Бабье царство. (СИ) - "Анатоль Нат" - Страница 80

Марк Иваныч, какой-то весь замотанный, злой, с не выспавшимися, болезненно красными от хронического недосыпания слезящимися глазами, неожиданно как-то сразу оттаял и подобрел.

Глядя на Машу с Изабеллой, с восторженными, горящими неподдельным восхищением глазами стоящих возле выставленных на стеллажах образцов его продукции, и бережно, осторожно перебирающих предметы готового к упаковке фарфорового сервиза, он наконец-то окончательно отмяк. Теперь перед ними стоял не задерганный, злой Управляющий стекольного завода, а вальяжный Мастер, Мастер с большой буквы, который с расплывшейся на лице блаженной улыбкой, благосклонно кивал на посыпавшиеся буквально как из рога изобилия льстивые поздравления.

С довольным, важным видом Мастера, он буквально всеми фибрами своей истосковавшейся без похвал души Художника впитывал знаки восхищения, и ещё долго водил их по пустынным помещениям художественного цеха завода, показывая всё новые и новые диковины.

Чувствовалось, что его наконец-то отпустило какое-то мучительное внутреннее напряжение, буквально сжигавшее его до того изнутри. Сразу как-то отмякнув, он с блаженной улыбкой тихого, безопасного для окружающих идиота радостно кивал на восхищённые замечания баронессы и ахающей, от восторга, Маши. С донельзя довольной рожей он благосклонно склонил голову, с невероятно самодовольным видом заметив:

— Да, барышни, это настоящий продукт нашего труда. Стоят, ждут своего часа. Не сегодня-завтра, — неожиданно недовольно поморщился он, — отправим на продажу куда-нибудь на дальний Западный берег, в тамошние баронства, или ещё дальше в Западный Торговый Союз.

Интересуются! — гордо заявил он, выпятив свою жирную грудь и неожиданно мрачно заметив. — Можно сказать, даже в очередь стоят, ждут, когда мы сможем выполнить их заявки. А тут…, - как-то сразу сникнув, он безнадёжно махнул рукой. — Этот ваш Сидор совсем работать не даёт. Все наши договорённости нарушил. Мерзавец!

— Что вы там бормочете, уважаемый, — насмешливо повернулась к нему Маша. — Как это он вам, и не даёт работать? Да он же в Приморье? Как же он оттуда вам здесь работать не даёт? Или вы хотите сказать, что наш дорогой Сидор вас и оттуда успел достать?

— А то ты, Маша, его не знаешь! — неожиданно фальцетом взвился Марк, чуть ли не подпрыгнув на том самом месте, где стоял. — Он когда захочет тебя везде достанет!

Неожиданно сорвавшись на фальцет, он с отчётливо различимыми в голосе истерическим нотками закричал:

— Меня сложно достать, но когда человек ничего не понимает в искусстве и требует от вас только одно — "Дай! Дай! Дай!", трудно не сдержаться!

Сударыни, — неожиданно устало и обречённо тихим голосом он продолжил, — вы обе просто чудо. Настоящее чудо! Вы не этот мужлан Сидор, — Марк раздражённо поморщился при одном только упоминании о нём. — Это ему только и знай, что пахать и пахать в три смены. Была бы его воля, так он вообще растянул бы день вдвое и моих мастеров посадил бы ещё в четвёртую смену. Мерзавец! — тихо выругался он сам себе под нос. — Никакого чувства прекрасного.

Но даже в этих нечеловеческих условиях я всё равно делаю всё возможное и невозможное. Я нашёл местных ящеров и нанял их. Они у меня работают в три смены! Я строю новые цеха! Наши плотники от усталости буквально засыпают на своём рабочем месте! Я снял с художественных производств практически всех мастеров, прекратив выпуск дорогой расписной посуды, которую у меня буквально с руками готовы оторвать любые торговцы! Любые! А он только ругается и ругается! Ему, видите ли, мало! Я снял охрану с ворот и посадил их в цех! А он ругается что мало! Вместо благодарности он постоянно ругается, что я мало даю. Только и пишет в каждом письме: "Дай! Дай! Дай!" — снова не сдержавшись, раздражённо рявкнул управляющий. — А у меня люди не железные. Они и так уже в три смены работают.

— А что будет, когда он и у меня охрану заберёт, и как Василию с чугунного завода сунет вместо здоровых парней каких-то своих полуживых калек на излечение? А он именно так и сделает, я знаю. Кто у меня тогда в цеху работать будет? Как я тогда план вытяну?

— Но так же нельзя, — от удивления, Изабелла остановилась возле какого-то стеллажа с расписными тарелками, высокими стопками занявшими практически всю поверхность стоящего рядом стола и с широко распахнутыми глазами удивлённо посмотрела на управляющего. — Мне всегда казалось, что подобные произведения искусства вещь штучная?

— А я и не говорю про искусство, — снова сорвавшись на фальцет, сердито, едва сдерживая раздражение, ядовито огрызнулся управляющий. — Я не говорю про произведения искусства! Я говорю про эту его штамповку. Я говорю про весь тот хлам, что заставляет нас производить господин Вехтор, — невольно повышая голос, Марк перешёл на повышенные тона. — Я говорю про это его дурацкое листовое стекло. Про эти его гранёные стаканы и лафетнички, которыми он завалил наверное всё Приморье. Про эти его дурацкие броневые чешуйки, кольчужные колечки, щитки, наколенники и прочую, прочую, прочую военную мерзость, — уже чуть ли не крича, неожиданно всхлипнул управляющий.

А ему всё мало!

Всё то ему дай! Но не кубки, не посуду, не мои кувшинчики, — любовно взглянул он в сторону стеллажа с посудой. — Не тарелки! — ткнул он в ту же сторону рукой, чуть не развалив высящуюся перед ним высокую стопку расписных тарелок. — Ничего этого ему не надо! Этой патентованной баронской сволочи подавай какие-то штампованные колечки из бронестекла, которые сделает любой неподготовленный идиот!

Управляющий, чуть не плача потряс перед лицом баронессы сложенными в замок ладонями.

— Ему…, - управляющий запнулся, не зная, какое ещё подобрать бранное слово.

Было хорошо видно, что ему хочется просто выругаться, но природная стеснительность не позволяла этого сделать при женщинах.

Ему нужно листовое стекло! И сетки для лошадей, стеклянные попоны! — наконец-то выплеснул он из себя это ненавистное ему слово. — Милитарист! — сипло, сорвавшимся голосом наконец-то выругался он, с облегчением переводя дух.

Госпожа Изабелла, — управляющий с умоляющим видом сцепил перед грудью ладони, и жалобно на неё глядя, взмолился. — Я же вижу. Вы утончённая, с художественным вкусом натура. Вы же его жена. Ну, повлияйте на него хоть как-то. Ну, сделайте хоть вы что-нибудь! Так дальше совершенно невозможно!

Вы только полюбуйтесь, — неожиданно бросился он распахивать окно полутёмного цеха и со злобным видом ткнул пальцем куда-то во двор. — Вы только полюбуйтесь, до чего я докатился, — гневно уставился он на них, снова тыча куда-то во двор своим пальцем.

— Но я там ничего не вижу, — удивлённо возразила баронесса, поневоле отстраняясь от гневно размахивающего руками управляющего.

— А амбар вы видите? — чуть ли не прямо ей в лицо заорал тот. — Амбар, вы видите? Вы видите, что это за здание? — уже во весь голос орал он, тыча рукой в огромное, двухэтажное здание, напоминающее внешне высокий двухэтажный овин для хранения сена. — А другой, точно такой же, что рядом, вашими нелюбимыми ящерами строится, вы видите? А телеги, с кучей ящиков, а грузчиков, тех же самых ящеров, вы видите?

Нет?! — сорвался его голос на фальцет.

Так вот идёмте поближе, там полюбуетесь! Идёмте, идёмте! — потянул он Изабеллу за руку.

Отпустив рукав гневно отдёрнувшей руку баронессы, и даже не обратив на это ни малейшего внимания, он выскочил на улицу, и нервным, подскакивающим на ходу шагом быстро двинулся к указанному амбару. Там, возле больших ворот немногочисленная бригада оборванных, в грязном, рваном тряпье каких-то ящеров через широкую калитку в створке сноровисто загружала большие, необычного вида телеги ящиками странного грязно-зелёного цвета.

Не дожидаясь, пока подойдут неторопливо идущие следом за ним, удивлённо переглядывающиеся между собой Маша с баронессой, он обеими руками схватился за тяжёлую створку едва приоткрытых огромных амбарных ворот и тяжело, с натугой, распахнул её настежь.