Игрок - Лисина Александра - Страница 15
- Предыдущая
- 15/77
- Следующая
Дождавшись веселого бульканья, я высыпала горсть крупы в закипевшую воду и, сдунув с носа очередного кровопийцу, улеглась на расстеленное одеяло, рассеяно изучая белеющий неподалеку Тракт.
Надо сказать, далеко я от него не ушла. Рассудив, что люди его благоразумно избегают, а незнакомые звери (тем более, загадочные, но явно неприятные Твари) на Тракт соваться не станут, я проломилась через кусты до ближайшего пригорка, откуда могла видеть дорогу, и тут же устроилась на отдых. Благо, если я ошибаюсь, и кто-нибудь вдруг последует моему примеру, то я увижу его издалека и успею спрятаться в соседний с пригорком овраг. А если нет, то и утруждаться не стоит. Ноги и так гудят, как растревоженный улей.
Одно плохо: мой «проводник» с самого утра носа не кажет. Даже не знаю, идет ли за мной или решил у бабки остаться… короче, пропал мой Барсик. Уже к полудню время, а он так и не появился. Я сперва его даже звать пыталась, но он, если и слышал, на новое имя откликаться не пожелал, так что очень скоро я плюнула и пошла одна, уже не заботясь о том, есть ли он поблизости или бросил меня, вопреки бабкиным обещаниям.
Что касается местной природы, то могу описать ее двумя словами: нетронутая и дикая. В ботанике я не сильна, так что не имею возможности классифицировать попавшиеся мне на пути растения. То, что кусты и деревья – это я еще отличу, но к какому виду и к какому классу относятся – увольте. Единственное, что я углядела знакомого – это нечто колючее, смутно напоминающее наши российские сосны. Только почему-то с голубыми иголками и с ветками до самой земли. Голубые сосны, так я их про себя назвала, помня про то, какими роскошными у нас когда-то во Дворце Пионеров были такие же вот, голубые, ели. Здесь же елей я нигде пока не заметила, так что решила, что пусть будут хотя бы голубые сосны. К тому же, их тут так много, что иногда это великоелпие навевало ностальгические мысли о доме. Которые я, разумеется, тут же гнала поганой метлой, чтобы ненароком не раскиснуть.
В остальном все привычное. Трава как трава. Цветы как цветы – синенькие, желтенькие, красненькие. На ветках какого-то куста висели незнакомого вида желтые плоды, но пробовать я их не решилась. Вдруг какая волчья ягода? Или другая пакость? Нет уж, пока не разберусь, буду есть только то, что взяла с собой. Не надо мне диареи – никаких лопухов на нее не напасешься, уж простите снова за подробности. Но тут уж таковы реалии – с мягкой бумажкой тоже был напряг. Как, впрочем, и с зубной пастой, и с «диролом», и с кучей других важных мелочей, которых в повседневной жизни мы не замечаем, но которых, как оказывается, порой так сильно не хватает.
Дождавшись, пока каша дойдет, я осторожно сняла котелок с огня и поставила остывать.
Ух, ну и запах! Вот когда я почувствовала, что оголодала! Но придется малость подождать, чтобы остыла. Думаю, полудюжины минуток будет вполне достаточно… кстати! Забавно, что время и вообще многие другие вещи здесь считали не по три-пять-десять единиц, а дюжинами и полудюжинами. К примеру, в году тут, как и на Земле, было двенадцать месяцев, в месяце – ровно три дюжины дней (если кто не понял, то тридцать шесть) или ровно шесть полудюжин; чуть больше, чем у нас, ну да не намного. Год, соответственно, тоже длиннее: четыреста тридцать два дня, а не триста шестьдесят пять, как я привыкла. Недель, как таковых, соответственно, не было, потому что вместо семидневки люди жили по шестидневной системе, но это, на самом деле, даже удобнее – временные отрезки всегда равные и строго одинаковые, без всяких там тридцать первых чисел или високосных годов. Далее, в одном дне насчитывалось две дюжины (ну, это нам знакомо) часов, которые звались здесь не часами, а малыми оборотами (а чаще всего, просто – оборотами). В одном часе-обороте – все те же (какое счастье!) родные шестьдесят минут (вернее, не минут, а минок), однако считать время минутами опять же было не принято. За нормальный временной интервал считали дюжину мин, или, по-нашему, двенадцать минут. Таким образом, что в одном обороте было пять дюжин мин, в одной мине – ровно шестьдесят син (см. секунд). В сутках различали светлую половину (первая дюжина оборотов, то есть, как раз до полудня) и, естественно, половину темную (то есть, время с полудня до полуночи). Иными словами, система отсчета смутно напоминала английские «a.m.» и «p.m.» В целом не слишком сложно, но ужасно непривычно.
Касательно денег – такая же история: довольно простая двенадцатеричная система счисления. Бумажных денег, как я и предполагала, здесь не водилось, так что на будущее, если разбогатею, придется обзаводиться приличным по размерам кошелем. Мошной, то есть. И заодно, задуматься над тем, куда ее пристроить, чтобы не свистнули на каком-нибудь рынке. Банков, естественно, тут не было. О векселях и кредитах народ пока понятия не имел. Расплачивались натурой (в основном, крестьяне) или деньгами – те, у кого они водились. Самая мелкая монета называлась «лат» и по стоимости приравнивалась примерно к советской копейке. Двенадцать лат (опять – та же дюжина) приравнивалась к одной лире (соответственно, медной, серебряной и золотой), а двенадцать лир – к одному лару. Достоинства те же – медь, серебро и золото. Причем, последний – самая крупная монета не только на территории Валлиона, но и на территориях сопредельных государств. Но оно и понятно: золото всегда остается золотом, и если замены ему пока не придумали, то цениться оно везде будет одинаково. Что, с одной стороны, вынуждает состоятельных людей таскать с собой весьма увесистые кошели, а с другой – позволяет не заморачиваться на курсах валют. К тому же, эквивалентам золоту могли служить драгоценные камни, которые, к слову, и носить с собой удобнее, и ценность их оказывалась не в пример выше, чем у чеканных денег.
К слову сказать, тот факт, что на всей территории Валлиона (да и не только в нем) процветала единая денежная система, в довесок к единой религии и весьма похожим законам, снова возводило королевство в моих глазах в ранг самой настоящей империи. Но тут, видимо, разницы в понятиях не знали или просто ее не видели, так что в анналах истории Валлион испокон веков был озвучен, как королевство. Несмотря на свои немалые размеры, наличие каких-то заселенных островов в Дальнем море и тех нюансов, которые я успела выяснить вчера у тетушки Айны. Впрочем, хозяин – барин. Их мир, их страна, их король. Пусть как хочет, так и называется, хотя точность (в том числе, и в формулировках), как говорится, вежливость королей.
Так. Что-то я отвлекалась.
Вспомнив про кашу, я потянулась к котелку, предвкушая настоящее блаженство, но после первой ложки задумалась и погрустнела: кажется, забыла посолить. Пришлось со вздохом снова лезть в мешок, мешать густое варево с крупными крупинками соли и снова ждать, пока они немного растворяться. Туристка, блин. О самом элементарном забыла. А если бы мясо жарила?
Вяло пожевав невкусную кашу на пару с черствым хлебом, я слегка ожила, но потом поняла, что долго прохлаждаться позволить себе не могу. Пришлось вставать, сворачивать лагерь, спускаться к реке, чтобы наполнить кожаный бурдюк водой… фляги у ведьмы просто не было… затем снова подниматься, пыхтя и отдуваясь на крутой горке. Наконец, прийти к оставленным вещам и… обнаружить, что какая-то наглая сволочь с чавканьем пожирает мою еду!!
– Ах ты, зараза!!
От моего вопля Барсик подлетел аж на полметра, случайно продемонстрировав свое раздувшееся пузо. Истошно мяукнул прямо в полете. На пару секунду завис в воздухе, как дельтаплан, широко растопырив лапы и неистово вертя пушистым хвостом. Но, наконец, земное притяжение его пересилило. Кот с оглушительным хрустом свалился в сочную траву. Наконец, подскочил снова, развернулся, припав на полусогнутых, затем поднял перемазанную в каше морду и гневно посмотрел.
– Ты где шлялся, нахал? – возмутилась я, внезапно поняв, что придется спускать к реке в третий раз и отмывать котелок. – И по какому праву трескаешь чужое?
Кот громко зашипел, прижав уши к голове. А уж глазами меня буквально прожигал, будто не он сейчас нагло мою еду воровал, а я у него из миски свежих сливок отхлебнула. Правда, длилось это недолго – побуравив меня своими желтыми глазищами и смерив злобным взглядом с головы до ног, он презрительно фыркнул, выпрямился, а потом неторопливо ушел, слизывая с морды остатки моей несоленой каши.
- Предыдущая
- 15/77
- Следующая
