Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич - Страница 82
- Предыдущая
- 82/112
- Следующая
А возможно, сейчас нация как раз и нуждается в тех, кто „не верит“. Если избирать альтернативу между популярными религиозными верованиями в Бога, который судит людей, награждает или наказывает их на небесах или в аду, как какой-нибудь восточный султан, или в Бога, который, как говорят, помогает нам в бизнесе через положительное мышление, — то многие думающие люди вообще начинают отбрасывать идею бога и начинают называть себя атеистами или агностиками.
Психиатры, занимающиеся развитием ребенка, говорят, что почти каждый малыш проходит через период, когда он говорит „нет“ почти на каждую просьбу. А психиатры подчеркивают, что этот период необходим и тоже полезен, потому что, говоря „нет“! ребенок впервые узнает независимость и самостоятельность. Дети должны сказать „нет!“ до того, как они узнают, кто же они».
Но не только дети и наиболее вдумчивые люди должны пройти через период, когда они говорят «нет». Целые поколения должны пройти через это, и все больше людей в нашем поколении говорят «нет» упрощенным религиозным идеям, которые возникли из детства человечества. Важным является: относитесь ли вы к жизни достаточно серьезно, чтобы обдумать ваши верования, и когда вы сделали это — решить, во что же вы верите. Часто скептик, атеист и агностик отвергают традиционное верование не из-за несговорчивости, а, скорее, из-за преданности высшему идеалу — правде. Именно эта преданность ведет его в трудном поиске. Тогда первой обязанностью атеиста является сказать «нет» и быть негативным из-за его позитивной лояльности к своей совести и личной внутренней целостности. Но его поиск не кончается здесь. Он ведет его часто к чисто естественному принятию принципов морали и, может быть, к еще более глубокой вере. Поэтому они, атеисты, часто как раз и есть «добрые самаритяне» — лучшие люди нашего времени. И они должны быть приняты с удовольствием всеми, кто ищет правду серьезно. Ведь их вопросы и сомнения много правдивее и религиознее, чем самодовольные молитвы многих, кто в богатых новых одеждах приходит отметить Пасху. И мы должны помнить замечание из Талмуда: «Придет ли время, когда они забудут мое имя, но сделают то, что я велел им». Ведь вера в бога, достигнутая через думы, помогает не всем. Другие, найдя невозможным верование, могут найти свою «веру» в человеческих ценностях и идеях, таких, как любовь, понимание, стремление к знанию, дружба, творчество, воспитание детей. При этом один будет звать себя христианином, другой — атеистом. И если они оба будут одинаково стремиться к социальной справедливости и равенству, они будут ближе друг к другу, чем к силам реакции и тоталитаризма. Иисус и атеист Сократ имеют больше общего, чем Иисус с религиозным Франко или Сократ и атеист Гитлер. Поэтому религиозные либералы приглашают посетить их церкви всех, кто серьезно ищет правду: атеистов и верующих, христиан и евреев, буддистов и свободомыслящих, — всех, кто хотел бы лучше почувствовать великие Этические и моральные принципы, которые всегда были дороги чувствительным людям. В смутные времена, когда этически слепые так часто являются нашими лидерами, мы не можем позволить себе исключить из нашей среды людей, которые, может быть, помогут нам, как мы им в поисках идеалов.
Я уже прочитал брошюру, а Иан все не возвращался. На столе лежал толстый телефонный справочник по Буффало. Я открыл его на странице «Церкви». Сотни и сотни самых разных, неизвестных мне названий церквей были здесь.
Когда пришел Иан, я спросил его, почему так много различных направлений церквей, и он ответил, что в отличие от Европы, где в каждой стране церковь управляется в какой-то степени сверху и, как правило, нигде нельзя открыть новую церковь, не согласовав это с Церковными властями, здесь, в США, в церковном деле полная свобода предпринимательства.
— Если в Англии каждый «сумасшедший» может создать свою партию, то в США каждый «сумасшедший» может создать свою религию, и если у него есть место, где собираться, — назвать это место церковью, — сказал Иан. — Например, моя церковь объединяет всех: христиан, буддистов, иудаистов и даже атеистов.
Мы не спрашиваем тех, кто приходит сюда, верят ли они вообще в какие-либо религиозные доктрины. Если они верят в любовь, дружбу, семью, а главное, если они искренни, — это уже хорошо. Хотя нет, мы не требуем искренности, ведь мы не задаем вопросов… Наша церковь родилась в Бостоне. А наиболее образованные люди Бостона, среди которых много моряков, повидавших весь свет и узнавших разные религии, либеральнее, чем в других частях Америки. И сейчас наша церковь — это церковь интеллектуалов. Посмотри на тип публики: ученые, писатели…
Я вспомнил спокойных, утонченных и богато одетых мужчин и женщин за столами. Как они разительно отличались от тех простых детей природы — рабочих, бедняков и безработных сестры Джин.
— Я хотел тебя спросить, Иан, а какое религиозное направление представляет «Маяк любви».
— О, Игор, тебе повезло, ты дотронулся до двух противоположных полюсов современной религии Америки. Мы — наиболее интеллигентная, спокойная, если можно так выразиться, часть ее, но в какой-то степени революционная. В середине — обычные христиане и другие религии традиционного типа. Но молодежь, как правило, не удовлетворяется этой «сытой, богатой» службой. Они-то и создают бедные церкви эмоций, где все напоминает времена первых христиан. А люди стремятся туда, где бедно и чисто, несут свои деньги, и постепенно новая церковь богатеет, становится более ортодоксальной и теряет своих прихожан. Цикл замыкается. Ведь сейчас многие люди сбились с толку и выбирают себе церковь не по названию, а по типу службы и характеру священников.
Я вспомнил барабаны, скрипку и гитару «Маяка любви», поднятые вверх в экстазе тонкие руки, лица женщин, их несущиеся вверх голоса: «Глори-глори Аллилуйя!..» Как я не догадался раньше? Конечно же это первые христиане до того, как они стали богатыми, могли вести себя так.
— И это не только в христианстве, — продолжал Иан. — Ортодоксальные евреи, например, больше всего обеспокоены сейчас движением еврейской молодежи, стремящейся соединить еврейскую и христианскую религию. Церковь эта называется «Иудеи за Христа» или что-то в этом роде. Ведь при этом та религиозная изоляция, в которой находится еврейское общество в Америке, исчезнет. А ведь многие молодые и бедные евреи хотят этого, в то время как официальный еврейский истэблишмент боится этого, как своей смерти. Сейчас оба эти направления существуют в Америке. Вот, например, в следующее воскресенье у нас будет очень интересная проповедь, которую буду читать я на пару с еврейским раввином, и не про сто рабби, а рабби-женщиной, что само по себе неприемлемо для ортодоксального еврея…
Когда я ехал домой сквозь ночной проливной дождь по каким-то интерстейт, я не включил радио как обычно. Я думал об этой странной стране, где столько разных церквей, в каждой из которых люди по-своему воспевают хвалу своему богу.
Хотя «нет мира под оливами».
— Я так одинока… — сказала мне однажды веселая партнерша по сквер-танцам. — У меня четверо детей и жива мама и еще двое братьев, но никто не разговаривает со мной, даже мать не называет меня дочерью. Потому что моя семья много лет назад вступила в религиозное христианское общество «Свидетели Иеговы». И хотя каждое третье слово из проповедей — «любовь», в действительности нам запрещают разговаривать с кем-либо, кто не член этого общества.
Я вступила в него, потому что муж вступил, а я хотела быть послушной женой и иметь ту же религию, что и муж. Потом членами общества стали мои дети, братья, мать. Но наши лидеры начали заставлять меня ходить в церковь чуть ли не три раза в неделю: то песни — хвала Лорду, то изучение Библии, то уроки ораторского искусства — как выступать перед теми, кто не член общества, чтобы обратить их в свою веру. Я застенчивый человек, мягкий, я не хотела никого никуда обращать, а они заставляли меня, как и всех, ходить по домам, стучаться в чужие двери и нахально просить, почти угрожать, чтобы вступали в общество «Свидетели Иеговы». Я терпела все это, но когда развелась с мужем, необходимость быть в этом обществе отпала, и я вышла из него. И любвеобильные приеры запретили всем, даже моим детям, братьям и матери когда-либо общаться со мной. И самое удивительное, что все они, и даже дети, убеждены, что делают правильно, что ими движет всеобщая любовь ко всем ближним.
- Предыдущая
- 82/112
- Следующая
