Дело Фергюсона - Макдональд Росс - Страница 43

• Предыдущая
• 43/53
• Следующая

Непонятно, как мне под ее весом удалось разогнуть колени, но удалось, и я побрел по аллее. Мозг мне долбила мысль, что ее надо отнести на шоссе, прежде чем займутся деревья. После зимних дождей шансы на лесной пожар были очень невелики, но в голове у меня стоял туман.

В лунном свете деревья таинственно качали вершинами справа и слева. Моя бледная горбатая тень передразнивала каждое мое движение. Мягкая ноша на спине с каждым шагом становилась тяжелее. А потом сползла вниз, но, прежде чем ее запястье выскользнуло из моих пальцев, я успел опуститься на колени у обочины и осторожно уложил ее в бурьян. Мы все еще были под деревьями, и до ворот оставалось шагов сто, но приходилось удовлетвориться этим. Она лежала, как мраморный торс, свалившийся с пьедестала и ждущий, чтобы кто-нибудь водворил его обратно.

Я тяжело опустился на землю рядом с ней. Видимо, мне было не так уж безнадежно плохо: ее обнаженные груди волновали меня, и, сняв пиджак, я укрыл ее.

Правая сторона моей рубашки была темной и липкой. Кончиками пальцев я потрогал темное клейкое вещество и только тут словно вновь увидел, как Хильда целится, положив револьвер на колени, и стреляет. Мой левый указательный палец нащупал дырку, которую она пробила под моей ключицей. Рана была влажной и горячей. Я смял носовой платок и прижал его к ней.

Женщина страдальчески всхлипнула. По ее лицу скользили слабые медные отсветы. Мне было показалось, что она приходит в себя, но потом я сообразил, что это отблески пожара. В прямоугольниках верхних окон дома оранжевый цвет свивался с чернотой. К луне поднимались кипящие клубы черного дыма, подсвеченные снизу огнем и наперченные пляшущими искрами.

Лесная охрана, конечно, заметит, что тут происходит, или ей сообщат. Скорее всего, пожарные машины уже мчатся сюда, и мне можно немного расслабиться до прибытия помощи.

Помощь прибыла раньше, чем я ожидал. Одинокая пара фар пошарила по извилистому шоссе и свернула в ворота, не затормозив. Я поднялся на ноги и, пошатываясь, вышел на середину аллеи.

Фары остановились в нескольких шагах передо мной. За ними я распознал массивные очертания машины «Скорой помощи». Из дверец справа и слева выскочили Уайти и его напарник Ронни и кинулись ко мне.

— Вы быстро сюда добрались, ребята.

— Такая уж у нас работа. — Уайти рассматривал меня в сиянии фар. — Что с вами случилось, мистер Гуннарсон?

— Рана в плечо, которой надо бы заняться. Но прежде займитесь лучше женщиной.

— Какой женщиной?

— Вот она, — сказал Ронни с обочины. В его голосе было что-то знакомое, хотя, насколько мне помнилось, он в моем присутствии ни разу не открывал рта. Включив фонарик, он нагнулся над ней, приподнял веко, понюхал дыхание.

— Возможно, какой-то наркотик, — сказал я.

— Угу. Похоже, большая доза морфия или героина. У нее вся рука истыкана. — Он осветил темные точки на белой коже выше локтя.

— Она говорила и вела себя так, словно что-то ее подстегивало.

— Сначала подстегивало, теперь уложило.

— Она с вами разговаривала? — спросил Уайти. — Что она сказала?

— Много разного. Но это не к спеху. Лучше забинтуйте мне плечо для начала.

Он ответил, медленно произнося слова:

— Да, верно. Ронни, оставь пока бабу валяться. Мне может понадобиться твоя помощь с мистером Гуннарсоном. Колени у меня подгибались, и я еле добрел до машины. Они втащили меня внутрь, включили плафон и бережно уложили на мягкие носилки. У меня сразу закружилась голова, в глазах двоилось. Надо мной нагибались не то Уайти с Ронни, не то пара сумасшедших ученых из фильма ужасов, обмениваясь зловещими улыбками.

— Привяжи ему руки, — сказал Уайти.

— Зачем? Я не стану вырываться.

— Лучше не рисковать. Привяжи, Ронни.

Ронни притянул ремнями мои запястья к холодным алюминиевым палкам носилок. Уайти достал треугольную черную маску из резины с тонкой черной трубкой.

— Я обойдусь без анестезии.

— Никак нельзя. Я ненавижу смотреть, как люди страдают. Вы же знаете.

Ронни хихикнул.

— Я-то знаю. Кто-кто, а уж я знаю.

Уайти шикнул на него. Он наложил мягкую маску мне на нос и рот, завел полоску тугой резины под затылок.

— Приятных снов, — сказал он. — Выдохните, а потом вдохните.

Инстинкт самосохранения, не подвластный сознанию, заставил меня задержать дыхание. А в сознании черные кусочки мозаики складывались в картину. Я уже слышал, как хихикает Ронни. В телефонной трубке слышал.

— Выдохните! Потом вдохните!

Лицо Уайти нависало надо мной, изменяясь, точно лица, которые видишь, засыпая после тяжелого дня. Я приподнял голову, сопротивляясь нажиму его правой руки. Конец черной трубки был обмотан вокруг запястья левой. Обеими руками он заставил меня опустить голову.

— Слушай! — сказал Ронни. — Машина поднимается по дороге. — После нескольких напряженных секунд он добавил: — Вроде бы «меркюри спешиал».

— Полицейская?

— По звуку похоже.

— Чего же ты не слушал их волну? Вот теперь и расхлебывай...

— Ты ведь сказал, что я тебе тут нужен.

— Был нужен. Теперь я и один справлюсь.

— А как пациент?

— Через минуту отбудет. Вылезай, объяснишь им: мы вытащили его из огня, но он умер от удушья, бедняжка.

Он с силой надавил на маску. Но я еще не отбыл. Мое любимое развлечение нырять без акваланга.

Ронни наклонился взглянуть на меня. Я согнул правую ногу и пнул его в лицо. Ощущение было такое, будто я наступил на слизняка.

— Убийца! — охнул Уайти.

Я попытался пнуть и его. Но мои взметывающиеся ноги до него не доставали, а он наваливался на меня всей тяжестью. В моем мозгу закружилось черное колесо беспамятства. Я пытался сделать вдох. Но вдыхать было нечего.

Из жужжания черного колеса выделился вой мотора, берущего подъем. Прежде чем эти два звука вновь слились воедино, в нутро машины «Скорой помощи» ворвались лучи фар. Тяжесть исчезла с моего лица. Я смутно различил Уайти, пригнувшегося с черным пистолетом в руке над распростертым телом своего напарника.

Он выстрелил, и эхо внутри машины удесятерило грохот. Но не эхо породило сухой ответный щелчок. Хватаясь за живот, Уайти склонился в поклоне, как актер у рампы.

В машину впрыгнул Пайк Гранада, сорвал с моего лица резиновый кляп, и я не последовал за Бродменом и Секундиной в полный мрак.

На фоне черного скалистого пейзажа горилла тащила Салли, что-то страстно бормоча по-испански. Я догнал их и сорвал с гориллы шкуру-костюм, а затем принялся бороться с человеком, чьего имени не мог вспомнить. Я открыл глаза и увидел, что лейтенант Уиллс мрачно хмурится на меня сквозь решетку.

— В тюрьме вам меня не удержать, — кажется, сказал я. — Судья Беннет оградит мои права.

Уиллс злорадно ухмыльнулся.

— Отсюда вас никакой судья не вытащит.

Я приподнялся и сел, бормоча ругательства. Голова у меня сорвалась с плеч и полетела по большой полутемной комнате, прыгая с одной пустой кровати на другую. Больше смахивает на казарму, чем на тюрьму...

— Полегче, полегче! — Уиллс опирался на решетку, придававшую моей кровати сходство с клеткой. Он ухватил меня за здоровое плечо и уложил на простыню без подушки. — Вы в послеоперационной палате. Только что со стола.

— Где Салли? Что с ней случилось?

— Ничего противного законам природы. Вчера ночью у нее родилась девочка. Шесть фунтов десять унций. Обе они здесь, в этой самой больнице, только ниже. На третьем этаже. Обе чувствуют себя хорошо.

— Вчера вечером она поехала сюда?

— Да, сюда. Но меня интересует, куда поехали вы и зачем. Что вы делали в горах?

— Охотился на оленей при луне в запрещенный сезон. Арестуйте меня, господин полицейский!

Уиллс сердито покачал головой.

— Наркоз наркозом, но хватит острить. Это серьезно, Билл. Уж вы-то должны знать, насколько серьезно. Пайк Гранада говорит, что еще пара секунд, и вы бы задохнулись. Если бы он не взял на заметку эту парочку, вы сейчас были бы покойником.

• Предыдущая
• 43/53
• Следующая