Песнопевец - Желязны Роджер Джозеф - Страница 6

• Предыдущая
• 6/18
• Следующая

— Что закажем?

— Пива, — ответил я. — И могу я получить что-нибудь перекусить?

— Минуточку.

Он двинулся дальше вниз; щелкнул маленький холодильник.

— Сэндвич с рыбкой и салатом? — спросил он.

— Пойдет.

— И хорошо. Потому что это все, что у нас есть.

Он приготовил сэндвич и протянул мне, пододвинул и пиво.

— Это вашу лодку я слышал только что? — поинтересовался он.

— Верно.

— В отпуск?

— Нет. Я только что устроился на Станцию-Один.

— О, водолаз?

— Да.

Он вздохнул:

— Значит, вы вместо Майка Торнлея. Бедняга.

Я предпочитаю в подобных случаях слово «преемник», потому что оно кажется мне более подходящим для человека и не напоминает процедуру замены изношенной детали. Но я просто кивнул:

— Да, я все об этом слышал. Паршиво.

— Он часто бывал здесь.

— Я это тоже слышал — тот парень, с которым он погиб, тоже работал здесь.

Он кивнул:

— Руди. Руди Майерс, — сказал он. — Работал здесь пару лет.

— Они были хорошие друзья, да?

Он покачал головой.

— Не особенно, — помолчав, сказал он. — Они были просто знакомыми. Руди работал в заднем зале, — он глянул на занавеску, — вы знаете.

Я кивнул.

— Главный проводник, высший медицинский чиновник и глава посудомоек, сказал он с отрепетированным легкомыслием. — А вас интересует…

— А что за фирменное блюдо в вашем заведении?

— «Розовый рай», — ответил бармен. — Неплохая штука.

— И как?

— Немного дрейфуешь, чуть-чуть паришь и ясно светишься.

— Может быть, в следующий раз, — сказал я. — А они с Руди часто плавали вместе?

— Нет, это единственный раз… А вы побаиваетесь?

— Меня все это не слишком порадовало. Когда нанимался на работу, никто не предупредил меня, что я могу быть съеден. А Майк когда-нибудь рассказывал о необычных морских событиях, о чем-нибудь вроде этого?

— Нет, что-то не припомню.

— А как насчет Руди? Он что, так любил плавать?

Бармен уставился на меня и начал хмуриться:

— А чего это вы спрашиваете?

— Потому что мне пришло в голову, что я могу найти концы. Если Руди интересовался всякой такой всячиной, а Майк наткнулся на что-то необычное, он мог прихватить с собой приятеля, чтобы посмотреть вместе на это диво.

— Диво — это вроде чего?

— Черт бы меня побрал… Ну, если он на что-то наткнулся, и это что-то было опасным, я должен об этом знать.

Бармен перестал хмуриться.

— Нет, — ответил он. — Руди ничем таким не интересовался. Даже если бы мимо проплывало лох-несское чудовище, он не двинулся бы с места, чтобы поглазеть на эту тварь.

— Тогда почему он поплыл?

Бармен пожал плечами:

— Понятия не имею.

У меня возникло подозрение, что если я спрошу еще о чем-нибудь, я только разрушу наши с ним чудесные отношения. Поэтому я поел, выпил, расплатился и ушел.

Я вновь двинулся по реке до ее устья, а потом на юг вдоль берега. Димс говорил, что этим путем надо пройти мили четыре, если считать от ресторана, и что это низкое длинное здание прямо на воде. Все верно. Я надеялся, что она вернулась из того путешествия, о котором понимал Дон. И худшее, что она могла сделать — приказать мне убраться. Но она знала ужасно много такого, что полезно было бы послушать. Она знала район и знала дельфинов. И я хотел выслушать ее мнение, если оно у нее было.

Небо по-прежнему было достаточно светлым, хотя воздух, казалось, стал чуть-чуть холоднее, когда я опознал маленькую бухту на подходящем расстоянии, сбросил газ и двинулся к ней. Да, там было жилье, в самом ее конце слева, прямо напротив крутого берега, а над водой выступал причал. Несколько лодок, одна из них парусная, стояли на якоре с той стороны, их защищала длинная белая дуга волнолома.

Двигаясь со всей осторожностью, я направился туда и обогнул оконечность волнолома. Я увидел девушку, сидящую на причале, и она заметила меня и потянулась за чем-то. А затем она смотрела поверх меня, пока я шел под защитой волнолома. Заглушив мотор, я причалил к ближайшей свае, следя при этом, не появится ли вдруг она с багром в руках, готовая отразить атаку захватчика.

Но этого не произошло, так что я взобрался на наклонную аппарель, что привела меня наверх. Девушка только что закончила приводить в порядок длинную, бросающуюся в глаза юбку — наверное, именно ее она и доставала чуть ранее. Сверху на Марте был купальник, и сама она сидела на краю причала, а ноги ее были спрятаны от любопытных взглядов под зелено-бело-синим ситцем. Волосы у нее были длинные и очень черные, глаза — большие и темные. Внешность — самая обычная, с легким восточным оттенком того самого типа, который я находил чрезвычайно привлекательным. Я помедлил наверху аппарели, чувствуя немалую неловкость, когда встретился с нею глазами.

— Меня зовут Мэдисон, Джеймс Мэдисон, — сказал я. — Работаю на Станции-Один. Здесь я новичок. Можно мне войти к вам?

— Вы уже вошли, — заметила она, а затем улыбнулась, похоже, ради эксперимента. — Но вы можете пройти оставшуюся часть пути, и я уделю вам минутку.

Так я и сделал, и, когда я приблизился, она пристально посмотрела на меня. Это заставило меня проанализировать мои чувства — те, которыми, как мне казалось, я научился владеть после достижения совершеннолетия. И когда я уже готов был перевести свой взгляд вдаль, она сказала:

— Марта Миллэй — только ради того, чтобы представиться вам по правилам, и снова улыбнулась.

— Я давно восхищаюсь вашими работами, — объяснил я, — но это лишь часть причины, пригнавшей меня сюда. Я надеюсь, вы поможете мне обрести чувство безопасности моей работы.

— Убийство, — предположила она.

— Вот именно… Ваше мнение. Я хочу услышать его.

— Ладно, вы его услышите, — сказала она. — Но я была на Мартинике, когда произошло убийство, и все, что я знаю, почерпнуто только из сообщений в газетах и одного телефонного разговора со знакомым из Института дельфинологии. На основании знаний, полученных за годы знакомства, того времени, что проведено в фотографировании, в играх с дельфинами, на основании того, что я их знаю и люблю, я не верю, что подобное возможно — что дельфин может убить человека. Сообщение это противоречит всему моему опыту. По многим важным причинам — возможно, каким-то дельфиньим концепциям братства, по ощущению разумности — мы кажемся им весьма важными, настолько близкими, что мне даже кажется, что любой из них скорее умрет сам, чем увидит кого-либо из нас убитым.

— Так вы отвергаете возможность убийства дельфином человека даже в качестве самозащиты?

— Я думаю так, — сказала она, — хотя у меня нет фактов об этом происшествии. Тем не менее, это более важно — отталкиваясь от вашей формулировки — самое важное именно то, что все это было оформлено так, что вовсе не походит на работу дельфинов.

— Как так?

— Я ни разу не слышала, чтобы дельфины пользовались своими зубами так, как это было описано. Этот способ был задуман, исходя из того, что в клюве — или под носом — у дельфина сотня зубов и где-то восемьдесят восемь на нижней челюсти. Но если дельфин вступает в схватку — к примеру, с акулой или касаткой — он не пользуется зубами, чтобы кусать или рвать врага. Он сжимает их поплотнее, образуя очень жесткую структуру, и что есть мочи таранит противника. Передняя часть черепа дельфина на удивление толста и сам по себе череп достаточно массивен, чтобы погасить сильное сотрясение от ударов, наносимых дельфином — а они наносят потрясающие удары, потому что имеют могучие шейные мускулы. Они вполне способны убить акулу, отдубасив ее до смерти. Так что, если бы даже допустить, что дельфин способен на убийство человека, он не стал бы кусать его — он его как следует вздул.

— Так почему никто из этого дельфиньего института не выступил, не сказал этого.

Она вздохнула:

— Они делали это. Но газеты даже не воспользовались заявлением, которое туда послали. Очевидно, никто даже и не задумался над тем, что это достаточно важное свидетельство, чтобы оправдать обвиняемого любого сорта.

• Предыдущая
• 6/18
• Следующая