Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/112
- Следующая
Однажды я со своим тракторным отрядом приехал в «родную» деревню. Деревню, где жил я с мамой и братишкой первый месяц после того, как мы шли за телегой с вещами прошлой осенью. Я со сменщиком получил распоряжение: перепахать поле, засеянное гречихой, для того чтобы на месте гречихи посадить озимые.
Гречиху мой же отряд, я сам посеяли здесь с таким опозданием, что к моменту, когда нам велели перепахать поле, она была еще просто густой зеленой травой, зерна еще не было.
Я удивлялся, возмущался, как комсомолец, но бригадир объяснил мне, что в своих отчетах в район начальство отрапортовало, что гречиха эта посеяна уже давно, и даже уже убрана нашей бригадой, мной самим, которому за эту работу уже записали трудодни, и в связи с этим поле это должно быть теперь перепахано для посадки новых культур и ничего поделать уже нельзя…
Вся деревня уговаривала трактористов. Сам председатель колхоза уговаривал подождать со вспашкой хоть несколько дней. Тогда они косами скосят эту гречиху хотя бы на сено. Я знал председателя этого колхоза. В его доме я жил первые дни эвакуации. Потом он ушел в армию, вернулся с пустым рукавом, и его сделали председателем. Наконец председатель уговорил начальника тракторной бригады подождать пахать и разрешил всей деревне косить гречку себе, кто сколько скосит.
Все так старались. Скосили уже половину. Но приехал уполномоченный из района и велел всю эту скошенную траву собрать вместе и считать колхозной, а трактористам пахать не задерживаясь. И под плач и проклятия женщин я начал вспахивать зеленую сочную будущую гречиху. Потом мы уехали в другую деревню, и я не узнал, что председатель не послушался уполномоченного и раздал-таки скошенную траву колхозникам. А через неделю приехал милиционер и арестовал его. И получил бывший председатель восемь лет тюрьмы «за разбазаривание колхозного добра». Все это я узнал значительно позднее от безутешного сына председателя, мальчика лет двенадцати. В конце разговора он попросил меня починить ему старую отцовскую одностволку, сказал, что будет ходить на охоту, поддерживать мать вместо отца. А еще через несколько дней я узнал, что сын посаженного в тюрьму председателя застрелился из починенного мной ружья. С этим выстрелом ушла у молодого тракториста и любовь к земле, и мысли о сельском хозяйстве. И я твердо сказал себе, что в будущем я никогда не буду по своей воле работать в колхозе. Никогда.
Уже в конце лета того, 1942 года, ремонтируя свой злополучный трактор, я получил такую травму глаза, что пролежал почти месяц в военном глазном госпитале в городе Уфе. Эти два события — посев, а потом уборка несуществующей гречихи, последовавшее за этим ужасное наказание председателя колхоза, еще более ужасная смерть его сына и травма глаза, заставившая меня бросить трактор и вообще сельское хозяйство, — изменили ход моей жизни. Трудно сказать — добрался бы я до поездки по интерстейт номер девяносто пять, если бы этого не было. Я не вернулся уже в МТС и во вторую военную зиму пошел продолжать учиться, кончать десятый класс школы.
Состав класса за прошедший год сильно уменьшился. Половина ребят класса, те, кто был на год старше меня, ушли в армию. Теперь следующий призыв будет уже для оставшихся.
Несмотря на войну, на то, что почти половину учебного времени оставшиеся мальчики десятого класса проводили в маршировании с песнями и без песен, учебных штыковых боях, рытье окопов, ячеек для одиночного бойца и в изучении других военных дисциплин, у меня, как и у моих друзей, оставалось время на мечты. Каждый из нас, мальчиков, объединившись в маленькие кружки, жил напряженной интеллектуальной жизнью. В моем кружке нас было трое. Один из друзей строил планы политических преобразований страны. Отец его, местный крупный партийный деятель, был арестован в 1937 году и погиб в лагерях, по-видимому, за «длинный язык», но это ничему не научило его сына. Второй друг — прекрасный механик, изобретатель и золотые руки — все свободное время тратил на придумывание и изготовление самодельных пистолетов, которые мы иногда сообща испытывали в местной роще. Ну, а я по-прежнему мечтал стать инженером, только акцент сместился с самолетов, которые казались недосягаемыми, на моторы, самодвижущиеся экипажи. Прошлое тракториста давало уже знать, да и будущее было определено. Ведь меньше чем через год мы пойдем в армию. И конечно же я, тракторист, буду танкистом. Всех моих друзей по тракторной бригаде брали в танкисты. Ну, а раз я кончу к тому времени десять классов, я пойду в танковое училище, а потом…
Ах, как не хотелось никому из нас думать о том, что будет потом. Ведь все мы были деревенские мальчишки, а все мужчины, которые уходили из окрестных деревень и сел, почти никогда не становились формальными героями. По своему образованию, опыту большинство из них годилось только для пушечного мяса, для передовых линий, линий огня в качестве простых солдат — стрелков, связистов, артиллеристов. Поэтому в это глухое село, на третий год войны, взамен тех, кто ушел на призывные пункты, приходили назад лишь похоронки или искалеченные, обозленные обрубки, кричащие, когда выпьют: «Измена! Командиры нас продали!» И поэтому в этом селе не считалось хорошим тоном радоваться, если тебя возьмут в армию. Когда надо — тебя и так возьмут.
Я не думал о том, что будет со мной дальше того, что я конечно же стану танкистом. Мне и моим друзьям хотелось бы, конечно, дожить до конца войны. Сидя где-нибудь вместе, мы, три друга, если касались войны, то мечтали, что каждый из нас совершит что-нибудь геройское, но не будет убит, а будет ранен к это даст ему возможность вернуться домой, дожить до конца войны и посмотреть, что же будет потом. Поэтому иногда мы даже обсуждали разные раны, чтобы решить в душе, куда лучше быть раненым, чтобы увидеть это «потом». Не жить в нем — а именно увидеть. Но думать так далеко было бесполезно, ведь, скорее всего, из нас никто не доживет до конца войны. И как цветы, которые в тундре успевают вырасти и отцвести за несколько теплых дней, так и мы горели каждый в своем. Я теперь упивался книгами о моторах, всем, что смазано маслом и вращается, и о творцах этих машин. Как оказалось много книг об этом в местной библиотеке! Больше всего я любил теперь книги Льва Гумилевского «Творцы паровых турбин», «Рудольф Дизель», «Генрих Отто». И, думая об изобретателях и создателях всех этих машин и трудных судьбах их и их детищ, особенно о Дизеле — человеке и дизеле-моторе, мне вдруг показалось, что и я придумал новую машину.
Двигатель Дизеля работает за счет того, что воздух в его цилиндрах сжимается до очень высокой степени сжатия и нагревается при этом за счет сжатия до высокой температуры. После этого в цилиндры впрыскивается топливо, которое воспламеняется благодаря этой температуре, повышает температуру газа в цилиндре, и этот горячий газ толкает поршень, крутит вал мотора. При этом цилиндры мотора охлаждаются водой, чтобы отводить от них избыток тепла. Но ведь избыток тепла можно отвести и другим способом, не охлаждать Цилиндры водой, а дать им посильнее нагреться и через несколько оборотов вала впрыснуть вместо топлива воду. Вода испарится, забрав тепло от стенок цилиндра, и следующий «рабочий ход» поршень сделает уже как поршень паровой машины. Получится гибрид дизеля и паровой машины, который будет очень экономичным…
Незаметно пришла весна 1943 года. Выпускные экзамены, а потом — неожиданная свобода. Делай что хочешь, отдыхай, все равно уже скоро армия и война. Правда, отдых был неполным, нас, ребят, окончивших школу, послали работать грузчиками на пристань. На складах пристани скопились тысячи мешков гречки, но эти мешки кто-то должен был переносить и укладывать в трюмы барж и теплоходов, останавливающихся здесь. Вот мы и бегали по доскам на баржу и обратно: у каждого надет и застегнут на все пуговицы старый стеганый как бы жилет — куцая телогрейка без рукавов, а на спине этой телогрейки вшита прочно поперек всей спины деревянная полочка под названием «подушка». На складе, на берегу, каждый чуть наклонялся вперед, и двое других клали на «подушку» на его спине тяжелый мешок гречки или муки. И беги скорее на баржу, там, внутри ее трюма, тебе покажут, куда свалить осторожно мешок.
- Предыдущая
- 8/112
- Следующая
