сильвестр. Она его не подписала, но я знаю ее почерк.

— Оно все еще в том же конверте?

— Да, и почтовая марка на месте с разборчивым штампом. Оно было отправлено 30 июля 1959 года, за три месяца до смерти Роя. После семи лет я поняла, почему Джордж Сильвестр свел Кетчела с Роем и улыбаясь находился рядом, пока Кетчел потрошил Роя на тридцать тысяч долларов, которых тот не имел. — Она стукнула себя кулаком по прикрытой стеганым халатом коленке. — Он мог даже все подстроить. Он был врачом Роя. Он мог понимать, что Рой близок к самоубийству, и вступил в сговор с Кетчелом, чтобы толкнуть Роя за край пропасти.

— Нет ли здесь какой-нибудь натяжки, миссис Фэблон?

— Вы не знаете Джорджа Сильвестра. Это безжалостный человек. И вы не знаете Кетчела. Я встретила его однажды в клубе.

— Мне хотелось бы его встретить. Вы не знаете, где он?

— Нет, не знаю. Кетчел уехал из Монтевисты через день или два после исчезновения Роя — задолго до того, как было найдено его тело.

— Не хотите ли вы сказать, что он знал, что ваш муж мертв?

Она кусала губы, будто хотела наказать себя, что слишком много наболтала. По выражению ее глаз я понял, что моя догадка была верна, и она это знала, но по непонятным причинам скрывала.

— Кетчел убил вашего мужа?

— Нет, — сказала она. — Я не говорю об этом. Но он и Джордж Сильвестр виновны в смерти Роя.

В состоянии такого горя и возбуждения она тем не менее осторожно наблюдала за мной. У меня было странное чувство, что она как бы сидит рядом с собой, но отдельно, и проигрывает свои собственные переживания и ощущения как на органе, но совершенно не затрагивая одну сторону клавиатуры.

— Это все неблагоразумно — то, что я вам говорю. Я прошу не передавать это никому, включая, особенно подчеркиваю, Питера и его отца.

Я устал от ее хитроумных маневрирований и умолчаний. Я сказал прямо и резко:

— Я никому ничего не расскажу о ваших делах и объясню почему, миссис Фэблон. Я не всему этому верю. Думаю, что вы и сами не верите.

• Предыдущая
• 23/53
• Следующая