Омут - Макдональд Росс - Страница 47

• Предыдущая
• 47/49
• Следующая

Поездка в Куинто в автобусе, забитом уезжающими на уик-энд любителями моря, — долгая, медлительная и жаркая. Девушка, источающая запахи пива и духов, подарила мне рассказ о том, каких успехов она достигла в кегельбане на двадцатой аллее Вейкики-Боул на Фигара-бульваре. При въезде в Куинто я поспешно распрощался с ней и, покинув наконец автобус, направился к молу. Моя машина стояла там, где я ее оставил и где парковаться нельзя. Квитанция о штрафе была заткнута за "дворник". Я разорвал ее на восемь частей и бросил все восемь клочков, один за другим, в океан. Я не собирался возвращаться в Куинто, где моя помощь никому не нужна.

Через перевал — снова в Нопэл-Велли. Главная улица задыхалась в потоке дневного транспорта и в тисках припаркованных у тротуаров машин. Одна из них вырулила на проезжую часть и обогнала меня, и тогда я вернулся и поставил свой автомобиль на освободившееся место. Я прошел квартал до "Антонио", зашел в ресторан и занял место в конце переполненного посетителями зала. Антонио увидел меня и кивнул, давая понять, что узнал. Не говоря ни слова, он обернулся к сейфу и открыл его. Когда он подошел, чтоб принять мой заказ, в его руках был неуклюжий газетный сверток. Я поблагодарил Антонио. Он ответил, что "не за что". Я попросил себе двойной бурбон, который он и принес. Заплатил ему за напиток. Он помог мне прикурить сигарету. Одним глотком я осушил бокал.

И ушел с деньгами в кармане...

Гретхен Кек стояла у газовой плиты. Наряд был скромно-минимальным: лиф и спортивные брюки. Соломенные волосы собраны в пучок, который держался на голове при помощи эластичной ленты. Яичница, подпрыгивая на сковороде, трещала как автоматический пистолет, превращая в решето и меня — пулями голода.

Гретхен не замечала меня до тех пор, пока я не постучал по открытой двери. Увидев, кто пришел, она схватила сковородку и замахнулась ею, как дубиной. Яичница упала на пол и осталась лежать там, истекая желтком.

— Убирайтесь отсюда!

— Через минуту.

— Вы грязный бык, вы из тех, кто убил Пэта, да? Мне нечего сказать вам.

— Зато мне есть, что сказать.

— Но только не мне. Я ничего не знаю. Можете убираться!

С занесенной над головой горячей сковородкой, готовая ударить ею или бросить ее в меня, Гретхен могла бы выглядеть смешно, но — ничего смешного не было.

Я заговорил быстро-быстро:

— Перед тем как умереть, Пэт кое-что передал мне для вас...

— Перед тем, как вы его убили...

— Да замолчи же и выслушай меня, девочка. Я не могу тратить на разговоры с тобой целый день.

— Ну, давай завершай свою миссию! Я знаю, легавый, что ты врешь. Я знаю, что ты хочешь втянуть в свои грязные дела и меня, но я не знаю ничего!.. Как я могла знать, что он собирается кого-то там убить?

— Оставь ты это и послушай меня... Я вхожу.

— Нет! Я ударю!

Я перепрыгнул через порог, вырвал из ее руки сковородку и силой усадил девушку на одинокий стул.

— Пэт никого не убивал, можешь ты это понять?

— В газете сказано, что он убил. А ты врешь. — Но голос Гретхен потерял убежденность, которая так страстно звучала раньше. Губы ее дрогнули.

— Не следует доверять тому, что ты читаешь в газетах. Смерть миссис Слокум — несчастный случай.

— Тогда почему они убили Пэта, раз он невиновен?

— Потому что сам наболтал, будто это он убил ту женщину. Пэт слышал, как полицейский сказал мне, что она мертва. Он отправился к человеку, для которого работал, и убедил его, что это он, Пэт, совершил убийство.

— Пэт не был сумасшедшим до такой степени.

— Конечно, не был. Он — как хитрая лисица. Ведь босс дал ему десять тысяч. Пэт оклеветал себя, чтобы получить деньги за убийство, которого не совершал.

— Господи! — Ее глаза расширились от восхищения. — Я же говорила, что у него работает голова.

— У него было и сердце, — соврал я, хоть эта ложь оставила на языке привкус желчи. — Когда он понял, что не сможет сам этого сделать, он передал мне для тебя десять тысяч. Он сказал, что ты его наследница.

— Что? Он так сказал? — Глаза цвета лепестков кукурузы в упор поглядели на меня. — Что еще сказал?

Мой язык пошел врать снова:

— Он сказал, что хочет, чтобы ты взяла эти деньги, но при одном условии: что ты уедешь из Нопэл-Велли куда-нибудь, где сможешь вести приличную жизнь. Он сказал, что такая жизнь стоит таких денег. — Я сделаю, как он сказал! — воскликнула Гретхен. — Десять тысяч? Десять тысяч долларов?

— Совершенно верно. — Я протянул ей сверток. — Не тратьте их в Калифорнии, иначе кое-кто захочет проследить, откуда они взялись... Не говорите никому про то, что узнали от меня. Поезжайте в другой штат, положите деньги в банк и купите дом или еще что-нибудь. Пэт хотел, чтобы Гретхен Кек вот так и поступила бы с этими деньгами.

— Он так сказал? — Гретхен разорвала пакет, прижала к груди яркие бумажки.

— Да. Он так сказал, — и я добавил то, что она хотела услышать, потому что не видел причины не сделать этого:

— Он сказал также, что любил вас.

— Да, — прошептала девушка. — Я его тоже любила.

— Теперь, Гретхен, я должен идти.

— Подождите минутку. — Она поднялась, и губы ее дрогнули в попытке сформулировать вопрос. — Почему вы... Я хочу... я теперь знаю... вы по-настоящему были его другом, как вы и говорили. Простите меня. Я думала, что вы полицейский. И вдруг вы... приносите мне деньги от Пэта.

— Забудьте обо всем этом, — сказал я. — Если сможете, уезжайте из города сегодня же вечером.

— Да, конечно. Я сделаю все так, как хотел Пэт. В конце концов, он и вправду был шикарный парень.

Я повернулся к двери, не желая, чтоб она увидела мое лицо.

— Всего хорошего, Гретхен.

Эти деньги, разумеется, не обеспечат ее будущее. Она купит норковую шубку и быструю, как стрела, машину, найдет парня, который украдет шубу и разобьет машину. Второго Ривиса. Хотя бы они оставили ей после себя что-то такое, что помогло бы ей потом, через годы, увидеть разницу между этими красавчиками. Но не было у нее и не будет никаких памятных подарков. Ну так пусть эти десять тысяч... у меня слишком много собственных денег, для моих скромных запросов, да и не хотел я иметь ничего, что напоминало бы о Ривисе или о Килборне...

Миссис Стрэн проводила меня к Джеймсу Слокуму. Это была поистине мужская комната: обитые красной кожей стулья и иная крепкая, темных тонов мебель, обшитые дубовыми панелями стены, украшенные гравюрами с изображениями старинных парусников, окна, похожие на крепостные амбразуры, которые открывали вид на неподвижное море. Встроенные книжные шкафы ломились от разнообразных томов и ограничивала их лишь длина и высота стен. Комната из тех, которые полные надежд матери могут обставить для своих сыновей.

Сын Оливии Слокум сидел в халате на огромном ложе с пологом. Под прозрачной кожей лица, казалось, не было ни кровинки. В льющемся сквозь окна сером вечернем свете он был похож на посеребренную статую. Напротив него на стуле устроился Марвелл, поджав под себя ногу. Черно-белая доска из слоновой кости покоилась между ними на кровати.

Оба были поглощены шахматной партией.

Из алого шелкового рукава выглянула рука Слокума, передвинула черного слона.

— Вот так.

— Хороший ход, — отозвался Марвелл. — Даже очень хороший.

Слокум перевел мечтательный взгляд с шахматной доски на вошедших.

— Да?

— Вы сказали, что повидали бы мистера Арчера, — запинаясь, проговорила экономка.

— Мистера Арчера? Ах да! Входите, мистер Арчер, — слабо, с едва заметным раздражением пригласил Слокум.

Миссис Стрэн вышла из комнаты. Я остался стоять у двери. Вокруг Слокума и Марвелла было какое-то своеобразное воздушное поле, поле интимности, границ которого я не смел переступить. Они, кажется, также не хотели, чтобы я ее переступил. Их головы были повернуты в мою сторону под одним и тем же углом, позы выражали недвусмысленное желание не замечать меня. Им хотелось, чтобы я ушел и оставил их наедине с шахматной доской и запутанной партией.

• Предыдущая
• 47/49
• Следующая