Без жалости - Исхаков Валерий - Страница 4

• Предыдущая
• 4/20
• Следующая

- Я бы еще добавил подходящую тему, - внес свой вклад Сенокосов. Рекультивация почв после атомного взрыва.

- Очень смешно, - поджала губы Анна Львовна.

- Если вдуматься, смешного тут поразительно мало, - лекторским тоном заговорил Сенокосов. - Я иногда уже перестаю понимать, что важнее: природу ли защищать от вредного воздействия человека? Или человека спасать от им же самим отравленной природы? И главное - чем больше диссертаций на эту тему готовится, тем больше становится ясной бессмысленность всей это деятельности. Пишут и пишут мои будущие кандидаты, что нужно сделать выгодным для предпринимателя вкладывать деньги в экологию, нужен экономический механизм и все такое прочее, но никто не предлагает экономический механизм, никто не знает, как сделать выгодным. Потому что, кому выгодно, тот сам знает, что ему выгодно, - и в наших подсказках не нуждается. И вообще иногда...

Сенокосов сделал паузу, налил себе водки, предложил Кириллову, но тот покачал головой.

- Не пьете? Совсем? - Сенокосов хмыкнул. - Похвально. А я все-таки выпью. Ваше здоровье, коллега... - Выпил. Крякнул. Закусил. - Экологически чистый продукт... Да. Так вот, иногда мне хочется послать всех этих псевдозащитников окружающей среды куда подальше и написать что-нибудь такое злобное, такое убийственное... Такое...

- А может, лучше - не писать, а сесть за рычаги танка и в лес, в поле, на

лужайку? - предложил Кириллов. - И чтобы мотор рычал на максимальных оборотах, выбрасывая в атмосферу черные хлопья не до конца сгоревшей солярки. И чтобы гусеницы рвали и терзали землю, срывали травяной покров, давили всякую мелкую живность...

Сенокосов аж кулаком застучал по столу.

- Да! Да! Да!..

- Валерий! Андрей Дмитрич! - призвала к порядку Анна Львовна.

- Оставь, мама, - попросила Ирина. - Пусть мужчины отведут душу. Я прекрасно их понимаю. Мне самой сентиментальные дамочки надоели хуже горькой редьки. И хочется иногда в самом патетическом месте выкинуть что-нибудь смешное или непристойное. Заставить возвышенную героиню отдаться в общественном туалете грязному бомжу или... - Она вдруг замолчала, задумалась надолго с поднятой вилкой, словно пытаясь найти утраченную нить. - О чем это я?

- Ты начала рассказывать... - пришел на помощь муж.

- Да... Вспомнила... - Ирина говорила медленно и как бы устало, словно понимала, что должна договорить, но не было сил. - Терпела я, терпела, а потом махнула рукой. А, думаю, если сейчас же не дам себе волю, так и буду терзаться и в конце концов брошу писать. И я стала в каждый роман вставлять такой эпизод - смешной, нелепый, грязный - в зависимости от настроения. И мне стало легче. Но самое интересное, что и моим редакторам - тоже.

- Странно, но я... - хором начали Лара и Кириллов. И смущенно переглянулись.

- Ага, попались, Андрей! - оживилась Ирина. - Неужели и вы читали мою писанину?

- Виноват, Ирина Сергеевна. Когда Ларочка доложила, что мы приглашены к вам, я, грешен, собрал все ваши книги и за вечер...

- Бедненький вы мой! Как я вам сочувствую! Я бы не смогла.

- Нет, знаете, по картинкам на обложке я предполагал, что будет намного...

- Глупее.

- Я хотел выразиться повежливее...

- Не важно! - перебила Лара. - Главное, что ни Андрюша, ни я не заметили в твоих романах никаких глупых или грязных историй.

- Потому что их там нет, - пояснила Ирина.

Оказывается ее редакторы - кстати, по секрету сообщила Ирина, оба мужчины, хотя и не совсем традиционной ориентации, а потому страшные женоненавистники, - так вот они оба наслаждаются ее вариантом повествования, потом Ирину торжественно приглашают в кабинет главного редактора, главный наливает всем самого лучшего шотландского виски, все пьют, торжественно вынимают из рукописи крамольную главу - и отправляют в корзину. Жест, конечно, чисто символический, настоящая правка делается незаметно, в компьютере...

- Но вам нравится ритуал, - подсказал Сенокосов.

- Вот именно. И знаете, - сказала Ирина, - один мой знакомый, писатель, прочитал все эти главы и советует собрать их вместе, слегка обработать - и получится, по его мнению, замечательный сатирический роман из жизни московского высшего света.

- Ну так зачем же дело стало? - снисходительно улыбнулся Сенокосов. Напиши.

- Не знаю. Мои читательницы... - Ирина задумалась, словно наличие собственных читательниц казалось ей удивительным. - Мои читательницы, может быть, слишком просты, слишком доверчивы и наивны. Но они любят меня и верят мне. И если они прочитают книгу, где я издеваюсь надо всем, что сама же и воспевала... Хорошо ли это? И потом - правда ли это? Ведь то, что я сочиняю для собственного удовольствия, это точно такая же неправда, как мои сентиментальные истории

любви, - только с противоположным знаком. Вот разве что потом, после смерти... Нет, пожалуй, даже и тогда...

После ее слов о смерти, слишком серьезных, возникла неловкая пауза, которую нарушила Анна Львовна:

- Не слушай никого, детка. Пиши, как сердце тебе подсказывает. Народ тебя любит.

- Правильно, Анна Львовна! - поддержала Лара.

- Я тоже так считаю, - сказал Кириллов.

- Серьезно? - посмотрела на него Ирина. - Что ж... Я подумаю.

- Вот и славно, - подвела итог Анна Львовна. - Спасибо вам, детки, за внимание, не буду вас больше обременять своим присутствием. Хочется, честно говоря, отдохнуть. Помогите мне встать, Валерий.

- Давайте я вам помогу! - вскочила Лара.

Лара и Сенокосов, с двух сторон поддерживая Анну Львовну, помогли ей встать и увели из гостиной.

Ирина взяла руку Кириллова, прижала к щеке, поцеловала.

- Спасибо тебе, родной. Ты был неотразим. Произвел огромное впечатление на мою мать. И, подозреваю, на Ларочку тоже.

- А на тебя?

- На меня не надо производить впечатление. Ты покорил меня в первый же вечер и с тех пор не отпускаешь. Хотя признаюсь: ты очень представительный в этом костюме. Никогда тебя таким не видела. И не увижу...

- Почему?

- Мы же договорились: это последнее, о чем я тебя попрошу.

- Дописала роман - и герой не нужен? - усмехнулся Кириллов.

- Ты обещал!

- Я обещал?

- Ты клятву дал. Помнишь наше первое свидание на теплоходе? Ты стоял на коленях, а я говорила тебе: "Поклянитесь, что не будете в меня влюбляться! Клянитесь немедленно, до того, как снимете с меня последнюю тряпочку!"

Кириллов помнил. Он стоял на коленях и, когда Ирина потребовала клятвы, поднял голову. "Разве эта не последняя? Ах да... Упустил... Так в чем я должен поклясться?" - "В том, что для нас обоих это приятное легкое приключение, - сказала Ирина. - И что оно кончится, как только я допишу свой роман". - "Так вы меня просто используете!" - притворно возмутился Кириллов. Он по-прежнему стоял на коленях, щекой прижимаясь к ее гладкому белому бедру. "Представьте себе! Я всегда использую красивых мужчин по прямому назначению, а потом описываю в своих романах. И всегда честно об этом предупреждаю".

- Так ты и не поклялся, хитрец! Но все равно: пора прощаться, милый. Скоро ты поймешь, что я права. Уже скоро. Мне только захотелось напоследок посидеть с тобой рядом открыто, на виду у всех. Пусть даже ты будешь не со мной. И Ларочка так мечтала побывать у нас в доме! Но с ее невозможным мужем об этом и речи быть не могло. Вот я и сочинила ей нового мужа - тебя.

- Однако мне тут за столом показалось... - начал Кириллов.

- Тебе не показалось. Ларочка, как кошка, влюблена в моего мужа. Мы с ней учились вместе и вместе влюбились в Валерия Павловича - он вел у нас политэкономию. И когда Валерий Павлович выбрал меня, Ларочка ужасно страдала, даже пробовала травиться - не всерьез, для виду, и долго носила на лице интересную бледность и говорила все о печальном. А потом взяла сдуру и выскочила за Фурманова. Мы еще смеялись, помню: Фурманов и Гофман, как гений и злодейство, вещи несовместные... Зря смеялись, оказывается. Судя по тому, что говорит о нем Ларочка, он недалекий, но добрый и порядочный человек.

• Предыдущая
• 4/20
• Следующая