Сердечные струны - Пейсли Ребекка - Страница 17

• Предыдущая
• 17/76
• Следующая

— И грудные мускулы, — добавила она с улыбкой. Мистер Монтана, насчет дождя — как вы узнали?

Он, поддев пальцами влажные пряди волос, прилипшие к ее лицу, убрал их.

— Птицы летали близко к земле, мисс Уорт. Звуки были резче, а запахи сильнее, чем обычно, — три верных признака дождя.

Его объяснение заняло ее мозг и освободило от неотвязных мыслей о буре.

— Вялый воздух — тяжелый воздух. Да, да. Это заставило бы птиц летать низко, равно как и усилило бы запахи и звуки — никогда не рассматривала такой возможности, а лишь использовала облачные образования, чтобы предсказать погоду.

Она ощутила, как в ней усилилось еще более глубокое уважение к нему. Подняв голову, улыбнулась.

— Вы научили меня тому, чего я не знала, мистер Монтана. Спасибо, что поделились со мной своей мудростью.

Он никогда не считал знание примет дождя мудростью: оно пришло к нему не из учебника, а из детства, почему всегда думал, как о чем-то вполне естественном и разумном.

Она назвала это мудростью и выразила признательность за то, что узнала от него.

Ее благодарность побудила какие-то странные и в то же время нежные чувства, которые он уже испытывал сегодня днем. Они, казалось, расходились из его груди, медленно наполняя теплом.

Словно действие виски.

Роман растерялся. Мужчина теряет весь разум, все самообладание, когда слишком много выпьет, — именно в таком состоянии он чувствовал себя теперь: лишенным рассудка, но не от спиртного, а женщиной — с прекрасными глазами цвета виски, которая намеревалась забеременеть, отдать ребенка и затем отплыть в Бразилию, чтобы отыскать в слюне жуков чудодейственное средство от облысения.

И он подумал: разве можно что-то испытывать к такой женщине? Улыбнулся собственной глупости: чертовски повезло, что завтра избавится от Теодосии — ее сумасбродство начинало раздражать его.

Примостившись на, маленьком табурете в передней дома доктора Уоллэби, Теодосия внимательно огляделась: длинный деревянный стол был завален предметными стеклами, исписанными листами бумаги и большими стеклянными банками, в которых содержались образцы различных насекомых; не менее шести микроскопов стояли в разных местах комнаты; в высоких книжных шкафах у стен хранилось множество кожаных томов; на одном из подоконников лежали букет засохших колокольчиков, увеличительное стекло, кусочек окаменевшего дерева и маленький коричневый пакет с именем Романа на нем.

Доктора Уоллэби не было дома. Неизвестно, где он и когда вернется — оставалось только дожидаться…

Появился Роман, неся на широких плечах ее самый тяжелый сундук. Как и в Оатес Джанкшен, он делал это, казалось, без особых усилий, лишь вздувавшиеся мускулы выдавали, что ноша была крайне тяжелой.

Припомнилась прошедшая ночь: сухое и защищенное место под повозкой, глубокий сон в его объятиях, чувство тепла и безопасности, несмотря на продолжающуюся бурю. Проснувшись утром, сразу же почувствовала на себе взгляд его пронизывающих голубых глаз — не смотрел ли он так на нее всю ночь? Такое предположение по неясной причине вызвало в ней трепет возбуждения, прежде никогда ею не испытываемого.

— Это последний, — сказал Роман, поставив сундук в угол вместе с ее остальным багажом.

Его глубокий низкий голос трепетом отозвался в каждом ее нерве.

— На подоконнике для вас пакет, мистер Монтана.

Он взял его, открыл, быстро сосчитав деньги, сунул в карман и посмотрел на Теодосию.

Солнечный свет струился за ее спиной, раскрашивая волосы, щеки и сердцевидную рубиновую брошь в мягкие приятные тона; маленькие белые руки, сложенные на коленях, почти скрывались в изящных кружевах, волнами охвативших тонкие запястья; розовое платье удивительно гармонировало с маленькими цветочками, росшими у оград, — иногда он замечал их, но не интересовался названием, а Теодосия наверняка знала.

Розовый цвет делал ее такой юной и поразительно невинной. Но, черт возьми, подумалось ему, она и есть такая — ее гениальность ничего не меняла.

Он неловко пошевелился. Ее уязвимость всякий раз поражала его, вызывая тревожные мысли: что с ней может случиться дальше. Зная множество умных вещей, она не умела позаботиться о себе, — возможно, угодит к крокодилам, едва ступит на бразильскую землю.

Он провел рукой по волосам. Проклятие, теперь все время в его распоряжении — дни, недели, месяцы и годы забот о женщинах кончились; хотя Теодосия тоже женщина, но глупая женщина, которую ему довелось встретить, и теперь пришло время покинуть и ее.

Черта с два кому-нибудь удастся его одурачить.

Роман расправил плечи.

— Мне пора, мисс Уорт. Остерегайтесь крокодилов в Бразилии. — Он повернулся к двери.

— Вы не подождете со мной, мистер Монтана? — Ее собственный вопрос удивил ее, равно как и странная пустота, которую вдруг ощутила внутри: неужели всего лишь три дня назад с нетерпением ждала момента, когда избавится от компании этого упрямого, надменного мужчины? — Доктора Уоллэби нет, и я…

— Наверное, ищет жуков. Этот человек проводит со своими букашками так много времени, что, вполне возможно, сам скоро превратится в одну из них. А мы приехали с опережением графика. Он не ждал нас до вечера.

— И все же, я была бы вам признательна, если бы вы подождали вместе со мной. Мы могли бы поговорить. Сегодня вы так погоняли лошадей, что у нас было мало возможности побеседовать.

— Я считал, что вы хотели поскорее добраться сюда.

— Да, но я…

— Ну, вот вы и здесь, и как только Король Жуков вернется, вы вдвоем сможете заняться всем тем, чем собирались. А пока будете ждать, почему бы вам не освежить в памяти ваш сексуальный трактат? Одному из вас нужно быть мастером в искусстве любви, и могу предположить, им не станет ваш ископаемый любовник.

Он шагнул к двери, но снова остановился, услышав ее голос.

— До свидания, мистер Монтана. Большое спасибо за все, что вы для меня сделали. — Она улыбнулась.

Ее милая улыбка напомнила Роману мед — такая же манящая, медленно растекающаяся и в точности такая же сладкая, притягивающая к себе.

Доктор Уоллэби станет первым мужчиной, который займется с ней любовью.

Но спустя многие годы, когда Теодосия вспомнит свой первый поцелуй, — можно поклясться — подумает о Романе Монтана.

Возбуждающий аромат полевых цветов, тепло и женщина завладели его чувствами — он потянулся к ней, правой рукой удерживая подбородок, намереваясь поцеловать.

Радостная улыбка преобразила его лицо: в поцелуе, таком же нежном, как игра света в ее глазах, он коснулся ее рта, ощутил языком слабый вздох, встретившись с ее сомкнутыми губами.

Опустив левую руку на ее поясницу, удивился — мягкая на ощупь, неужели без корсета? Ее тоненькая талия была натуральной, не поддельной, и это еще больше возбудило Романа.

Прижал ее ближе — к себе, к своему жару.

Девушка попыталась отстраниться, но сразу же затихла, повернувшись лицом к нему, подчинившись твердым, требовательным и властным движениям его языка; их бедра прижимались все сильнее и сильнее — получилось идеальное соответствие тел, словно какой-то искусный скульптор создал их специально друг для друга; его движения зажигали ее пылающим жаром желания, зная, что никогда не увидит ее; сладостно изгибаясь навстречу, она как будто уверяла, что не забудет его.

Закончив чувственное объятие так же, как и начал — нежно, постепенно, его губы уже больше не ласкали ее, а тела не соприкасались, — Роман улыбнулся, повертел мягкий золотистый локон, упавший ей на грудь, повернулся и вышел.

Теодосия поняла: поцелуй — его прощание и осознала, что будет по нему скучать.

Устроившись на другой стороне стола, она наблюдала, как доктор Уоллэби дочитывает последнюю страницу тезисов, подготовленных ею как часть экзамена. Свет лампы и лунное сияние освещали тарелки с ужином, клетку попугая, кувшин со свежими колокольчиками и тонкое, угловатое лицо доктора Уоллэби.

• Предыдущая
• 17/76
• Следующая