Кровавый след на песке - Макдональд Росс - Страница 8

• Предыдущая
• 8/55
• Следующая

— Вам известно, кто это был?

— Его фамилию мне так и не удалось узнать. Эстер не пожелала называть ее. Когда у нас зашел об этом разговор, то она сказала, что это — менеджер ее ухажера.

— Ее ухажера?

— Парня по фамилии Торрес. Лэнс Торрес. Так он именует себя сам. Когда-то это был довольно приличный юноша, по крайней мере, внешне он держал себя порядочно, когда работал спасателем.

— Спасателем при клубе?

— Работал в клубе пару сезонов. На эту работу его устроил его дядя, Тони Торрес. Но спасатель — слишком мелкое занятие для Лэнса, ему подавай крупное дело. Я слышала, что он какое-то время выступал в качестве боксера, а потом у него начались неприятности. Думаю, в прошлом году он попал за это в тюрьму.

— Какого сорта неприятности?

— Не знаю. В мире гораздо больше хороших людей, и мне не резон тратить время на то, чтобы следить за судьбой проходимцев. Меня как будто обухом огрели по голове, когда я увидела здесь Лэнса со своим приятелем-бандитом, который увивался вокруг Эстер. Я думала, что у нее больше развито чувство самоуважения.

— Почему вы решили, что он — бандит?

— Я видела, как он стреляет. Однажды утром я проснулась, услышав звуки хлопков на пляже. Они звучали, как выстрелы. Это и была стрельба. Этот парень находился на пляже и стрелял по пустым бутылкам из-под пива из своего противного черного нагана. Именно в этот день я сказала себе: либо она прекратит путаться с подонками, либо прощай, Эстер.

— Кто это был?

— Я так и не узнала его имени. Этого отвратительного коротконосого нагана и манеры обращения с оружием было для меня достаточно, чтобы знать, с кем я имею дело. Эстер сказала, что он — менеджер Лэнса.

— Как он выглядит?

— С моей точки зрения, как олицетворение смерти. Стеклянные карие глаза, какое-то плоское лицо рыбьего цвета. Но я не побоялась сказать ему в глаза, что ему должно быть стыдно, что он стреляет по бутылкам там, где люди могут порезаться об осколки. Он на меня даже не посмотрел, просто вставил другую обойму в пистолет и продолжал стрелять по бутылкам. Он с таким же спокойствием мог бы начать стрелять и в меня. Во всяком случае, держал себя он именно так.

Мне противно, когда отмахивается так нахально, это не по-людски. И я очень чувствительна, когда дело касается стрельбы. Особенно после того, как в прошлом году застрелили одну девушку — моего друга. Здесь же, на этом самом пляже, всего несколько миль к югу от места, где вы сейчас сидите.

— Не имеете ли вы в виду Габриэль Торрес?

— Да, именно ее я имею в виду. Вы слышали о Габриэль, да?

— Немного. Значит, она была вашим другом?

— Да, конечно. Некоторым людям свойственно иметь предрассудки, она была наполовину мексиканка. Но я бы сказала, если человек хорош для совместной работы, то он хорош и для дружбы. — Ее пышная грудь поднялась и опустилась под хлопчатобумажным халатом с рисунком под цветочки.

— Как я слышал, так и не узнали, кто в нее стрелял.

— Кто-то знает об этом. Тот, кто стрелял.

— А у вас есть какие-нибудь догадки на этот счет?

Довольно долго се лицо сохраняло спокойствие камня. Наконец, она отрицательно покачала головой.

— Может быть, ее двоюродный брат Лэнс или его менеджер? — спросил я.

— Без них тут не обошлось. Но зачем им это делать?

— Значит, вы подумали о такой возможности.

— Разве, могло быть иначе, когда они сновали туда-сюда в соседнем коттедже, стреляли из пистолетов на пляже? Я сказала Эстер в тот день, когда она уезжала, что она должна извлечь урок из того, что произошло с ее подругой.

— Но она все равно уехала вместе с ними?

— Думаю, да. Я не видела, когда она уходила из дома. Я не знаю, куда она отправилась или с кем поехала. Именно в тот день я специально решила для себя, что поеду проведаю свою замужнюю дочь в Сан-Берду.

Я передал Джорджу Уоллу как можно меньше из этого разговора. В нем стала нарастать досада. По пути в Лос-Анджелес я повернул на дорогу, ведущую в клуб «Чаннел». Он начал дико озираться, как будто я подстроил ему ловушку.

— Зачем нам сюда возвращаться?

— Я хочу поговорить с охранником. Он может дать какие-то сведения о вашей жене. Если же не получится, тогда обратимся к Энтони.

— Не вижу в этом смысла. Я разговаривал с Энтони вчера и передал вам все, что он сказал.

— Может быть, я смогу выжать еще кое-что. Я знаком с Энтони, однажды делал кое-что для него.

— Вы думаете, он утаил что-то от меня?

— Вполне может быть. Он не любит что-нибудь отдавать, в том числе и информацию. А теперь посидите здесь, в машине, и посмотрите, чтобы кто-нибудь не отвернул пистончики на камерах у колес. Мне хочется развязать язык у Тони, а на вас он произвел плохое впечатление.

— Зачем мне вообще здесь оставаться? — произнес он обиженно. — Я вполне могу вернуться в гостиницу и немного поспать.

— Это тоже хорошая идея.

Я оставил его в машине, вне пределов видимости от ворот, и пошел по вьющейся между двух рядов олеандров дороге. Тони услышал, когда я подходил. Он вышел, шаркая из сторожки, улыбка приоткрыла его золотые коронки.

— Где ваш сумасшедший напарник? Вы потеряли его?

— Такая удача мне пока не светит. Тони, у вас есть племянник?

— У меня куча племянников. — Он развел руки в стороны. — Пять или шесть племянников.

— Тот, которого зовут Лэнс. — Он крякнул. Лицо его не изменилось, если не считать того, что с него сошла улыбка.

— Что с ним?

— Не назовете ли вы мне его настоящее имя?

— Мануэль, — ответил он. — Мануэль Пьюрификейшн Торрес. Имя, которое он получил от моего брата, оказалось для него недостаточно подходящим. Он взял и изменил его.

— Не знаете ли вы, где он живет теперь?

— Нет, сэр. Этого я не знаю. С этим парнем я больше не хочу иметь никаких дел. Когда-то он был мне как сын. Но это время прошло. — Он медленно покачал головой. Это движение как будто подтолкнуло вопрос: — Что, Мануэль опять попал в передрягу:

— Я не могу сказать ничего определенного на этот счет. У него есть менеджер, Тони?

— У него нет никакого менеджера, никакого тренера. Ему больше не разрешают выступать. Пару лет назад я сам тренировал его и был для него импресарио, вел все его дела. Научил его легко и спокойно вести бой, показал ему, как надо пользоваться левой, и передал ему свои навыки по комбинациям. Следил, чтобы он вел правильный образ жизни, поселил его у себя дома. Вставали в шесть утра, занятия со скакалкой, затем легкая и тяжелая груши, пятикилометровая пробежка по пляжу. Железные мышцы на ногах, великолепно. И он все это похерил.

— Каким образом?

— Обычная, банальная история, — продолжал Тони. — Я видел это не раз. Он выигрывает пару боев из трех раундов, пару из четырех раундов и один бой из шести раундов в Сан-Диего. И сразу же возомнил, что он — величина, он думает, что стал таким. Дядя Тони, бедный старый дядя Тони теперь уже слишком глуп, чтобы управлять его делами и поступками. Дядя Тони больше не может отличить важное от пустого, по-прежнему твердит ему: брось спиртные и другие напитки, не путайся со шлюхами и наркоманами, продай свой ревущий, мерзкий мотоцикл, пока ты не свернул себе шею. Тебе надо подумать о будущем. Но он все хочет получить прямо сейчас. Весь мир и прямо сейчас.

Потом мы в чем-то не поладили. Он сделал что-то такое, что мне не понравилось. Мне это чертовски не понравилось. Я сказал: теперь я тебе стал не нужен, убирайся отсюда. С тех пор, думаю, мы порвали все контакты, все, что нас связывало. Он вскарабкался на свой мотоцикл и затарахтел на -нем обратно в Лос-Анджелес. Там он превратился в поденка на улице Мейн, а ведь ему еще Не исполнилось и двадцати одного года.

Моя сестра Дезидерия ругала меня, считала, что я должен ползать вокруг него. — Тони покачал головой. — Ну нет, сказал я Дезидерии, я повидал свет. Не младенец и ты, но ты — женщина и многого не замечаешь. Мальчик сам себе набивает шишки. Пусть он сам и лечится, мы не можем все делать за него.

• Предыдущая
• 8/55
• Следующая