Голос ночной птицы - Маккаммон Роберт Рик - Страница 50
- Предыдущая
- 50/177
- Следующая
— Насколько я понимаю, той ночью в саду вы были в ужасе. Ужас придает силу ногам, это я тоже знаю. Но когда та личность у вас за спиной сказала: «Джеремия, беги домой», вы действительно побежали?
— Не знаю. Наверное, да, потому что оказался у себя в кровати.
— Вы не помните, как бежали? Не помните, была ли боль в ногах?
— Нет, — ответил Бакнер. — Не помню.
— Через какую дверь вы вошли в свой дом?
— Дверь? Сейчас вспомню… вроде бы через заднюю.
— То есть вы не помните, какая это была дверь?
— Их всего две, — фыркнул Бакнер. — Задняя и передняя. Я был за домом, так что, наверное, вошел в заднюю.
— Той ночью было холодно? — спросил Мэтью, обмакивая перо.
— Февраль был, я же сказал.
— Да, сэр. Но мой вопрос, предложенный вам, таков: было ли холодно в ту ночь?
— Было, конечно. Не могло не быть — в феврале-то!
— Но вы не помните точно, было холодно или нет? Вы не вспоминаете ощущение холода?
— Меня, что ли, здесь судят? — Бакнер посмотрел на магистрата в поисках поддержки. — Чего это он добивается?
— В твоих вопросах есть какая-то цель, Мэтью?
— Да, сэр. Вы мне позволите их задать?
— Ладно. — Вудворд кивнул. — Только помни, пожалуйста, что мистер Бакнер — свидетель, а не обвиняемый.
— Мистер Бакнер, когда вы встали, чтобы выйти на улицу в эту холодную февральскую ночь, вы не задержались надеть верхнюю одежду?
— Верхнюю одежду? При чем она здесь?
— Куртку, — сказал Мэтью. — Плащ. Шляпу. Перчатки. Конечно, вы не могли не задержаться, чтобы надеть башмаки.
Бакнер наморщил лоб.
— Ну… да… конечно, я надел башмаки!
— А куртку?
— Ну да, помню, что и куртку надел! Вы меня за дурака держите?
— Никоим образом, сэр. Но эти детали вы сообщаете не очень уверенно. Скажите мне тогда вот что: когда вы услышали крик петуха, вы лежали в постели в башмаках и в куртке?
— Чего?
— Вы показали, что лежали в постели, весь в поту и дрожа. Вы в какой-то момент остановились снять башмаки и пальто перед тем, как лечь в постель?
— Ну да. — Это было сказано убежденно. — Не мог не снять.
— А трость? — спросил Мэтью. — Вы ее взяли с собой, когда выходили?
— Взял. Без нее я вряд ли туда дошел бы.
— И куда вы поставили вашу трость, вернувшись из сада?
— Я… я ее поставил… — Бакнер прижал пальцы ко рту. — Я ее поставил… в угол, рядом с кроватью, так понимаю. Где она всегда стоит.
— И там она и оказалась утром?
— Да. Прямо в углу.
— А куда вы положили куртку и башмаки?
— Я… куртку я снял и положил, а башмаки… в ногах кровати, наверное.
— И там вы их и нашли в следующий раз, когда они вам понадобились?
— Постойте-ка, — сказал Бакнер, усердно морща лоб. — Нет. Куртку я, значит, повесил на крюке у передней двери. Там она и была.
— У передней двери? Но вошли вы через заднюю? В доме горел фонарь или было темно?
— Темно. Света я не помню.
— Вы были — как вы говорили — испуганы до полусмерти, стали свидетелем демонских мерзостей, и при этом вы смогли пройти через весь дом в темноте, чтобы повесить куртку на соответствующий крюк? — Мэтью поднял палец, пока Бакнер еще не успел ответить. — Ага! Вы это сделали, чтобы жена не узнала, что вы выходили! Я прав?
— Ну, наверное. — Бакнер энергично закивал. — В этом, должно быть, дело.
— Сэр, если вы так поступили, почему же вы думали, что сняли ее и положили в ногах кровати? Вы настолько неясно помните, где оставили куртку?
— Я был заворожен! Не мог не быть. Я же сказал, после того, что я видел, у меня уже в голове не все в порядке.
— Мистер Бакнер? — Мэтью пристально всмотрелся в глаза старика. — Вы рассказали нам всю историю в потрясающих подробностях, причем видели вы их без какого-либо освещения. Почему же тогда вы так плохо помните подробности того, что было до и после инцидента в саду?
Бакнер сжал зубы:
— Вы считаете, что я лгу?
— Мистер Бакнер, — вмешался Вудворд, — никто такого не говорил.
— А и говорить не надо! Я по этим проклятым вопросам вижу, которые он задает! Все это насчет там курток и башмаков и где там была у меня трость и где не было! Я честный человек, хоть кого спросите!
— Сэр, прошу вас. Нет оснований для подобных вспышек.
— Я не врун! — Это Бакнер уже просто выкрикнул. Он с трудом поднялся на ноги и показал на Рэйчел Ховарт. — Вот ведьма, которую я видел с тремя демонами из Ада! Я их с ней видел, тут никакой ошибки! Она — зло, до самого своего черного сердца, а если вы думаете, что я вру, значит, она и на вас уже порчу навела!
— Сэр, — ровным голосом начал Вудворд, стараясь успокоить старика. — Прошу вас. Присядьте, пожалуйста, и…
— Не сяду я! Не станет меня никто называть лжецом, будь он даже магистрат! Видит Бог, я говорю правду, а лишь Его суд важен!
— В Небесах — да, — сказал Вудворд, несколько уязвленный последним замечанием. — Но в судах земных правосудием занимаются смертные.
— Да будь тут правосудие, ведьма бы следующего дня уже не увидела! — У Бакнера на губах выступила белая пена, глаза горели яростью. — Или вы уже решили, что город наш должен погибнуть, а ведьма — жить?
— У меня еще остались вопросы, — сказал Вудворд, указывая на табурет. — Не будете ли вы добры сесть?
— Я уже этого наелся досыта! И отвечать ни на что уже не буду!
Старик резко повернулся и вышел из камеры, тяжело опираясь на трость.
Вудворд тоже встал:
— Мистер Бакнер, прошу вас! Еще только несколько минут!
Но его мольбы пропали втуне. Бакнер вышел, хромая, и покинул тюрьму.
— Его можно убедить вернуться, — сказал Мэтью. — Бидвелла он послушает.
— У меня всего два-три вопроса осталось. — Вудворд бросил недобрый взгляд на своего клерка. — Зачем было так доводить человека?
— Мне кажется, я никого не доводил, сэр. Я прояснял обстоятельства.
— Ты устроил этому человеку допрос с пристрастием, Мэтью! С тем же успехом ты мог бы назвать его лжецом.
— Нет, сэр, — ответил Мэтью спокойно, — я такого не говорил. Я просто хотел знать, почему он не может вспомнить некоторые конкретные подробности, хотя другие конкретные подробности помнит весьма ясно. Я думал, что он вспомнит, как надевал и снимал куртку и башмаки, какой бы страх он ни пережил.
— Так вот этот человек не лжец! — заверил Вудворд. — Сбит с толку — быть может. Испуган — наверное. Но я не верю, что он способен был бы создавать такие фантазмы. А ты? Я хочу сказать… Боже милостивый, если он действительно такое состряпал, то его уже ничем не спасти!
В ответ раздался смех. Мэтью и Вудворд обернулись к соседней камере. Рэйчел Ховарт сидела на скамье, прислонясь спиной к шероховатой стенке и запрокинув голову.
— Вы находите это веселым, мадам? — вопросил Вудворд.
— Нет, — ответила она. — Я нахожу это печальным. Но поскольку слезы у меня давно кончились, мне приходится смеяться, вместо того чтобы рыдать.
— Смейтесь или рыдайте, как вам хочется, но улики против вас весьма серьезны.
— Улики? — Она снова рассмеялась. — Да где ж тут улики? Безумная сказка, рассказанная стариком? Хотя в его словах и была доля правды.
— То есть вы признаете свой договор с Дьяволом?
— Отнюдь. Я признаю, что ходила в церковь по воскресеньям и в третий раз сидела на службе с волосами, вымазанными тухлым яйцом. Но я не собиралась доставлять им удовольствие наблюдать, как я бегу домой или плачу, как побитый ребенок. Это единственная правда во всем рассказе Бакнера.
— Конечно, вы будете отрицать инцидент в саду. Я ничего другого и не ожидал бы.
— А тогда какой в этом смысл? — Она направила янтарные глаза на Вудворда. — Если я такая уж ведьма, зачем бы я позвала Бакнера созерцать мои… нескромности? Почему не стала заниматься такими вещами не прилюдно?
— Этого я не знаю, мадам. Почему?
— Очевидно также, согласно Бакнеру, я умею проходить сквозь запертые двери. Почему же я тогда до сих пор в этой камере?
- Предыдущая
- 50/177
- Следующая