Голубой молоточек - Макдональд Росс - Страница 59

• Предыдущая
• 59/61
• Следующая

Потом необходимо вместе с вашим адвокатом поехать в полицию.

Намного позже я проснулся в темной постели, чувствуя утренний холод.

Я слышал стук сердца Бетти и чувствовал ее легкое дыхание, напоминающее плеск летнего океана.

Мне припомнилась значительно менее идиллическая сцена, также происходившая в спальне. Когда я в последний раз видел Франсин Хантри, она находилась в больничной палате с зарешеченными окнами, под охраной сидящего за дверью вооруженного стражника. И в полуоткрытых дверях моего полусонного сознания появилось видение другой ожидающей неизвестно чего женщины; хрупкой, болезненной, седой женщины, которая была когда-то красавицей.

Мне припомнилось слово «Пьета». Я разбудил Бетти, коснувшись ладонью ее бедра. Со вздохом она повернулась на бок.

— Лью?

— Что такое Пьета?

Она глубоко зевнула.

— Ты задаешь странные вопросы в странное время.

— Значит, ты не знаешь?

— Конечно, знаю. Это каноническое изображение Божьей Матери, плачущей над телом распятого Сына. Зачем тебе это?

— Франсин Хантри говорила, что ее муж написал такой портрет Милдред Мид. Может быть, она была Марией?

— Да, я видела эту картину. Она находится в здешнем музее, но не входит в экспозицию. Ее считают слишком натуралистической, насколько мне известно. Умерший — это автопортрет Хантри.

Когда я снова проснулся, Бетти уже не было. На кухонном столе она оставила мне четыре предмета: пакетик кукурузных хлопьев, бутылку молока, бритву и таинственное послание, в котором значилось: «Мне снился странный сон — будто Милдред Мид мать Хантри — возможно ли это?»

Я позавтракал и направился в другой конец города, в Магнолия Корт. Я долго стучал в дверь, но Милдред Мид не отозвалась. Из соседнего домика вышел пожилой мужчина и посмотрел на меня с расстояния, разделяющего наши поколения. Наконец, он сам проинформировал меня, что миссис Мид, как он ее назвал, поехала в город.

— Вы не знаете, куда именно?

— Велела водителю такси отвезти ее в суд.

Я отправился следом за нею, однако, найти ее оказалось нелегко. Здание суда с прилегающим к нему парком занимало целый квартал. Я скоро сообразил, что меряя заросшие дорожки и выложенные плитами коридоры в поисках хрупкой, старой, больной женщины, я только зря трачу время. Я зашел в контору коронера и застал там Генри Пурвиса. Оказалось, что посетила его полчаса назад.

— Что ей было от тебя нужно?

— Сведения о Вильяме Миде. Кажется, он был ее внебрачным сыном. Я сообщил ей, что он был похоронен на городском кладбище Санта-Терезы, и обещал отвезти ее на его могилу. Но, кажется, мое предложение ее не заинтересовало. Она начала говорить о Ричарде Хантри. Утверждала, что когда-то была его натурщицей, и непременно хотела увидеться с ним. Я сказал ей, что это, к сожалению, невозможно.

— Где сидит Хантри?

— Окружной прокурор Лансинг приказал запереть его здесь, в особой камере, которую охраняют двадцать четыре часа в сутки. Я и сам не могу к нему войти... это, конечно, не значит, что мне этого очень хочется. Кажется, он совсем свихнулся. Пришлось дать ему какие-то успокоительные таблетки, чтобы не буянил.

— А что с Милдред?

— Ушла. Я ее очень неохотно отпустил. Мне она показалась страшно подавленной и была слегка пьяна. Но у меня не было повода задержать ее.

Я вышел из здания и еще раз обошел окрестности, заглядывая во все углы. Ее нигде не было. Я начал волноваться. Я чувствовал, что независимо от того, была ли во сне Бетти хоть капля истины или нет, Милдред — главная героиня драмы. Но она исчезла из поля зрения, а сейчас уходило утро.

Я глянул на один из четырех циферблатов, находящихся на четырехгранной башне здания суда. Шел десятый час. На галерейке для туристов сейчас стояла лишь какая-то седая женщина, неуверенные движения которой привлекли мое внимание. Милдред. Она повернула голову, вцепилась в металлическое ограждение, доходившее ей почти до подбородка и выглянула из-за него на площадь.

Она была практически неподвижна и выглядела, как женщина, заглядывающая в собственную могилу. Жизнь города замерла вокруг нее; тишина расходилась, словно круги на воде.

Я находился на расстоянии нескольких шагов от нее и на сто метров ниже галерейки. Подняв тревогу, я мог лишь ускорить исполнение ее намерений, в которых не приходилось сомневаться. Я вошел в ближайшие двери и поднялся лифтом наверх. Когда я появился на галерейке, она глянула в мою сторону, опираясь руками о металлическое ограждение. Потом отвернулась и попыталась влезть на ограждение, чтобы броситься в пропасть. Но она была для этого слишком стара и слаба, попытка не увенчалась успехом.

Я обхватил ее руками и придержал на безопасном расстоянии от ограды. Она дышала тяжело, словно влезла на башню по веревке. Застывшая жизнь города вновь обрела свой ритм и до моих ушей стали доноситься ее отзвуки. — Пустите меня! — сказала она, вырываясь.

— Не могу. Эти камни слишком далеко внизу и мне не хотелось бы, чтобы вы упали на них. Вы слишком хороши.

— Я старая развалина, старая как мир! — но из-под век она метнула в меня кокетливый взгляд хрупкой, некогда красивой женщины, знающей, что она и сейчас неплохо выглядит. — Вы не могли бы кое-что для меня сделать, мистер?

— Если это в моих силах.

— Я прошу вас, помогите мне спуститься отсюда и уйти. Я не сделаю ничего плохого — ни себе, никому бы то ни было.

— Я не могу так рисковать.

Я чувствовал сквозь ткань тепло ее тела. Ее верхняя губа и впалые виски покрылись потом.

— Расскажите мне о своем сыне, Вильяме, миссис.

Она молчала. Косметика оплывала, и ее лицо выглядывало из-под нее, словно посмертная маска.

— Вы продали тело своего сына за тот огромный дом в Каньоне Хантри, миссис? Или это были останки кого-то другого?

Она плюнула мне в лицо и разразилась судорожными рыданиями. Наконец, она успокоилась. Когда я спускал ее вниз и передавал в руки людей окружного прокурора, она не произнесла ни слова.

Я сказал им, что ее необходимо тщательно обыскать и задержать под наблюдением как потенциальную самоубийцу. И хорошо сделал. Лансинг, окружной прокурор, сказал мне потом, что женщина, которая ее обыскивала, нашла хорошо наточенный стилет, завернутый в шелковый чулок и засунутый за пояс от подвязок.

— Вы установили, зачем она его носила при себе?

Он отрицательно покачал головой:

— Предположительно, собиралась использовать его против Хантри.

— Но каковы были ее мотивы?

Лансинг подергал себя попеременно за оба уса, словно это были вожжи, помогающие его мыслям маневрировать среди лабиринта следствия.

— Мы не информировали об этом общественность, и я вынужден просить вас оставить это при себе. Видимо, это Хантри тридцать лет назад убил в Аризоне сына миссис Мид. Отдавая цезарю цезарево, я вынужден признать, что это установил капитан Маккендрик. Он прекрасно провел расследование. Думаю, он будет нашим следующим шефом полиции.

— Это наверняка будет ему очень полезно. Но как связать эту версию о мести с попыткой самоубийства?

— А вы уверены, что она пыталась его совершить?

— У меня сложилось такое впечатление. Милдред желала уйти, и ее задержала только эта металлическая ограда. Ну, и стечение обстоятельств, благодаря которому я заметил ее на этой галерейке.

— Ну что ж, в сущности, это не противоречит версии о мести. Ее замысел не удался, вот она и обратила свой гнев против себя.

— Я не вполне вас понимаю, господин прокурор...

— Правда? Возможно, вы незнакомы так подробно, как мы, с последними достижениями судебной психологии, — он слегка принужденно улыбнулся.

Я отвечал весьма вежливо, так как он мне мог еще понадобиться: — Действительно, я никогда не изучал право...

— Но несмотря на это, вы очень помогли нам, — сказал он, словно желая меня утешить. — И я вам весьма благодарен за вашу помощь, — он поднялся с рассеянным выражением в глазах. Я также поднялся, со страхом понимая, что утрачиваю контакт со всем этим делом.

• Предыдущая
• 59/61
• Следующая