Пьесы - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 17

Отчим (берет трубку). Да, я. Здравствуй, Семен… Невероятно комическое обстоятельство… Сегодня заключительный тур… Ну, если я скажу, что это мне безразлично, ты ведь все равно не поверишь… (Смеется.) Варианты такие: Федосевич – слишком молод… Попов – вообще никогда не обременял себя наукой. Он деятель больше общественный… Ваш покорный слуга тоже сделал в науке весьма маловато. (Замолчал, выслушивая с улыбкой ответный поток слов, в котором содержалась вся высокая степень оценки его заслуг.) Ну, ну, ну… Может быть, Репин? Но он всем и вся насолил. Так что остается пока гадать… Ну, звони, звони. (Вешает трубку. Матери.) Борисов передает тебе привет.

Мать. Но откуда у нас все-таки пахнет клопами? Может быть, они к нам переползли?

Отчим. Я, собственно, ничего не чувствую.

Мать. Мужчины никогда ничего не чувствуют. Нет, они определенно переползли из двенадцатой квартиры… Электрон, почему ты не интересуешься братом Геннадием?

Евдокимов. Интересуюсь.

Мать. Он становится до невозможности похож на тебя. Он у всех знакомых девушек спрашивает, не знают ли они Нофелета. Помнишь эту твою шутку, которую ты придумал в седьмом классе?

Евдокимов. Помню.

Мать. Дивный парень! Абсолютно влюблен в математику. И при этом пижон страшнейший. Он читал какие-то стихи и что-то перепутал. А Нинель Борисовна его поправила. И он абсолютно невозмутимо ей сказал: «Сточки зрения трехзначной логики это все несущественно». Чем привел своего отца, гуманитария Аникина, в совершенный восторг.

Евдокимов (тихо). Кретин.

Мать. Что с тобой?

Евдокимов. Ничего. Вспоминаю, какой я был кретин. Кстати, что это за записочки валяются на всех столах? (Читает.) Федосевич – шесть, Репин – восемь.

Мать. Тсс… Это Аникин подсчитывает варианты. (Смеется.) А говорит, что ему все равно. Отлично!

Евдокимов хочет уйти.

Электрон, почему на кровати должны лежать мыльницы?

Евдокимов. Я уезжаю сегодня на «Альфу».

Мать. Как – уезжаешь?!

Евдокимов. В двенадцать.

Мать. Ну что же ты молчал? Что у вас там?!

Евдокимов. Да так.

Мать. Любопытное что-нибудь?

Евдокимов. Да нет, обычная ерунда.

Мать. Передавай привет Семенову. Так. Значит, тебе нужно сесть и внимательно продумать, что ты с собой возьмешь, а не бегать все время к телефону, как опаленный таракан. Главное, не забудь зубную щетку.

Звонок. Отчим и Евдокимов тотчас бросаются к телефону.

Евдокимов (успев раньше). Алло! Вы не туда попали. (Вешает трубку, выходит.)

В комнате мать и отчим.

Мать (вынимая что-то из кармана). Аникин, что это?

Отчим. По-моему, это шпилька.

Мать. Так. Я нашла ее на полу.

Отчим. Он вроде не мальчик.

Мать. Не в этом дело. Я удивляюсь, что ты ничего не видишь. Он стал очень странный. Эта беготня к телефону… Он влюблен! Неужели ты не видишь! А я совершенно не знаю, кто она! (Нюхает ветку эвкалипта. Торжествующе.) Так вот! (Выдергивая ее из вазы.) Значит, от этой страшной ветки пахло клопами! Ее нужно немедленно уничтожить. (Выходит.)

Звонок телефона. Евдокимов и отчим бросаются к телефону.

Евдокимов (успевая раньше). Алло! (Мрачно.) Вас.

Отчим (берет трубку). Здравствуй, Николай!.. Понимаешь, комическое обстоятельство. (Замолкает, выслушивая поток слов собеседника.) Ну, спасибо, спасибо. (Кладет трубку, уходит.)

Возвращается мать.

Мать. Ты положил в чемодан зубную щетку?

Евдокимов. Положил.

Мать. Боже мой, пятнадцать минут двенадцатого. Нужно что-то тебе сготовить. Куда-то девались все сковородки. После лета все сковородки куда-то исчезают. Ты понимаешь, кажется, Аникина все-таки изберут.

Евдокимов. Меня это мало интересует.

Мать. Тебя сейчас ничего не интересует. Евдокимов. Здесь стояла ветка. Куда ее дели? Мать. У нее был клопиный запах. Я ее выбросила. Евдокимов. Это была моя личная ветка! И я никого не просил!..

Мать. Ну, ладно… Ладно…

Молчание. Он собирает чемодан.

Элик!

Евдокимов. Да?

Мать. Мы с тобой редко разговариваем. Я всегда занята. Я, наверное, неважная мать. Но я бы хотела, чтобы ты мне ее показал.

Евдокимов. Кого?..

Мать. Ее… ее. (Выходит.)

Евдокимов один. Часы бьют половину.

Евдокимов (грустно усмехается). Все… Мать (входя). Одну сковородку я обнаружила в ванне. Почему?.. Ну, серьезно, Элик, я хоть раз ее видела? Евдокимов. Кого?

Мать. Ну, ее… которая сюда приходила.

Евдокимов. Не нужно, мамочка. Чушь все это. Приходила, уходила… Одна, другая… все это несерьезная чушь. (Уходит.)

Мать. Аникин! Аникин!

Из своей комнаты выходит отчим.

Неужели я опять ошиблась?

Отчим. Нет. Федосевич слишком молод… Они это не любят… (Трагически.) Но Попов?!

Мать (трагически). Он, кажется, ни в кого не влюблен!

Отчим. Ну вот и хорошо, а ты волновалась.

Мать. Что ж тут хорошего, Аникин? Ну почему он такой? Ну почему он не умеет любить?!

Затемнение.

Парадное дома Евдокимова. В парадном Наташа, в форме и с чемоданчиком. Стоит, прислонясь к клетке лифта. Надпись «Лихта не работает». По лестнице спускается Евдокимов, тоже с чемоданчиком. Они стоят и смотрят друг на друга.

Евдокимов. Ясно.

Наташа. Я просто проходила мимо и решила… Евдокимов. А позвонить ты не могла? Наташа. Понимаешь, я не знала, удобно ли это. Я как раз по лестнице поднималась… Там к тебе кто-то приехал… Я и решила подождать здесь… немного. Евдокимов. Значит, ты ждешь два часа? Наташа. Два или двадцать два… не помню и не важно.

Евдокимов. Я люблю тебя, Наташа.

Наташа (почти испуганно). Что ты?

Евдокимов. Я очень люблю тебя.

Наташа. Ну, тише, тише… А наверное, справедливость все-таки есть. Я загадала: если мы с тобой встретимся сегодня, значит, есть справедливость.

Евдокимов целует ее.

Ну, не надо. Ну, не хочу я… Ну вот, всегда ты пользуешься своей силой.

Он целует ее.

Наташа. Да не любишь ты меня. Ты просто так, «чмокальщик». Ну целуй! Целуй! Все равно тебя брошу. И мы совсем не подходим друг к другу.

Он целует ее.

Ты эгоист. Ты терпишь меня за то, что я к тебе хорошо отношусь. А доброту вообще… ты не понимаешь! Брошу я тебя! Вот соберусь с силами и брошу… Просто у меня сейчас с выдержкой плохо.

Евдокимов. Я люблю тебя, люблю…

Гаснут и вспыхивают фары, освещая парадное.

Я ходил к тебе домой.

Наташа. Я знаю. Я у Лильки жила. Я только сегодня с матерью помирилась. Она мне трет морковный сок. Но я все равно не поправлюсь. Она говорит, что не в коня корм… Элка… Я больше не могу так… Я все думаю… иреву… Ты молчи, молчи… Я каждое утро с тобой разговариваю. Вот проснусь и спорю с тобой, как идиотка. Ты только молчи. Все как надо. Так и должно было быть. И всегда ты обо мне бог знает что будешь думать. И правильно! Девчонка, с которой ты познакомился в кафе… А! Это невозможно. Ты не имеешь права обо мне так думать! Потому что… Элка – мой, мой, мой. Я люблю тебя. Я немыслимо… я даже не знала, что так можно… Элка, я хочу… Я не виновата! Откуда я знала, что я тургеневская барышня! А ты все равно будешь на меня так смотреть! Потому что… Ты молчи, молчи… Это нам – за все… Что это светит?