Землемер - Купер Джеймс Фенимор - Страница 29

Однако наше присутствие, по-видимому, не очень тревожило их. Они были слишком заняты, чтобы заметить присутствие людей, почти всегда для них враждебных.

Целые тучи их летели перед нами в одну сторону, как плотная толпа людей, убегающих от какой-нибудь опасности, и за одной тучей следовала другая, подобно волнам на океане.

Мы были в восхищении от этого зрелища, и испытанное мной тогда ощущение я могу сравнить только с одурением, какое испытываем мы, вдруг очутившись среди толпы людей, у которых страсти накалены до предела. Меня очень удивило то, что птицы эти почти не обращали на нас внимания и, казалось, повиновались какому-то постороннему влиянию. В самом деле, странно было, находясь в таком количестве птиц, не обратить на себя внимание, как будто голуби были в своем отдельном мире, в котором ничто не могло их потревожить.

В первые минуты никто из нас не проронил ни слова.

Удивление замкнуло нам уста, мы медленно подвигались вперед среди этих крылатых отрядов, созерцая в безмолвии творение Создателя. Если бы мы и заговорили, то не услышали бы друг друга. Голуби, правда, не шумная птица, но когда их собрались миллионы на вершине холма, на пространстве меньше квадратной мили, торжественное молчание, царствующее обыкновенно в лесу, было нарушено.

В продолжение пути я снова предложил Урсуле опереться на мою руку; она сделала это в какой-то рассеянности. Мы шли, таким образом, за важным Онондаго, среди воркующего роя голубей.

Вдруг мы услышали шум, который, признаюсь, заставил всю мою кровь прилить к сердцу. Урсула схватилась за мою руку с инстинктом женщины, готовой лишиться чувств, и знающей, что возле нее находится человек, которому она полностью доверяет. Она сильно сжала мою руку и невольно приблизилась ко мне, чего бы никогда не сделала, если бы не потеряла присутствие духа. Впрочем, это сделано было не от страха. Она покраснела, и в глазах ее появилось удивление и любопытство; ее сильно поразило явление, которое легко могло бы поколебать бодрость даже самого бесстрашного человека. Только Сускезус и землемер сохранили свое хладнокровие; они уже не раз слышали это и знали наперед, что будет. Для них чудеса лесов не были новостью. Опершись на карабины, они смеялись нашему удивлению; впрочем, я ошибаюсь, индеец не смеялся, и на лице его почти ничего не выражалось, заметно было только, что он ожидал нашего удивления. Я постараюсь описать то, что произвело такое сильное впечатление на нас.

Между тем как мы удивлялись окружающей нас картине, вдруг раздался шум, покрывший хлопки миллионов голубиных крыльев; этот шум можно сравнить только с топотом огромного табуна, бегущего по дороге.

Сначала шум этот послышался в отдалении, но, по мере приближения, усиливался и, наконец, раздался над нами, как гром. Вокруг нас стало вдруг так темно, как при наступлении ночи. В ту же минуту все голуби, находившиеся в ближайших к нам гнездах, вылетели, и все пространство над нашими головами полностью ими покрылось. В самом хаосе не могло быть большего смешения и шума; птицы, казалось, не замечали нашего присутствия; может быть, сама их многочисленность мешала им видеть нас, потому что они теснились между мной и Урсулой, задевали нас крыльями, и казалось, что все это количество их готово было обрушиться на нас, как лавина. Мы ловили руками голубей, а потом выпускали их на свободу одного за другим. Одним словом, мы как будто вдруг были перенесены в какой-то голубиный мир. Все это продолжалось с минуту, потом пространство, которое ими было занято, очистилось и все птицы разлетелись и скрылись между ветвями деревьев. Причиной этого шума было возвращение самок, улетавших довольно далеко, по крайней мере, миль за двадцать, клевать буковые желуди. Они заняли в гнездах места самцов, полетевших в свою очередь на поиски пищи.

Впоследствии я из любопытства вычислил, как велико могло быть число птиц, которых мы видели там; конечно, подобное вычисление не может быть точным, но можно вычислить приблизительно. Я помню, что мы с Франком насчитали до двух миллионов птиц возвратившихся и улетевших. Известно, что голуби от природы прожорливы, и поэтому, естественно, напрашивается вопрос, где же они находят такое количество пищи для себя.

Полагая, что в том месте, которое мы посетили, было их несколько миллионов (я уверен, что если посчитать их всех, то получилось бы не меньше), можно предположить, что на каждого приходится по дереву, плодами которого он питается и до которого может долететь меньше чем за час.

Поэтому можно судить, как могущественно раскрывается природа в пустынях. Я часто видел в определенное время и в известных местах целые тучи насекомых; каждому, вероятно, приходилось тоже видеть это; представьте себе впечатление, какое должно было произвести такое множество голубей в мусриджском лесу.

Мы пробыли там больше часа. Способность мыслить и говорить возвращалась к нам по мере того, как мы привыкли ко всему, окружавшему нас. Урсула быстро опомнилась и могла спокойно наслаждаться зрелищем, бывшим у нас перед глазами. Наблюдения, которые мы сделали, приобрели еще большую прелесть в моих глазах оттого, что я делал эти наблюдения вместе с Урсулой.

Проведя таким образом больше часа, мы спустились с холма; уход наш не более потревожил голубей, как и наше прибытие.

— Не удивительно ли, — сказала Урсула, — что эти голуби, которые поодиночке ни за что не подпустили бы нас к себе, показались здесь такими ручными. Неужели это происходит оттого, что их так много?

— Да, многочисленность придает им уверенность.

Разве не так бывает и у людей: к опасностям, которые испугали бы нас наедине, мы делаемся равнодушными, когда находимся среди большого количества людей.

— Почему же панический страх нападает иногда на целое войско?

— Это происходит по тому же закону, по которому человек попадает под влияние людей, окружающих его.

Если неприятель находится впереди, мы бросаемся в битву, когда же он нападает с тыла, все спешат скрыться.

Масса людей всегда производит сильное впечатление на каждого отдельно взятого человека.

Я продолжал таким образом разговаривать с Урсулой, до тех пор, пока она опять не села на лошадь. Читателю может показаться странным, что молодая девушка говорила о таких серьезных и отвлеченных предметах, так как мы привыкли слышать женщин, разговаривающих в основном о пустяках. Я был восхищен умом и чувством Урсулы; не занимаясь постоянно важными вопросами, она, однако, понимала их и очень правильно рассуждала о политических событиях. Может быть и красота ее была тому причиной, но только я не помню, чтобы я когда-нибудь разговаривал с таким удовольствием.

Хижины землемера были удобнее и лучше расположены, чем я ожидал. Их было три: в одной находилась кухня и комната для невольников, другую занимала Урсула со старой негритянкой, в третьей разместились мужчины. Рядом с кухней находилась столовая; и все эти хижины, построенные уже больше года, были деревянные, покрыты корой, и по обыкновению, очень грубо сделанные. Только хижина Урсулы отличалась от других как снаружи, так и внутри; о назначении его легко можно было догадаться по тому, с каким старанием оно было построено. Краткое описание местности, конечно, не помешает здесь.

Источник воды, который всегда есть первое и необходимое условие, вытекал в этом месте из холма, постепенно возвышавшегося на пространстве целой мили и покрытого вязами, буками, кленами и березами; таких роскошных деревьев я никогда еще не видел. Землемер выбрал это место потому, что оно находилось в середине мусриджского поместья и потому еще, что в окрестностях не было кустарников и стоячей воды. Как везде, в этом лесу, была богатая растительность и образовывала густую тень.