Тропой смелых(изд.1950) - Коряков Олег Фомич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/42
• Следующая

— Куда путь держите?

— Да вот идем…

— Туристы мы, — вмешался Лёня. — Путешествуем.

— Землетопы, значит, — понимающе кивнул старик.

— Почему землетопы? — обиделся Лёня. — Мы не просто ходим — мы свой край изучаем.

— Ишь ты! Скорые какие! Его, брат, край-то наш, сразу не изучишь. Это тебе не Голландия какая — плюнул да прошел. Россия! — Старик сурово и гордо взмахнул бородой, но сразу же и просветлел. — Ничего, милые, не обидьтесь. Годы молодые — ноги легкие. Хорошо делаете, ладно. Ходить по ней, матушке, полезно. Сам лаптей истаскал — не сочтешь. Только дело-то не в лаптях. Ходить глазом надо… Непонятно? Это, значит, чтобы примечать все. Ногой сто верст протопал — кость набил, а проку нет. Глазом эти версты пройдешь — разума прибавишь. Во-от… А вы, куричьи сыны, напугались ведь, когда затарахтел я, а? — И он весело рассмеялся.

— Нет, — сказал Вова, — мы думали: это не вы, а…

— Кто, думали? Поди, медведя ждали?

— Ну, медведей-то мы не боимся, — поспешил вступить в разговор Лёня, боясь, что Вова разболтается.

— Медведь не тронет, — согласился дед. — Он зверь с понятием… Может, чаишку-то еще нальёте? Имею до него слабость.

— А вы, дедушка, кто? — поинтересовался Миша.

— А дедушка и есть. Право слово. Внучат таких вот, как вы, да и поболе еще годами, восемь штук. Оно, конечно, людей штуками считать неприлично, но внуки не обижаются… А возраст мой — шестьдесят девять годов.

— У-у! — сказал Вова.

— По занятию я, стало быть, горщик, — продолжал старик, прихлебывая чай. — Сейчас, конечно, пенсию от государства имею, но все же на покой еще не перешел. Покой человека старит и к земле гнет, а труд да дело молодят. Камешки не бросаю, роюсь в землице-то.

— Вы, значит, с камнями работаете, да? — обрадовался Лёня.

— С ними, — согласился дед.

— Вот хорошо! Вы нам скажете… — Звеньевой подтащил к огню рюкзак. — Мы насобирали тут всяких… — Он стал развертывать бумажки и раскладывать свои образцы.

Старик допил чай и повернулся к Лёне. Он брал каждый камешек бережно и легко, словно сыпучий комочек снега, ловко повертывал в пожелтелых заскорузлых пальцах и объяснял:

— Кварц это. Камень обыкновенный. Вот ежели бы прозрачный нашли — хрусталем называется, поди, слышали, — он поинтереснее… А это свинцовый блеск. Ишь, будто свежерезаный свинец, переливается! Руда это. Свинец с нее и плавят… А ну-ка, ну, покажи! — Он протянул руку к небольшому неровному камешку, по цвету похожему на светлый синеватый малахит. — Это где взял? В ложке этом?.. Ну-ну, встречал здесь. Лазурь это медная, еще азуритом называют. Тоже руда, медь из нее достают. Только медью она не шибко богатая. Встарину у нас больше поделки всяческие из нее мастерили. Добрый камень, не бросовый… А это, значит, сланец. Порода пустая, но примету дает хорошую. В ней немало добрых камешков найти можно… Что? А ну покажи…

Миша протянул деду кусок того загадочного камня, что вспучился нежданной горкой под их костром.

— Хм! — усмехнулся старик в усы. — На огне пытали?

— Вот-вот. Разбухает он. Почему, дедушка, а?

— Слюда это черная. По-ученому вермикулит называется. В ней, видишь, воды много. На огонь-то как бросишь, вода паром обертывается и пучит камень. Понял? В технике он применение имеет… А это колчедан, железный камень. Блеском, поди, понравился? Знаю ведь, у вас — что у сорок: глаз-то все блестящее норовит поймать. А вы мне лучше скажите: не сыскали ли вы где ненароком нефриту? Камешек-то не шибко приметный, не веселый, сам сзеленя и будто облаком дождевым прикрыт, сероватый такой, простенький. Очень нужен он мне, этот камень. Давно ищу, и приметы есть, а найти еще фарту не было. Люди сказывали, будто видели его в наших краях. Вам не встречался ли?

Ребята задумались, припоминая. Нефрит? Сероватый такой, с зеленью?..

Богатств земли русской не перечесть. Она — как гигантская сказочная кладовая, в которой, куда ни глянь, сокровища одно другого лучше. Чего только не сыщешь в наших краях! Подземные моря нефти и леса каменного угля. Толщи железных и медных руд. Алюминий и марганец. Золото и платина.

И бродит по миру гордая многовековая слава о драгоценных камнях-самоцветах. Никто не окрашивал этих камней, да и не смог бы окрасить так чудесно, а они играют, переливаются всеми цветами, какие есть под нашим солнцем, и потому народ назвал их самоцветами. А еще их зовут — самосветы.

Под лесным буреломом, под глыбой мшистого гранита, в размывах безымянных речушек можно найти эти камни, овеянные дымкой древних, как жизнь человечества, легенд и вечно молодые, вечно радующие глаз своей красотой — то искрящейся и буйной, то теплой и отрадной, то холодной и строгой.

Если бы собрать их вместе, бросить пестрой россыпью на скалистом угоре под солнечные лучи, засверкало бы, зарябило, ожгло бы острым сиянием глаза: столько лучезарной слепящей красоты в этих маленьких дивных «цветах земли».

Но когда горщик бродит по тайге, когда восхищенно трогает рукой сверкающие самоцветы, когда жадно припадает к земле, увидев прекрасный их блеск, он помнит и о других камнях, подчас совсем неприметных. Вот, например, тусклый камешек цвета грязного дождевого облака с листвяным зеленым отливом. Некрасив он с виду, а имя у него ласкающее, нежное: нефрит.

Он состоит из переплета тончайших нитей-волокон минерала актинолита, или лучистого камня. Он родной брат знаменитому асбесту, «горному льну», из которого ткут несгораемые ткани. Только асбест складывается из толстых волокон актинолита, а нефрит — из самых тонких, тоньше, наверное, паутины. Нефрит очень прочен. Это его свойство человек приметил многие тысячи лег назад, когда был еще полудиким. Человек не знал тогда ни железа, ни меди, одевался в звериные шкуры и жил в пещерах. Его оружием были каменные топоры, ножи и стрелы. Многие из них он вытачивал из нефрита.

Позднее из него стали выделывать посуду для богачей, чаши и табакерки, вазы и абажуры. И попрежнему он удивлял своей прочностью. Ученые заинтересовались им, стали исследовать и открыли замечательное свойство: его можно резать стальным ножом, но очень трудно сломать молотком. Так же, как пробку. Только нефрит, конечно, много тверже. Сделали такой опыт: на громадную наковальню положили глыбу нефрита и ударили тяжелым-тяжелым молотом. Разлетелась… наковальня.

Вот какой прочный этот камень — древний знакомец человека. Теперь его научились применять в технике на строительстве ответственных сооружений. Там, где нужны крупные и особенно прочные детали, используют нефрит.

Об этом вот замечательном камне и спросил у пареньков старик.

Ребята долго молчали. Мало ли попадалось им на пути всяких камней, больших и малых. Ведь все не заберешь с собой. Вот если бы знать наперед, они, конечно, обязательно постарались бы отыскать. А так…

— За блеском гонитесь, — дед укоризненно качнул головой, — за красотой. Красота-то и обманная бывает. Не все то золото, что блестит… Ну ладно. Спасибо за чай да привет. Мне дальше поспевать пора.

— Это вам, дедушка, спасибо. А может, переночуете с нами?

— Нет, милые, пойду. Мне тут недалече осталось. Верст семь. Сын у меня лесником в этих местах.

— Подождите, дедушка. У меня вот есть еще камешек… Он совсем не блестящий. Правда, на нефрит не походит, но я не знаю, вы посмотрите. — Лёня протянул старику небольшой шероховатый кристалл грязного серобурого цвета.

— Поди, опять пустышка какая, — сказал старик, но камешек взял, склонился к свету. — Стой-ка! Да ведь это… Это поценней нефриту будет. Касситерит это. А проще, по-нашему, — оловянный камень. Очень редкая руда. Олово с нее плавят. Давно в наших краях ищут, потому как олово — нужный для страны металл. Молодцы! Ей-богу, молодцы ребята! Добрая находка. Где сыскали-то?.. Ну? Чего молчишь? В каком месте, спрашиваю, нашли? Да ты не бойся, прав ваших я не отыму…

Лёня виновато моргал: он забыл, где нашел этот камешек. Хоть молотком по голове бей — не вспомнить.

• Предыдущая
• 20/42
• Следующая