Другая сторона доллара - Макдональд Росс - Страница 42

• Предыдущая
• 42/57
• Следующая

— Такая запоздалая искренность не заслуживает особой благодарности. Может быть, вы хотите что-нибудь еще узнать...

— Да. Вот сведения, которые могли бы мне помочь: не назовете ли вы агентство, через которое усыновили Тома?

— Мы сделали это не через агентство. Частным образом.

— Через судью или через врача?

— Через врача. Не могу назвать сейчас его имени, но именно врач нашел нам Тома. Мы оплатили все расходы по сделке, которая была совершена якобы с матерью.

— Как была мать?

— Какая-то бедная женщина, попавшая в затруднительное положение. Я никогда в жизни не встречалась с ней, да и не хотела этого. Мне необходимо было почувствовать, что Том — мой собственный сын.

— Понимаю.

— А какое отношение имеют настоящие родители Тома к текущим событиям.

— Возможно, Том бродит по Лос-Анджелесу в поисках их. У меня есть реальная причина для такого предположения. У вас где-нибудь записана фамилия врача?

— Мой муж мог бы вам ее назвать.

— Но его нет сейчас.

— Это может быть в его столе, в библиотеке.

Я последовал за ней в библиотеку и, пока она производила раскопки в столе, еще раз посмотрел фотографии на стенах. На групповом фото, сделанном на палубе авианосца, были, очевидно, летчики из эскадрильи Хиллмана. Я внимательно рассматривал их молодые лица. Все они погибли при Мидуэе.

Потом я рассмотрел фотографию Дика Леандро на яхте. Его красивое здоровое пустое лицо ничего не выражало. Может быть, для кого-нибудь другого оно будет что-нибудь значить. Я снял его фото со стены и положил во внутренний карман пиджака.

Эллен Хиллман ничего не заметила. Она нашла фамилию, которую искала.

— Элиа Вайнтрауб, — сказала она, — вот фамилия врача.

По междугородному телефону я позвонил доктору Вайнтраубу. Он подтвердил свое участие в усыновлении Тома Хиллмана, но отказался обсуждать этот вопрос по телефону и пригласил меня к себе во второй половине дня.

Перед тем, как выехать в Лос-Анджелес, я повидал лейтенанта Бастиана. Он занимался этим делом уже три дня, но нельзя было сказать, что сильно продвинулся вперед. Звездообразные морщины на его лице стали, казалось, еще глубже. Охрипшим и от этого еще более резким голосом он произнес несколько иронически:

— Было бы прекрасно, если бы вы снизошли до нас и в прошедшие дни.

— Я работаю сейчас на Ралфа Хиллмана.

— Знаю. Это дает вам определенные преимущества, которые вы и используете. Но и вы, и я работаем в одном и том же деле, и по идее нам полагается кооперироваться. А это означает периодический обмен информацией.

— Зачем же, по-вашему, я пришел?

Он опустил глаза.

— Прекрасно. Что нового в ваших розысках мальчика Хиллмана?

Я рассказал Бастиану почти все, то есть ровно столько, чтобы удовлетворить и его, и мою щепетильную совесть. Себе я оставил только доктора Вайнтрауба и то, что Том, может быть, вернется сегодня на автобусную станцию в Санта-Монике. Обо всех остальных его злоключениях и о том, что он, видимо, находился в добровольном заключении в отеле «Барселона», я честно доложил лейтенанту.

— Очень плохо, что Отто Сайп умер, — угрюмо заметил он. — Он мог многое прояснить.

Я согласился.

— Что же на самом деле произошло с Отто Сайпом? Вы же были свидетелем?

— Он бросился на Бена Дали с лопатой в руках. У Бена был мой револьвер, а я в это время осматривал труп Харлея. Револьвер выстрелил сам собой.

Бастиан неопределенно пошлепал губами.

— Что вы знаете о Дали?

— Немного. Он владелец станции техобслуживания автомобилей напротив «Барселоны». Показался мне заслуживающим доверия. Ветеран войны...

— Гитлер тоже ветеран. Лос-Анджелес сообщает, что у Дали были какие-то делишки с Сайпом, например покупал через него подержанные автомобили.

— Это естественно. От того места, где работал Сайп, станция Дали самая близкая.

— Вы не думаете, что Дали убил Сайпа, чтобы заставить его замолчать?

— Нет, но возьму это на заметку. Меня больше интересует другое убийство. Видели нож, которым был зарезан Харлей?

— Нет еще. Но у меня есть его описание. — Бастиан взял со стола несколько бумаг. — Этот нож, который принято называть охотничьим, выпущен фирмой «Фортсман» в Орегоне. Об этом говорит марка фирмы на ноже. Длина лезвия около шести дюймов, резиновая ручка в черную и белую полоску, на ручке отпечатки пальцев. Описание точное? Могу добавить, что у ножа широкое заостренное на конце лезвие.

— Я видел только ручку. Но тот факт, что у ножа широкое заостренное лезвие, позволяет предположить, что этим же ножом была убита Кэрол.

— То же самое я сказал в Лос-Анджелесе. Они высылают мне нож для идентификации.

— Именно это я и собирался вам предложить.

Бастиан наклонился, тяжело опираясь ладонями на крышку стола, заваленного бумагами.

— Вы думаете, его убил кто-то из жителей нашего города?

— Это достойная рассмотрения мысль.

— Но почему? Из-за его доли денег?

— Этого не может быть. В то время как Харлей выехал из Лос-Анджелеса, у него не оставалось ничего. Я разговаривал с мошенником, обчистившим его.

— Удивительно, что Харлей его не застрелил.

— Можно сделать вывод, что вокруг хватало профессиональных убийц. Харлей всего лишь любитель.

— Тогда почему? — спросил Бастиан, подняв брови. — Почему убили Харлея, если деньги тут ни при чем?

— Не думаю, что нам удастся узнать об этом точно до того, как мы найдем убийцу.

— У вас есть какие-нибудь подозрения?

— Нет. А у вас?

— У меня есть кое-какие мысли на этот счет, но я воздержусь высказывать их вслух.

— Потому что я работаю на Хиллмана?

— Этого я не говорил. — Он прикрыл глаза и переменил тему разговора. — О вас спрашивал человек по имени Роберт Браун, отец убитой. Он в гостинице «Сити».

— Я зайду к нему завтра. Вы вежливо с ним обошлись, а?

— Я со всеми обхожусь вежливо. Несколько минут назад мне звонил Гарольд Харлей. Он очень тяжело воспринял известие о смерти брата.

— Так и должно быть. Когда вы выпустили его?

— Вчера. У нас не было причин держать его под замком. Нет закона, который говорил бы, что вы обязаны доносить на брата.

— Он уехал домой в Лонг-Бич?

— Да. Он всегда может быть в распоряжении суда, если кто-то возбудит дело.

Он еще раз уколол меня за смерть Отто Сайпа, и на этом я откланялся.

По дороге в Лос-Анджелес я сделал крюк и заехал на станцию обслуживания Дали. Бен с повязкой на голове находился около насоса. Увидев меня, вошел в свою конторку и больше оттуда не показывался. Потом из конторки появился мальчик лет десяти, точная копия отца. Он очень недружелюбно спросил, чем может быть полезен.

— Я хотел бы одну минуту поговорить с мистером Дали.

— Извините, но папа не хочет разговаривать с вами, он очень расстроен тем, что произошло утром.

— Передайте ему, что я тоже расстроен. Не смог бы он взглянуть на одну фотографию? Может быть, он узнает изображенного там человека?

Мальчик вошел в конторку, плотно закрыв за собой дверь. Возвышавшаяся по ту сторону шоссе «Барселона» напоминала сейчас, в солнечных лучах, памятник вымершей цивилизации. У отеля я увидел несколько полицейских машин и человека в форме, который сдерживал толпу зевак.

Мальчик вышел из конторки.

— Папа сказал, что не хочет больше смотреть ни на какие ваши фотографии. Он говорит, что вы и ваши фотографии принесли ему несчастье.

— Передай ему, что я прошу прощения.

Мальчик торжественно поклонился и отправился выполнять свою роль посла. Больше ни он, ни его отец так и не показались.

Я предоставил Дали самому себе.

Офис доктора Вайнтрауба я нашел среди новых медицинских корпусов в Уилшире, около больницы «Ливанские кедры».

Внутренний эскалатор поднял меня в комнату отдыха на пятом этаже. Она была прекрасно обставлена, откуда-то доносилась успокаивающая музыка, которая все время, пока я сидел там, действовала мне на нервы. Я, единственный мужчина в этой комнате, сразу же оказался под перекрестным огнем взглядов двух беременных женщин, сидящих в разных углах комнаты. Смотрели они на меня с явным сожалением.

• Предыдущая
• 42/57
• Следующая